А в это время в лагере партизаны занимались своими делами: одни сидели у костра и рассказывали друг другу смешные истории, другие чинили свое обмундирование. Все были чем-то заняты. В стороне ото всех, на поваленном ветром дереве, сидел молодой парень и чистил свою винтовку. Увидев его, Гудков почему-то спросил:

— Зачем ты чистишь винтовку?

Парень посмотрел на Гудкова и, пожав плечами, ответил:

— А как же не чистить, а может быть, придется идти в бой, а она у меня вся в песке и затвор не ворочается.

— Какой там бой? — с раздражением сказал Гудков. — Вот хотели завязать бой, да не вышло, а все через тебя, — пошутил он, имея в виду, что у этого парня винтовка была не в порядке.

— Почему через меня? — как-то испуганно спросил он.

И снова в шутку Гудков сказал ему:

— Ты же сказал немцам, что мы придем.

— А я и не немцам сказал, — совсем испуганно ответил он.

— А кому? — насторожившись, спросил комбриг.

— Я матери сказал.

— Что же ты ей сказал?

— Мне вчера вечером старший лейтенант Корсак сказал, чтобы я сходил домой и надел чистое белье, а то завтра у нас будет бой в Обольцах, могут убить. Я тут же побежал за чистым бельем.

— А где твоя мать живет?

— В Неклюдове.

— Ну, и что же было дальше?

— Когда я попросил у матери чистое белье, она спросила, зачем оно мне. Я ей и сказал, что завтра будет бой в Обольцах, может, убьют.

— Вот оно в чем дело, — проговорил, задумавшись, комбриг. — Ох, дурной же ты парень, — уходя от него, заявил Гудков.

Подходя к своей палатке, Гудков увидел ординарца и приказал ему:

— Данченко! Срочно найди в лагере Степана Захаревича, чтобы он быстро пришел сюда, и Деева Митьку тоже ко мне.

Минут через двадцать у комбрига в палатке появился сначала Захаревич, а потом и командир отряда Деев. Степан Ануфриевич Захаревич по своему образованию был юристом и в бригаде занимался различными следственными делами, как над провинившимися партизанами, так и над предателями — изменниками Родины, и над всевозможными засылаемыми к нам гитлеровскими агентами. Это был среднего роста, худощавый и стройный мужчина в возрасте 30 лет, с острым носом, плотно сжатыми тонкими губами, карими глазами, глубоко сидящими под черными бровями, с шевелюрой черных густых волос на голове. У него всегда было серьезное, неулыбчивое лицо. При допросах подследственных он разговаривал с ними мягким голосом, не повышая его даже при явной лжи допрашиваемого. Захаревич, как и все другие партизаны, не раз бывал в тяжелых боевых ситуациях. Но об этом я расскажу позже.

— Степа, — обратился Гудков к Захаревичу, — сейчас я кое-что тебе расскажу об одном предателе, находящемся среди нас, и тебе нужно будет провести тщательное расследование этого дела.

Гудков рассказал все то, в чем подозревал Корсака. О поездке на свадьбу в Прусиничи и случайно или специально подстроенной там засаде полиции и немцев. И об изнасиловании Корсаком, Котлей и Багадяшем девушки в Янове. И, наконец, о том, что Корсак заставил одного из партизан сообщить своей матери о предстоящем бое в Обольцах, а та, в свою очередь, передала в Обольцы своим родственникам, которые служат у немцев в полиции.

— Надо выяснить, каким образом узнал Корсак о готовящейся операции против Оболицкого гарнизона, кто ему это рассказал. Когда мы разрабатывали эту операцию, нас было только трое: я, Агапоненко и Руколь. Среди нас есть предатели, — закончил Гудков.

— Есть, товарищ комбриг, я все выясню. Но этих троих надо арестовать, пока они не наделали еще что-нибудь.

— Правильно! Вот как раз идет Деев, я ему дам это задание.

Появившийся в палатке Деев Дмитрий доложил:

— Товарищ комбриг, явился по вашему вызову.

— Вот что, Митрий, сегодня тебе предстоит срочно найти Корсака, Котлю и Багадяша и арестовать их. Смотрите, чтобы их не упустить. Это изменники-предатели.

— Есть, товарищ комбриг, все будет выполнено. Только я вам хочу сказать, что Багадяш несколько дней назад убит под Ревятичами вместе с другими разведчиками, когда отряды шли на задание в сторону Соколино и неожиданно наткнулись на колонну карателей. Он, как мне рассказали, был сначала ранен, а потом на себе взорвал гранату и убил несколько немцев, которые пытались его взять живым.

— Ну, если такое дело, то он свою вину уже искупил. Тогда арестовать этих двоих, Корсака и Котлю.

На другой день к вечеру вернулся Деев и привел только одного Корсака.

— А где же Котля? — спросил Гудков.

— Товарищ комбриг, Котлю мы нашли в одной деревне под Толочином, там он сидел с полицаями и пил самогонку. Одного полицая мы тут же застрелили, а Котлю арестовали. По дороге к лагерю он пытался бежать, мы его подстрелили в ногу и посадили на лошадь. И, будучи раненным, он пытался еще раз бежать от нас верхом на коне. Во время погони он был убит.

— Как же так, Деев, нужно было привести его живым!

— Сплоховали, товарищ комбриг, — виновато заявил Деев.

— Ну, черт с ним. Туда ему и дорога!

Во время следствия установлено, что Корсак с Котлей были связаны с полицией, передавали туда сведения о бригаде и ее боевых операциях. Было также установлено, что поездка комбрига Гудкова с другими партизанами на свадьбу в Прусиничи была специально подстроена Корсаком и Котлей. Засада полиции в Прусиничах не была случайностью, а была их делом. Корсак также признался, что во время разработки операции нападения на Обольцы он тайно подслушивал разговор между Гудковым, Агапоненко и Руколем, который происходил в палатке комбрига, и решил сообщить об этом в Обольцы. Но Котли не было рядом, и он это сделал через одного из партизан, у которого есть родственник — дядя, живущий в Обольцах, и этот дядя брат Оболицкого бургомистра. Это ему удалось сделать. Корсак занимался мародерством, изнасилованием девушек и т. д. Во время допроса вел себя вызывающе, нахально и под силой улик признался во всем.

— Очень сожалею, что мне не удалось в свое время убить Гудкова, — заявил он на допросе.

После тщательно проведенного следствия Захаревичем по делу Корсака комбриг подписал приговор. Он был приговорен как предатель и изменник Родины, а также за многочисленные случаи мародерства и изнасилование девушек к высшей мере наказания — расстрелу.

В первых числах июня 1943 года было приказано всем отрядам бригады построиться на лесной поляне, находящейся недалеко от нашего лагеря. Было яркое солнечное утро. Молодая, еще совсем зеленая трава с яркими полевыми цветами и медовым запахом встретила нас на этой поляне. Построившись, мы ждали, что нам скажут по поводу преступления Корсака. Под усиленным конвоем автоматчиков с левого фланга нашего строя на середину привели Корсака. Он стоял перед строем, сильно похудевший, обросший бородой и бледный. Вышел комбриг Гудков и начал читать сначала следственное заключение, а потом приговор. По окончании чтения приговора он громко произнес:

— Приказываю Финогееву Ивану Григорьевичу привести приговор в исполнение.

Прогремела автоматная очередь, и вдруг среди наступившей в строю тишины, слабо вскрикнув, навзничь в обмороке упала девушка. Это была Мария Короткевич, которая очень любила Корсака и была его женой. Наш строй сразу сломался. Женщины и девушки подбежали к Маше и стали приводить ее в сознание. У меня в это время было скверное настроение. Я впервые присутствовал при расстреле предателя — изменника Родины. Мои мысли устремились к тем дням, когда он приезжал к нам, в лагерь разведчиков. Перед моим взором возник образ нахального Корсака, который просил у Агапоненко передать ему всех партизанских связных. Вот для чего они были ему нужны: чтобы предать наших связных и лишить нас связи с гарнизонами противника. Давно надо было разгадать замыслы этого предателя.

Налеты самолетов противника продолжались, поэтому штаб бригады решил рассредоточить отряды бригады по разным местам в лесу, чтобы было меньше потерь от этих налетов. Неожиданно, после теплых солнечных весенних дней, с запада все небо затянуло низкой сплошной облачностью и начал моросить дождь. Налеты авиации противника прекратились, и мы вздохнули свободно. Но в лесу стало сыро и как-то тоскливо. В эти дождливые дни в лагере находиться не хотелось, и Агапоненко со своими разведчиками все время был в разъездах. В одну из таких поездок он узнал у Александра Евсеенко, что в Толочине можно достать пишущую машинку.