- Нет, этого солдаты сказать не могут, - сказал лейтенант. - Они знают, что вы свою норму уже выполнили, а это задание сверх нормы, поэтому вам и посидеть можно чуть подольше, чем другим.

- От долгого сиденья без дела тоже плохо, - ответила Дуся на слова лейтенанта.

- Женщины, поднимайтесь, поднимайтесь!

Женщины от повседневной тяжелой работы и недоедания изрядно притомились, и вставать с нагретой солнцем земли им не хотелось, так бы и сидели до неопределенного времени.

Но сколько ни сиди, а подниматься надо, и одна за одной с шутками стали подниматься с насиженных мест и взбираться по крутому откосу железнодорожного полотна.

Когда Полина поравнялась с лейтенантом, он окликнул ее по имени. Она остановилась, почувствовав, как к лицу устремился жар, оно запылало. Она слышала приближение его шагов и, опустив голову, ждала. Ей было неудобно перед женщинами, которые не только слышали, как он окликнул ее, но и сейчас смотрят на них с насыпи. Но деваться было некуда, и она ждала, все более краснея.

- Полина! - произнес он сдавленным голосом.

- Что? - волнуясь, тихо произнесла она.

- Можно прийти к тебе?

- Когда? - не подымая головы, спросила она.

- Сегодня! - осмелев, выпалил он. - Или завтра.

- Приходите, - произнесла она и, быстро взглянув на него, повернулась, пошла к женщинам.

Пока они разговаривали, стоя внизу, женщины с высоты насыпи, наблюдая за ними, вели свой разговор.

- Ох, бабоньки, как я им завидую! - с волнением в голосе, говорила Шура, любуясь молодой парочкой.

- Кому? - не поняла ее рядом стоящая женщина.

- Да вон молодым, кому ж еще! - кивнула в сторону стоящих Полины и лейтенанта, произнесла она. - Где мой Вася, и жив ли он? Вот уж два года ни слуху, ни духу.

- Если бы был неживой, уже давно бы похоронку прислали, - успокаивающе сказала соседка. - Вон сколько пришло похоронок, а раз тебе нет, значит, жив еще. Может, тяжело ранен, в госпитале лежит, а может, еще где.

- Были мы молоденькие, несмышленые, - начала вспоминать Шура о своем прошлом. - Он подойдет ко мне, а я не знаю, куда глаза девать, краснею, долго стеснялась его, пока привыкла. Эх, Вася, Вася, где ты там?

- Сейчас бы не стеснялась? - усмехаясь, спросила соседка.

- Ой, бабоньки, сейчас бы я его так, родненького, приголубила! - с жаром произнесла она. - Не так бы, как Полина стоит, голову опустила.

- Да ты же сама только что говорила, как стеснялась своего Васи, - упрекнула ее соседка. - А теперь больно смелая стала.

- Да, дура была смолоду, а теперь ухватилась бы за локоть, да накось, возьми его, не достанешь.

- Ты, теть Шур, с нами не ровняйся, - вмешалась в разговор Оля. - Ты со своим Васей влюблялась в мирное время, а сейчас военное, ребят подходящих нет, а если и попадется такой вот лейтенантик, что толку с него. На два вечера, и жди потом с моря погоды. Так уж лучше одной прозябать.

- Нет, Оленька, тут ты не права, потому что еще не влюбилась и просто не знаешь, что это такое, - не согласилась с ней тетя Шура. - А вот у Полины это время, видать, наступило, и ей не помешает ни война, ни то, что лейтенант через неделю, а может, полторы уедет в неизвестном направлении, а она останется с одной лишь надеждой, что он вернется к ней цел и невредим, как и мы ждем своих суженых, а вернутся ли они, один бог знает.

- Пойдемте работать! - сказала она. - А то вылупили зенки, как в зверинце на диковинную животину. Пусть хоть поговорят наедине.

И она, повернувшись, пошла к платформам. Женщины молча последовали за ней.

Солнце катилось к закату, но времени до конца рабочего дня оставалось еще много, и женщины, изрядно передохнув, яростно набросились на гравий: только и видно было, как мелькали лопаты в серо-желтой пыли, поднимающейся столбом от платформы, да слышен был скрежет лопат о гравий.

Полина с лейтенантом не стали долго задерживаться, договорились о времени и месте встречи и разошлись.

Лейтенант пошел к своим солдатам, а Полина вернулась к женщинам и, взобравшись на платформу, стала, как и все, орудовать лопатой.

После беседы с лейтенантом она не могла успокоиться, все думала о разговоре с ним, о предстоящей встрече, о женщинах: ей казалось, что они осуждающе поглядывают на нее.

Но женщины только вначале поговорили о ней, а теперь спокойно думали каждая о своем, наболевшем.

И только тогда, когда остановились передохнуть, Шура не выдержала, лукаво посмотрела на Полину и сказала: "Так держать, Полина, не теряйся. Лейтенант молодой, красивый, и если бы я была помоложе так лет на пяток, то приударила бы за ним. Мальчик он, что надо".

- Любовь - это хорошая штука, но и она должна быть ограничена рамками закона, рамками человеческого общежития, - опершись на черенок лопаты, говорила она. Теперь лицо ее стало задумчивым, а взгляд устремлен через луг и поле куда-то вдаль.

- Ты, Полина, поступай так, как сама знаешь, - как бы продолжая рассуждать, говорила Шура. - У тебя своя голова на плечах и, я думаю, неплохая. Как старшая хочу посоветовать тебе. Лейтенант - парень красивый, что и губит нас, девчат... Может, как человек он хороший, но чтобы узнать его, надо, как говорится в народе, пуд соли вместе с ним съесть. А у тебя на это времени нет. Ему что, полюбовался с девкой, и уехал, а ты потом выглядывай, жди, проливай слезы. Мужика хорошего найти - дело серьезное. Раньше долго приглядывались друг к другу или по природе выбирали, и то случались ошибки, а за одну неделю, и к запаху его не привыкнешь, а не то, чтобы разобраться в нем.

- Так что, смотри, девка, не спеши, лучше присматривайся. Я тебе плохого не желаю.

- Спасибо, тетя Шура, за добрый совет, - все больше краснея, произнесла тихим голосом Полина и, чтобы скрыть от подруг смущение, принялась подгребать лопатой гравий.

Женщины как будто ждали этого сигнала - взялись за лопаты, и работа снова закипела.

За разговорами и работой время прошло быстро. Огромный солнечный диск, бросая косые лучи на землю, казалось, вот - вот коснется горбистой поверхности холма, и продвижение его на этом закончится.

Женщины обрадовались тому, что солнце коснулось земли и вот - вот скроется за горизонтом, а это значило: долгожданный отдых, хотя и на твердом, но все же матраце, с вытянутыми зудящими руками и ногами.

Побросав лопаты тут же на платформе, они, прихорашиваясь, стали отряхивать с одежды пыль и, помогая друг другу, слезать с платформы.

И так уж было заведено: отряхнувшись от пыли, поправив волосы, выбившихся из под косынок, послюнявив палец и проведя им по бровям (все чернее будет) и выстроившись кучно в несколько рядов, заводили песню, с которой так и шагали до своей "ночлежки".

Песня их бодрила, под песню легче было идти.

19

Девушки перед отходом ко сну занялись своими сугубо личными делами: кто перетряхивал сбившуюся в матраце солому, кто умывался, приятно обжигаясь колодезной водой, кто спешил простирнуть свои нехитрые вещички, надеясь, что они высохнут за теплую июльскую ночь, а если и останутся чуть-чуть сырыми, то не велика беда, можно одеть и сырые на теле высохнут.

Полина, захватив домашнее полотенце, вытканное из конопляной нити; кусочек хозяйственного мыла, сбереженного еще с довоенного времени, старое хозяйское ведро, помятое в нескольких местах, пошла умываться к колодцу. Мыться холодной водой - процедура из неприятных, но что поделаешь, у нее сегодня свидание с лейтенантом, а перед ним надо хотя бы чуть-чуть отмыть грязь и дневной пот с загоревшей кожи. За ней увязалась и Оля.

Они спустились с пригорка к колодцу, набрали полное ведро воды и отойдя чуть ниже колодца облюбовали скромное, скрытое место, нарвали у ручья чистой зеленой травы, подстелили ее под ноги и стали обмываться.

От холодной воды тело охватил озноб, но по мере растирания кожи тело согрелось, и стало даже приятно, хотя дрожь периодически ощущалась, но это уже были пустяки. А когда смыли мыло и натерли кожу полотенцем до красна, то совсем почувствовали несравненное блаженство. Вечер был теплым, и они быстро согрелись.