— Не побоюсь, — спокойно ответил Бубенец, — сделаю все, как надо.

— В ближайшие часы мы закончим изъятие всех, кто связан с Карауловым, — продолжал Голубкин. — Ему будут нужны новые помощники, хотя бы для того, чтобы удрать отсюда. Я сильно рассчитываю на то, что в этом случае Караулов попытается использовать вас. Если это случится, то вы нам окажете большую помощь.

— Все силы приложу, чтобы оправдать ваше доверие, — приложил руку к сердцу Бубенец. — А скажите, товарищ полковник, — спросил он, — гвардии полковника убил этот самый Караулов?

Иван Федорович долгим пристальным взглядом посмотрел на Бубенца. Сомнение, даже недоверие прочел Дмитрий во взгляде полковника, но не успел спросить, чем оно вызвано.

— Запомните, товарищ Бубенец, — строгим голосом заговорил Голубкин, — ваши личные чувства — ненависть, желание отомстить — заприте на самый крепкий замок в своем сердце. Сейчас вам нужна холодная голова. Иначе вы и нам помешаете, и свою голову потеряете. Малейший промах — Караулов расправится с вами и начнет путать следы.

— Да что вы, товарищ полковник, — смущенно начал оправдываться Бубенец. — Разве я не понимаю?

— Постарайтесь не только понять, но и запомнить, что поимка тех, кто убил Александра Даниловича Лобова, во многом зависит от того, как вы себя будете держать. Может быть, и не Караулов окажется убийцей, но ближайшим сообщником он, безусловно, является. Смотрите, не погорячитесь, не сделайте промаха.

— Даю слово, товарищ полковник, что промаха не сделаю, — поднялся с места Бубенец.

— Сейчас идите отдыхать, — отпустил его Голубкин и на прощание еще раз напомнил: — Завтра на работе держитесь попроще. Если Караулов все-таки выйдет на работу, на близкое знакомство с ним не напрашивайтесь. Пусть он к вам приглядывается, пусть он делает первые шаги к сближению. Запомните, что Лобова вы не знали, о его убийстве ничего не слыхали.

— Иван Федорович, это Каракурт? — спросил Кретов, едва дверь кабинета закрылась за Бубенцом. До этого он несколько минут рассматривал фотокарточку, на которой Дмитрий Бубенец опознал Караулова.

— Да, Алеша, это Каракурт. Давай зови сюда Маджида. Пусть он захватит все материалы по мотоциклетчикам, а ты принеси протоколы допросов Мухаммедова и Гурина.

Известив Кариева о том, что его вызывает Голубкин, Кретов направился в свой кабинет за протоколами допросов, но в коридоре встретился с полковником Миленьким.

— Майор! — остановил его полковник. — Очень удачно, что вы попались мне навстречу. А то я уже хотел вызывать вас к себе.

— Слушаю вас, товарищ полковник, — остановился Кретов.

— Лучше всего зайдите в мой кабинет, — увлек за собою Кретова Миленький. — Нет, в этот коридор.Ясейчас замещаю начальника управления и сижу в его кабинете. Разве вы не читали приказ?

В кабинете комиссара полковник Миленький уселся за стол и, положив руки ладонями вниз на настольное стекло, значительно взглянул на Кретова. На обширной поверхности стола не было ни одной бумажки, ни одной папки с делами. «Что он делает в этом кабинете? — неодобрительно подумал Кретов. — Ведь все материалы для работы у него лежат в другом кабинете».

— Майор Кретов, — прервал затянувшееся молчание полковник Миленький, — доложите, в связи с чем вами арестован ученик вредней школы Гурин Константин?

— Константин Гурин арестован за передачу бандитам огнестрельного оружия — пистолета системы «вальтер», принадлежащего его отцу, полковнику Гурину, — коротко доложил Кретов. «И чего ему дался этот Гурин? Только время теряем. Иван Федорович там ожидает меня», — тоскливо подумал он, глядя на самодовольное лицо полковника Миленького.

— Арестованный числится за вами? — благожелательно спросил полковник.

— Так точно. За мною.

— А как вы считаете, майор, нельзя ли изменить меру пресечения этому страшному преступнику? — иронически оттеняя последние слова, спросил Миленький. — Скажем, не лучше ли будет, если мы отдадим его на поруки родителям?

— Ни в коем случае! — воскликнул Кретов. — Ведь операция только началась. Главарь шайки еще не пойман.

— Так какого черта вы не берете главарей, а возитесь с мальчишками, сопляками? — неожиданно вскипел Агафокл Миленький. Голос его гремел в пустынном и просторном кабинете. Миленький и сам с удовольствием прислушался к металлическим нотам, вдруг зазвучавшим в его обычно вкрадчивом голосе. Впрочем, он сразу же остыл и изменил тон на доверительный, почти дружеский.

— Из-за этого мальчишки поднялся черт знает какой шум-гам, — жестом разрешив майору сесть, продолжал Миленький. — Отец его, полковник Гурин, пошел к командующему округом, а тот как член Цека звонит мне и спрашивает, с каких пор уголовный розыск начал воевать с учениками средней школы. Потом еще раз звонили… Очень крупный партийный работник звонил… и тоже об этом самом Константине Гурине. Позорное получается положение. Я, как лицо, замещающее начальника управления, обещал командующему, что Константин Гурин сегодня же будет освобожден на поруки. Отцу, полковнику Гурину, неудобно вмешиваться в это дело, и поэтому поручительство оформляйте на имя матери. Поняли?

— Как же так?! — растерянно проговорил Кретов. — Ведь сорвется ответственная операция. Бандиты успеют скрыться. Константин Гурин предупредит их.

— Чепуха! Пристращайте мальчишку покрепче — он и не пикнет. А кроме того, мать сегодня же отвезет его в Ленинград к родственникам.

Кретов попытался возразить, но полковник предостерегающе поднял руку.

— Этот вопрос решений, — повысил он голос, в котором снова прозвучали металлические нотки. — Короче говоря, я не намерен подводить нашего комиссара и, являясь сейчас его заместителем, приму все меры к укреплению его авторитета. Ведь после этого случая нашим комиссаром будут недовольны многие руководящие товарищи. Ведь за Гурина просил сам командующий. Правда, конфиденциально, но все-таки… Вы знаете, что значит слово командующего?

— Не знаю, — сухо ответил Кретов, — мне с ним не приходилось беседовать.

— Через два часа доложите мне, что Константин Гурин освобожден из-под стражи под поручительство его матери, — резко оборвал разговор полковник и хлопнул ладонью по столу.

— Есть, — хмуро проговорил Кретов, вставая.

— Идите, выполняйте, — величественно кивнул головою Миленький.

Кретов, совершенно растерянный, вышел из кабинета. Ведь полковник Миленький фактически подкреплял свой головотяпский приказ авторитетом Центрального Комитета партии и командующего округом. Алексею даже в голову не могло прийти, что Центральный Комитет может дать такое указание. И о командующем округом он до сих пор слышал только хорошее. Кретов до боли в сердце завидовал тем, кто, вспоминая дни Отечественной войны, рассказывал, как гвардейские дивизии под командованием этого опытного, поседевшего в боях полководца гнали фашистов с полей Белоруссии, стирали в порошок неприступные форты Кенигсберга, штурмовали пылающий Берлин. А ведь полковник Миленький говорил, что командующий сам звонил ему и потребовал освобождения молодого пособника бандитов на поруки. Как увязать это беспринципное требование с образом закаленного большевика-полководца?

— Ты что, Алеша, не заболел ли? — участливо спросил Голубкин Кретова, когда тот вошел в его кабинет. — Не ко времени это. Сегодня болеть нельзя.

— Я здоров, Иван Федорович, — хмуро ответил Кретов и, переходя на официальный тон, выпрямился, опустил руки по швам и доложил:

— Товарищ полковник! Мною только что получено приказание освободить арестованного Константина Гурина под поручительство его матери!

— Что-о-о? — удивился Голубкин. — Кто это додумался?

— Приказание мною получено от полковника Миленького.

— Та-а-к, — сдержанно протянул Голубкин, и лицо его сразу потемнело. А Кретов и молча наблюдавший за этой сценой Кариев знали, что такая подчеркнутая сдержанность является признаком чрезвычайного раздражения полковника. — Садись, Алеша, рассказывай, как дело было, — закончил Иван Федорович после короткой паузы.