- А все же вы не правы! - снова раздался голос Шуры. - Кто из нашего поколения не заимеет ребенка, тот в старости жить и умирать будет в одиночестве, а это, ох как трудно.
- Так ты что, Шур, предлагаешь нам перекинуться к солдатам, пока они здесь, - с насмешкой в голосе спросила ее Мотя. - Какая же это любовь, это смахивает на... Не буду говорить. Сами догадаетесь.
- Любовь наша давно на фронте, пот да кровь в окопах проливает, и сколько еще будут проливать одному богу известно, - говорила Шура, меняясь в лице. - Еще годик два и останетесь пустоцветами, как цветущий сад после заморозков.
- Да, пока есть возможность встретить своего симпатягу, - продолжала говорить Шура. - Через два три года такой возможности уже не будет, и даже надежды не останется, а это для женщины, стать одинокой, страшно. Через несколько лет вы сами поймете.
- Ладно. Хватит тебе нашей судьбой гадать! - не выдержала Дуся. - Жизнь наша только началась, и еще неизвестно, как она сложится, а ты нам заранее предрекаешь страшную старость. Люди же живут... Вон тетя Люба, всю жизнь живет одна и катается как сыр в масле. А Мария Клявина только и слышит, мат - перемат да и кулаки достаются, вся уж высохла, как былинка стала. Как еще на ногах держится. Вот вам и любовь, вот вам и судьба.
17
После митинга, где единогласно было принято письмо Баброводворского райкома ВКП(б) и райисполкома Курскому обкому ВКП(б), облисполкому и редакции газеты "Курская правда" девчонки, еще не остывшие от митингового возбуждения, громко разговаривали, поджидая военных, пообещавших прийти к ним с баяном.
Волновались все. Даже пожилые женщины, стоявшие особнячком, и о чем-то возбужденно разговаривали между собой, то смеясь во весь голос, то замолкая.
А что касается девчонок, гак они, как сороки, без умолку стрекотали одна перед другой. Ведь в их молодой жизни такое случалось не часто. Под балалайку они уже танцевали, а чтобы под баян - впервые.
В селе был баян, и даже струнный оркестр часто играл в клубе, но они тогда были подростками и естественно, на танцы не ходили.
А тут баян и настоящие кавалеры.
А на митинге... Не кто иной, а сам представитель обкома и военный, видать, большой начальник перед всем собравшимся народом хвалили их за добросовестную работу, за досрочное окончание работ на отведенном участке и даже обещали награды.
Военный при выступлении так и сказал: "За активное участие в строительстве так необходимой для фронта дороги и хорошую организацию работ командованием фронта предоставлены многие из вас к правительственным наградам".
А теперь еще решили порадовать девчат танцами.
Девчонки их ожидали с нетерпением, а еще с большим нетерпением ждали солдат, они так за эти годы соскучились по настоящим молодым парням.
Готовиться они начали еще с раннего утра: гладили свои уже видавшие виды ситцевые платья, кофточки, юбки, накручивали, кто как мог, и так пока прекрасные волосы, подводили угольком брови, и, что главное, без причины смеялись, мотаясь по выгону у своей "ночлежки".
- Шура, ты последняя гладила? - спрашивала Оля.
- Я, а что?
- Утюг совсем затух!
- Не знаю, когда я гладила, был горяч.
- Конечно, был горяч, когда ты гладила, а теперь остыл. Сама погладила и ладно, а надо думать и о других. Тебе долго было углей подложить!
- А я подумала, что больше никому не понадобиться, - ответила Шура, и, повернувшись, пошла по своим делам.
- Девочки, ну как, платье к лицу? - крутясь перед подругами, спрашивала Полина.
- О, настоящая королева! - восхищалась Мотя.
- Платье хорошее, - подтвердила Дуся. - Оно тебе идет как к лицу, так и по фигуре. А где ты его взяла? Я что-то его на тебе не видела до настоящего времени.
- Да это ты забыла. - Я его надевала несколько раз. Мама выменяла за пшено у одной из беженок. И я его одевала только по большим праздникам.
- А сегодня что, большой праздник? - спросила ее Вера.
- А как же! Митинг, по-твоему, ничего не значит? - повернувшись к Вере, сказала Полина. - Ты знаешь, людей там сколько будет? И что же, они придут туда в рабочей одежде?
- В рабочей не придут, я с тобой согласна, но и такое дорогое платье не наденут, - говорила ей Вера, а в душе ее брали завидки, что у нее нет такого платья и она будет выглядеть хуже подруг. От этого она злилась и говорила им всякие колкости. - Знаем, зачем оделась в такое платье, - с пренебрежением говорила она, оглядывая Полину.
- Зачем? - спросила Полина, хотя заранее знала, что ответит ей Вера.
- Перед лейтенантом выхвалиться хочешь! Вот для чего ты его одела! - Завлечь хочешь!
- Ну, а если и так, тебе что от этого? Ты что, ревновать надумала?
- Вот нужен мне!
- Девчонки! - прикрикнула на них Дуся. - Поругаться надумали? Вдали от дома друг за дружку держаться надо, а они ругань затеяли. Не стыдно вам!
- А что далось ей мое платье? Настроение испортила, - буркнула Полина и пошла во двор.
В "ночлежке" наступила тягостная тишина: вроде ничего серьезного не произошло, а неловкость чувствовалась у каждого, кто слышал разговор Полины с Верой, особенно было неудобно перед Полиной, которую Вера обидела зря, а они ее подруги молчали, когда та говорила несуразицу, и во время не вмешались в эту ничем не оправданную перебранку - ни жестом, ни словом.
Настроения, доходящего до бурной веселости, как было с утра, им теперь не поднять до самого митинга, а может случиться и так, что и митинг не поможет, - Дуся поняла это по поведению девчонок и решила выправить создавшееся настроение в коллективе.
Она подошла к Вере и во всеуслышание сказала ей: "Вера, я хорошо тебя понимаю, и не только я, а и все девчонки. Это, пойми, не наша вина, что у нас сейчас нет приличных платьев, и не Полины, которой мать случайно выменяла платье у бедняжки, эвакуированной и голодной женщины. Это виновата война, которая пожирает все наши заработанные деньги, продукты, технику, и в том числе нашу одежду, и даже нашу жизнь. В этом виноваты фашисты, пришедшие поработить нас, разрушить то, что нами создано. К чему я все это тебе рассказываю, да к тому, свою ненависть надо направлять не на подруг, с которыми ты живешь и последний кусок хлеба делишь, а на тех, кто своей наглостью, изворотливостью лишает тебя возможности воспользоваться своим честным трудом. И если мы будем ссориться между собой, то нас легко одолеют пришельцы из ада. И нам хочется, чтобы ты пошла к Полине и помирилась с ней, чтобы у вас поднялось настроение, а заодно и у всех нас. Чтобы на митинг мы пришли с веселыми лицами.
Нам, как бы ни трудно жить сейчас, надо доказать, что мы ни перед кем не приклоним головы и преодолеем все невзгоды.
На работе мы уже доказали, теперь надо доказать и в отдыхе, а без настроения ничего не выйдет. У нас настроение должно быть таким, каким было с утра. А вот вы с Полиной его испортили, а раз так, то мы от вас требуем взаимного примирения, а настроение потом само собой поднимется. Ты поняла, Верунь?"
Вера кивнула головой и, поднявшись, вышла во двор. На митинге они держались превосходно.
Полина издали увидела лейтенанта, шагавшего рядом с целым взводом солдат, и ее сердце, само, не зная от чего, радостно забилось. Она готова была броситься ему навстречу, но боялась насмешек не только со стороны подруг, но и солдат. Да и неизвестно, как бы отнесся к такому порыву он сам.
"А может, он меня и не помнит?" - подумала Полина, и по ее лицу пробежала гримаса отчаяния.
Но это длилось одно мгновение. Она взяла себя в руки и стала спокойной настолько, насколько позволяло ее умение.
Девчонки стоявшие рядом, перешептывались, наблюдая за приближением солдат. Они, видать, тоже готовились к встрече - гимнастерки на них, хотя и старенькие, постираны и выглажены.
