– Да они не мои.

– Стало быть, вы их похитили? – Капитан усмехнулся в ответ, чуть вздернув бровь.

– Я учительница. – Ева внезапно ощутила, что в вагоне стало очень жарко.

– На экскурсию везете?

– Не совсем, к сожалению, – вздохнула Ева. – Их родители не смогли уехать из Лондона, а других родственников у них нет. Вот мы и вывозим их в большой дом в деревне.

Она пожала плечами.

– Сами по себе жить собираетесь? – Капитан помрачнел.

– Да нет, там и из других школ будут группы. – Ева подалась вперед, лицо ее приняло комически серьезное выражение. – А вообще, не знаю, может, вы слышали, война идет.

Капитан снова усмехнулся, намереваясь что-то ответить, но Ева уже выключилась из беседы.

– Ты где это взял? – резко спросила она Тома, за обе щеки уплетавшего лакричные палочки.

– Мне Джеймс дал, – прочавкал Том с набитым ртом.

Ева смерила Джеймса грозным взглядом:

– Джеймс! Ты прекрасно знаешь – это сладости Эдварда!

– Да ведь он их и не ест вовсе, – пробормотал Джеймс, надо признать, без особой убежденности.

Ева сохраняла спокойствие. Очевидно, Том отнял сладости и силой заставил Джеймса взять вину на себя. Она знала – Джеймс мальчик благовоспитанный, не чета Тому.

– Немедленно верни, – приказала она, – и извинись перед Эдвардом.

– Да, мисс, – кивнул Джеймс. Взял из рук у Тома пакетик сладостей и протянул Эдварду. Посмотрел ему в глаза:

– Извини, пожалуйста.

Эдвард не ответил. Даже не шелохнулся, когда приятель положил ему на колени пакетик.

– А куда вы, собственно, направляетесь?

Снова летчик-капитан. Голос отвлек Еву от наблюдений за мальчиками, и она вновь обернулась к нему. Привычно надела улыбку.

– Вы меня допрашиваете?

Летчик улыбнулся в ответ, глаза его сияли.

– Очень даже возможно.

Улыбка Евы сверкнула ярче.

– В таком случае я имею право знать ваше имя и звание.

– Капитан Берстоу, – отрапортовал летчик, и Еве даже показалось, будто он вот-вот отдаст ей честь. – Но вы можете звать меня Гарри.

– Ева, – представилась она. – Но вы можете звать меня просто мисс Паркинс.

На сей раз Гарри и впрямь отдал-таки честь.

– Приятно познакомиться, мисс Паркинс. Позволено ли мне будет спросить, куда вы держите путь?

– Позволено, – снизошла она милостиво. – Мы держим путь в Кризин-Гиффорд.

Бровь его взлетела вновь – теперь уже не в наигранном удивлении.

– Правда? И я туда же.

– А что вы собираетесь там делать?

– Я бомбардировщик, – пояснил он будто бы невзначай, отлично понимая, какое впечатление произведут на нее эти слова.

Ева раскатилась звонким смехом:

– Да все вы так говорите!

– Ну, – повел он плечом, – кому-то ведь и впрямь надо летать на самолетах.

Голос его изменился, стал серьезным, даже чуть печальным.

Ева, ощутив в простых словах тень застарелой боли, взглянула на попутчика пристальнее. Да, в его манере держаться таилась сила, да, даже в его спокойствии и собранности она чувствовала неуловимый вызов. Но в глазах промелькнуло что-то совсем другое, именно промелькнуло на секунду, пока он ей отвечал, а после исчезло. Его вызывающие манеры были порождены не столько войной в мире внешнем, сколько борьбой с самим собой в мире внутреннем. Она ощутила эту внутреннюю борьбу и узнала ее.

Летчик отвернулся. Закурил сигарету.

– Вы… простите меня, – пролепетала Ева. – Я не хотела, я не думала…

Летчик снова смотрел на нее – лицо его скрывал сигаретный дым.

– Это совершенно секретная информация, так что не вздумайте никому ее раскрывать. – Гарри наклонился вперед, дым рассеялся, в глазах у него заплясали чертики. – В противном случае мне придется вас расстрелять.

– Не беспокойтесь, – заверила Ева, – мне вы можете доверять.

И улыбнулась ему еще – той улыбкой, что, смела она надеяться, способна многое исправить.

Эдварду было страшно. Он стоял на перроне железнодорожной станции провинциального городка – все незнакомое, рядом – никого из тех, кого бы он знал.

В душе нарастала паника. Вокруг – сплошные взрослые, спешат, толкаются, задевают его шерстяными пальто, пихают чемоданами. Его бросало туда и сюда – точь-в-точь осенний листок на ветру.

Он потерялся. Он – один.

Эдвард закрыл глаза в попытке заставить окружающий мир исчезнуть, надеясь хоть на сей раз не увидеть то, что виделось ему всегда, стоило только сомкнуть веки.

Улыбку матери. Ее лицо. Голос, зовущий его.

А потом – воротник маминого черного пальто, торчащий из щели в груде развалин.

Он открыл глаза, обиженно, изумленно, – мир никуда не делся, а сам он так и стоял на месте. Все так же суетились вокруг люди, не замечавшие его, не обращавшие на него внимания.

А потом он увидел руку. Женскую.

Мягкую, дружелюбную, готовую прийти на помощь. Сердце забилось быстрее, в ушах зашумела кровь. Мама! Она нашла его, она, оказывается, вовсе и не умерла! Он ведь только пальто ее тогда увидел, ничего больше. А мама сняла пальто, мама выжила, и теперь она здесь. Пришла за ним.

Эдвард моргнул, и его накрыло волной отчаяния – нет, это вовсе не его мама. Нельзя плакать, приказал он себе, нельзя, парни не плачут. Парни должны быть сильными.

Парни должны защищать своих матерей.

Мама!

Нет, нет – не мама. Перед ним стояла улыбающаяся мисс Паркинс. Мисс Паркинс ему нравилась. С ней он чувствовал себя в безопасности. Она его не бросила, не покинула. Она пришла и нашла его.

Он подбежал, вцепился в протянутую руку, прижался. От мисс Паркинс пахло цветами. От нее замечательно пахло – ароматом безопасности.

– Ох, Эдвард, – сказала она, – наконец-то я тебя нашла. Ты отошел в сторону и пропал…

Наклонившись, она погладила его по голове. Он подумал – не закрыть ли глаза? – но решил, что не стоит.

Мисс Паркинс повела его к остальным ребятам, ожидавшим на перроне. Капитан-летчик объяснил: поезд, на который им надо пересесть, задерживается примерно на пару часов, и директриса взглянула на него так, будто это – его собственная вина.

Дети вокруг шумели и спорили. Флора чего-то требовала, мисс Паркинс, убедившись, что с Эдвардом все в порядке, выпустила его руку и заторопилась к ней, узнать, в чем дело.

Эдвард смотрел на землю. Там была замерзшая лужа с большой трещиной посередине. В луже отражалось темнеющее небо и плывущие по небу тучи.

Он подумал о матери и снова ощутил свое одиночество.

Дети устали. Их прежняя бурная энергия сошла на нет, и когда в перерывах между приступами зевоты они выглядывали в окна поезда, то видели лишь ночь, куда более темную, чем привычная городская. Можно было без труда прочитать их мысли по лицам – Ева понимала: они уже скучают по своим родным, по дому. Путешествие их пугало, нарастало беспокойство насчет того, где они окажутся в конце пути. Происходящее все меньше напоминало приключение.

Ева не удивлялась. Поезд, на который им все же удалось попасть, оказался куда более старым и безобразным, чем тот, на котором они ехали от Кингс-Кросс. Вместо мягких откидных сидений – деревянные скамейки, окошки потемнели от масла и копоти, вагон скрипел и дребезжал, да и сквозило там изрядно. Что еще хуже, в соответствии с правилами светомаскировки путешествовать приходилось сквозь кромешный мрак.

Ева окинула взглядом вагон. Лунный свет придавал человеческим лицам призрачную бледность. Рядом с ней, тесно прижавшись всем телом, сидел Эдвард. С тех пор как мальчик потерялся на платформе, он и на шаг от нее не отходил. Напротив них расположился капитан ВВС Гарри Берстоу. В другом конце вагона Еве удалось рассмотреть еще одну пассажирку.

Медсестру.

Медсестра медленно повернула голову, взглянула – и Ева тихо вскрикнула. Глаза и щеки женщины казались темными провалами, кожа – настолько бесцветная, что больше походила на череп. Ева ощутила: изнутри поднимается страх, внезапный и острый, рука ее непроизвольно метнулась к горлу, сжала медальон с изображением херувима, висевший на цепочке.