— Кто бы это мог быть? — гадала она, направляясь к двери. — Петру Фомичу еще рано, Костюнчику тоже.

Открыв двери, Анна Павловна увидела Петра Фомича, чем-то сильно расстроенного. «Ну, опять неприятности, — забеспокоилась она. — Опять перебрасывают. Не дают людям спокойно жить».

Петр Фомич, сухо кивнув Алевтине Моисеевне, не останавливаясь, прошел к себе в кабинет. Алевтина Моисеевна догадалась, что ей самое лучшее на время исчезнуть.

— Душенька, Анна Павловна, — залепетала она хозяйке дома, — я позднее загляну. А вещички пусть здесь, у вас полежат. Посмотрите, подумаете…

Проводив спекулянтку, Анна Павловна вошла в кабинет мужа. Петр Фомич сидел за письменным столом, опустив голову в ладони рук. На звук открывшейся двери он даже не оглянулся.

— Петенька, что случилось? Неприятности?

Петр Фомич поднял голову и, глядя не на жену, а поверх ее головы в стену, слишком ровным, с металлическим оттенком голосом ответил:

— Наш сын арестован.

— Арестован?! — задохнулась Анна Павловна. — Кем?! За что?!

— За бандитизм. За пособничество в убийстве Саша Лобова.

Глядя на мужа остановившимися глазами, Анна Павловна попятилась:

— Опомнись! В своем ли ты уме? — прошептала она. — Костюнчик сейчас в школе. Он скоро придет.

— Он не придет. Константин посажен. Он в камере, — по-прежнему ровным голосом ответил Петр Фомич, — за решеткой.

Ужасная весть, вначале ошеломившая Анну Павловну, вдруг превратилась в ее сознании в реальную картину. Ее сын, ее Костюнчик, арестован и посажен в камеру, где на окнах железные решетки и даже двери из железных листов. Его там могут обидеть, он совершенно беззащитен. Представив себе сына, измученного, изможденного, глядящего на мир через зарешеченное окно, Анна Павловна ощутила прилив энергии, способность любыми способами, любыми средствами вырвать ненаглядного мальчика из ужасной темницы.

— Так чего же тут сидишь?! — накинулась она на мужа. — Почему не принимаешь меры?!

— Поздно, — тихо ответил Петр Фомич.

— Почему поздно? — все больше расходилась Анна Павловна. — Ведь суда еще не было.

— Поздно, потому что Константина посадили правильно.

— И ты… отец… можешь так говорить о родном сыне! — застонала Анна Павловна. — Так спокойно говорить, что сына посадили правильно! Да есть ли у тебя сердце?..

— Пойми, Анюта, — попытался урезонить жену Петр Фомич, — как бы нам ни было тяжело, мы ничего не можем сделать. Да и не имеем права ничего делать. Константин действительно стал бандитом. Он украл у меня пистолет и передал его своим сообщникам по разбою. Из этого пистолета убит Саша Лобов.

Но попытка успокоить жену привела к совершенно противоположным результатам. Только теперь до нее дошло, что Костюнчик посажен не случайно, не на неделю, не на месяц. Что, может быть, пройдут долгие годы, прежде чем он сможет вернуться в мир свободных людей. Это подействовало на Анну Павловну, как удар хлыста на горячую лошадь. Она, как говорится, закусила удила.

— Так значит тем более нужно срочно принимать все меры! Ведь Костюнчика могут осудить на десять… на пятнадцать лет. Лобов все равно не воскреснет, а мальчика погубят.

Ведь ты сам говоришь, что ой был не один, так пусть те и отвечают, а Костюнчика пусть выпустят. Пусть вернут сына матери. Мы с ним уедем на год, на два куда-нибудь подальше, пока здесь все забудется. Ты можешь это сделать! Ты старый коммунист, заслуженный офицер, у тебя много орденов, тебя уважают, к тебе благосклонно относится командующий. Если ты его попросишь, то одного его слова будет достаточно для того, чтобы Костюнчика освободили. Позвони…

Петр Фомич смотрел на жену, и в груди его росло чувство, похожее одновременно на удивление и на обиду. Он вдруг осознал, что его совершенно не трогает горе этой хотя и пожилой, но все еще красивой женщины с сухими безумными глазами. Что его собственное горе совсем другое, и эта женщина не понимает его, как и он не понимает ее. Как же могло так получиться? Ведь была же комсомолка Анюта, первая певунья и плясунья на текстильном комбинате. Было все: и свидания при луне, а споры о том, кто лучше, Пушкин или Маяковский, и общая вера в неизбежность мировой революции, и главное, была близкая, своя, надежная по гроб жизни Анютка, неунывающая комсомолка. Когда это было? Всего чуть больше двадцати лет назад. Куда все это делось? Почему сейчас он одинок в своем горе, хотя Анютка, превратившаяся в Анну Павловну, вот здесь, перед ним. Неужели материальное благополучие, размеренная спокойная жизнь, заботы только об интересах одной своей семьи, как ржавчина, уничтожили былой комсомольский задор и правдивость?

— Звони, звони сейчас же, — теребила мужа Анна Павловна, — проси командующего принять тебя. Он сам отец. Он поймет тебя.

— Нет, Анюта, он этого не поймет. Да и не имеет права понимать. Он коммунист, — устало ответил Петр Фомич, снимая трубку телефона. Набрав нужный номер, он дождался ответа и попросил: — Коммутатор? Дайте партком. Да, секретаря парткома. Александр Дмитриевич, это ты? Здравствуй! С тобой говорит член партии Петр Гурин. Можно к тебе сейчас приехать? Да, очень срочное. Мной совершен поступок, несовместимый со званием члена Ленинской партии. Да, сейчас приеду. Спасибо, Александр Дмитриевич.

Петр Фомич встал, надел фуражку и, сказав жене: «Я вернусь нескоро, Анюта. К обеду не жди», — ушел.

Анна Павловна проводила мужа растерянным взглядом. Долго сидела она, перебирая в памяти влиятельных знакомых, чьим покровительством можно было бы воспользоваться. Как назло, никого подходящего не находилось. Все влиятельные знакомые или были в отпуске, или совершенно не годились для выполнения такой щекотливой просьбы. Вдруг Анна Павловна просияла и даже ударила себя ладонью по лбу. Как же она могла забыть про свою старинную подругу Оленьку! Ведь они столько лет дружили. Правда, года четыре тому назад Оленька, вернее Ольга Никифоровна, смертельно рассорилась с Анной Павловной из-за того, что та не захотела познакомить ее со своей портнихой. Подруги перестали бывать друг у друга, но при встрече раскланивались и в последнее время даже начали разговаривать. А ведь Оленькин муж, Агафокл Семенович Миленький, давно работает в милиции и сейчас занимает важный пост в управлении.

Анна Павловна разыскала домашний телефон супругов Миленьких и позвонила. Да, конечно, Ольга Никифоровна не прочь была восстановить дружеские отношения со старой подругой. Она с глубоким сочувствием отнеслась к горю Анны Павловны и, узнав, что Гурина рассчитывает на помощь ее мужа, даже обрадовалась. Начинать примирение с оказания услуги всегда легче и благороднее.

— Ты, Анечка, приезжай сейчас ко мне. Муж скоро придет обедать. Вот за обедом все и обговорим.

Анна Павловна вздохнула с облегчением. Есть же все-таки на свете чуткие, отзывчивые люди. Прикидывая в уме, что придется подарить Оленьке за дружескую услугу, она начала переодеваться к визиту.

Начальник одного из отделов управления полковник Миленький Агафокл Семенович в жизни преследовал две цели: угодить жене и быть на хорошем счету у начальства. Первая цель им была достигнута полностью. Ольга Никифоровна почитала себя счастливейшей женщиной, нашедшей идеального мужа. В ее руках Агафокл Семенович был мягче пуха. Правда, и сама Ольга Никифоровна, женщина разумная и предусмотрительная, не перетягивала струну, не требовала от своего Агафокла невозможного, Но уже на средних ступеньках служебной лестницы, по которой карабкался Агафокл Семенович, ее знали все директора кинотеатров, заведующие клубами и магазинами того района, в котором возглавлял отделение милиции вначале капитан, а затем майор Миленький. Все они знали, какое влияние оказывает Ольга Никифоровна на своего супруга, и… вообще Ольга Никифоровна смогла, укладываясь в скромную зарплату мужа, отлично питаться, прилично одеваться и быть передовой, культурной женщиной, разбирающейся в искусстве. Впрочем, Ольга Никифоровна не только умело использовала служебное положение мужа, она старательно изо всех сил способствовала и дальнейшему продвижению Агафокла Семеновича по служебной лестнице. Если в кружке жен сотрудников, подчиненных мужу, она всегда была признанной законодательницей мод и вкусов, то среди жен начальников высшего круга она сумела завоевать дружбу очень многих. И всем своим друзьям она рассказывала, что Агафокл Семенович прямо горит на работе. В ее рассказах Агафокл вырастал в гиганта, в недремлющего стража общественного благополучия и спокойствия.