В зале поднялся шум. Симкин предупреждающе поднял руку и, повысив голос, продолжал:
— Товарищ полковник, руководящий работник уголовного розыска, поставил перед нами ряд актуальных вопросов. Мы должны по-комсомольски, открыто и прямо признать свою ошибку. Да, товарищи, мы были недостаточно бдительны. Наша идейно-воспитательная работа все еще находится на недостаточно высоком уровне. Благодаря этому Юрий Зарифов, надев личину передового комсомольца, смог проникнуть в наши ряды. И его трудно было распознать. Очень трудно. Он всегда своевременно уплачивал членские взносы, правильно говорил на комсомольских собраниях и активно участвовал во всех мероприятиях. Но мы не имеем права быть небдительными. Мы были обязаны распознать его, почувствовать, что подлинный пережиток капитализма проник в наши ряды.
— Что он говорит, ребята?!. — тоненькая девушка с пепельными косами гневно поднялась с места. — Ведь он же ерунду говорит!
— Успокойся, Светочка, — дружески пророкотал молодой басок высокого плечистого десятиклассника. — Он, как будильник, пока завод есть, трещать будет. Пусть трещит, люди думают.
— Не разводи демагогию, Муртазаев, — прикрикнул на десятиклассника Симкин. — Если хочешь говорить, проси слова.
— И скажу, давай слово, председатель, — поднялся с места Муртазаев. Был он на голову выше любого из сидящих в зале. Сильная скуластость и косо прорезанные глаза придавали лицу этого семнадцатилетнего здоровяка насмешливое и в то же время добродушное выражение. Он не пошел к трибуне, а начал говорить с места. — Я думаю, что Симкин не с того бока подходит.
— Я еще не кончил… — запротестовал Симкин.
— Ты потом кончишь, обобщать будешь, — отмахнулся Муртазаев. — Я до пятого класса учился вместе с Юркой Зарифовым. Он потом заболел и отстал. Два года в пятом классе сидел. Неплохой парень был. Очень любил радио. Сам приемники детекторные делал. Многим ребятам в нашем классе дарил. Я с ним со второго класса до пятого дружил. Мы с ним тогда рядом жили. Потом его отцу большую квартиру, особняк, дали, уехали они с нашей улицы. Почему Юрка на плохую дорогу пошел, не знаю. Кто виноват больше всех, тоже не знаю. Но мы, наша комсомольская организация, виноваты, и вот в чем виноваты: чем мы, комсомольцы, отличаемся от некомсомольцев? Только тем, что взносы платим да на собраниях сидим. И от собраний пользы нет, и мы не лучше других, хотя и комсомольцы. Если бы, когда организовался комсомол, комсомольская работа велась так же, как сейчас в нашей школе, то его, наверное, и не организовывали бы. Не знаю, как в других школах, а у нас не комсомольская организация, а только одно название. И интереса никакого нет. Все собрания да заседания, как в министерстве каком. А кончилось собрание, то каждый живи, как хочешь, делай, что хочешь. Товарищ полковник правильно нас упрекает, почему у Юрки, который стал бандитом, отметки по дисциплине «хорошо» и «отлично». Потому, что у нас отметку ставят только за уроки. За то, как сидел на занятиях. Мы совсем не знаем, как наш товарищ ведет себя после школы. Может быть, он хулиганит? Может, он плохой человек? Мы совсем не знаем, и это очень плохо. Почему так получается? Потому, что мы торопимся всегда. На час, на два раньше в школу прийти нельзя. Школа занята, занимается первая смена. Кончил уроки, надо скорее уходить. Начинает занятия третья смена. О кружках разных, о внешкольной работе я только в книгах читал да от отца слышал. Когда он учился, школа в одну смену работала. Для учеников вторым домом была. Надо школ больше. Надо работать лучше.
Муртазаев сел так же неожиданно, как и поднялся. Несколько секунд было тихо, а затем зал забурлил: «Прошу слова!» «Дайте мне слово!» «Васька, я раньше всех руку поднял!» — неслось из зала. Но Симкин был опытный председатель. В первую очередь он давал говорить тем, на кого мог рассчитывать, что они выступят в тон ему. Однако сегодня его расчеты не оправдались. Комсомольцы были слишком взволнованы происшедшим для того, чтобы говорить то, что принято говорить в таких случаях, а не то, что было у них на душе. И все же разговор не поднимался выше сожалений о судьбе товарища да воспоминаний о разных мелких случаях, которые должны были заставить насторожиться друзей Юрия, но не заставили и прошли незамеченными. Иван Федорович уже думал, что собрание не даст ничего интересного, когда слово взял Непринцев. Все выступавшие до него говорили с места, но этот лобастый юноша вышел вперед. Правда, он не поднялся на трибуну, а, встав сбоку, оперся о нее локтем и заговорил:
— Тут наш секретарь сказал, что Юрий Зарифов — пережиток капитализма. Так, между прочим, легче всего любую беду объяснить. Только какой же Юра пережиток? Ведь он родился перед войной. Даже про нэп только в книгах читал. И отец его капитализма не нюхал. Отцу Юркиному лет сорок, не больше. В том, что Юрка стал бандитом, виноваты все: и мы, комсомольцы, и вы, товарищи преподаватели, и, наверное, больше всех семья Зарифовых.Яне знаю, как у них дома. Раньше мы с Юркой вместе уроки готовили. А потом, когда его батьку министром сделали, они переехали с нашей улицы в особняк. Там я не был. Виновата и школа, особенно наш куратор, Абдулла Асатуллаевич. С тех пор как Юрка стал сыном министра, он у него в образцовых учениках ходить начал. Поэтому у Юрки и пятерка за дисциплину. Географию Зарифов никогда не учил, и Абдулла Асатуллаевич его даже не спрашивал, а просто каждый раз пятерку ставил.
— Да и завуч перед ним на задних лапках ходил, — изменив голос, гнусаво крикнули из задних рядов.
— Ну, может быть, и не на задних лапках, но и по его мнению Юрий Зарифов тоже был «примерным и образцовым учеником», — усмехнулся Непринцев. — Виноваты и мы, комсомольцы. Что мы, не видели неправильного отношения Абдуллы Асатуллаевича и завуча к Юрке? Видели и молчали. Противно было смотреть на это, а все-таки молчали. Петр Никитич, наверное, слушает и удивляется, почему он ничего не знал. Школа большая, в три смены работает. Директор везде не поспеет, а мы, комсомольцы, не помогли ему, молчали. Что мы, не видели, какие дружки появились у Юрки? Взять хотя бы этого самого Жорку. Видели и тоже молчали. И сейчас молчим. Почему молчит Костя Гурин? Ведь он дружил с Зарифовым. Пусть расскажет, кто еще дружил с Юркой? Кто его втянул в бандитскую шайку? Нам надо внимательно присмотреться после этого собрания друг к другу. Нет ли среди нас еще таких, которые могут пойти по Юркиной дороге. Ведь у нас, как принято, если ты плохих отметок не имеешь, походя не дерешься, значит, годишься в комсомол. А разве мало у нас просто честных и хороших людей, но ведь для комсомола просто хорошим быть мало. Комсомолец — активный боец за коммунизм, первый помощник партии. У него должны быть не просто хорошие отметки, не просто честность и принципиальность, а коммунистическая честность, коммунистическая принципиальность. Мы об этом часто говорим на собраниях, а в жизни забываем. Лучше бы мы поменьше говорили красивых слов вообще, а были комсомольцами не только на трибуне, не только на собрании, аив жизни, — закончил Непринцев, уже шагая от трибуны к своему месту.
Иван Федорович отметил про себя, что когда Непринцев назвал имя Кости Гурина, юноша с полевой сумкой побледнел и расширенными от испуга глазами взглянул на оратора.
Потом он долго сидел хмурый, почти, не слушая того, что говорили комсомольцы, выступавшие вслед за Непрннцевым. После долгих колебаний хмурый юноша взял слово и раскричался, что Непринцев неправ, что в доме Юрия он был всего три или четыре раза и вообще не знает, как Зарифов проводил время вне школы. После этого он сел сердитый и испуганный одновременно.
Когда высказались все, кто хотел, Иван Федорович снова взял слово.
— Спасибо вам, товарищи, — поблагодарил он комсомольцев. — Вот мы и поговорили, действительно, по душам. Разговор получился полезный. Но я хочу напомнить вам, что Владимир Ильич Ленин еще в первые годы Советской власти призвал не просто бороться, а объявить настоящую войну не на жизнь, а на смерть всем хулиганам, тунеядцам, ворам и бандитам. Для вас, комсомольцев, слово Ленина должно быть путеводителем в жизни. Будьте непримиримыми к каждой маленькой язвочке в нашей среде. Из маленькой язвочки эгоизма, равнодушия к людям, нелюбви к труду разрастается большая язва, делающая человека непригодным для нашего советского общества. У нас есть данные о том, что преступник, поднявший руку на коммуниста Лобова, и бандит, расправившийся со своим незадачливым подручным Юрием Зарифовым, — члены одной шайки. Ясно? Если кто-либо из вас захочет побеседовать со мною, милости прошу. — И полковник, назвав время и место, где его могли увидеть комсомольцы, отошел от стола и направился к выходу из зала. За ним поднялись учителя с Петром Никитичем во главе.
