Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вернувшись в штаб округа, я проинформировал обо всем генерала Адама.

— Будем надеяться, что для нас все обойдется благополучно, — заметил командующий округом, — и нам не припомнят контактов, которые многие офицеры поддерживали со штурмовиками.

Я поделился с генералом соображениями о том, какую роль могли играть в этом деле Шлейхер и Бредов.

— Во время последней встречи со мной Шлейхер говорил о Реме крайне пренебрежительно, — сказал я. — Правда, раньше Шлейхер вел с ним переговоры, но я не могу себе представить, что он до сих пор поддерживал с ним связь. Быть может, Шлейхеру ставят в вину контакты со Штрассером или то, что после своей отставки он открыто ругал нацистов, в частности, в беседах с французским послом Франсуа-Понсэ?

Генерал Адам не допускал мысли, что Шлейхер предпринимал что-либо против нацистской партии. Я спросил его, нельзя ли как-нибудь предупредить Шлейхера о грозящей ему опасности.

— Как вы это себе представляете? — возразил генерал. — Ведь они наверняка подслушивают его телефонные разговоры, а быть может, он уже и арестован.

В 8 часов утра 30 июня я, как было условлено, снова направился к Вагнеру, но не застал его в министерстве. Я решил обождать в приемной, куда мне позвонил начальник штаба округа. От него я узнал, что Рейхенау уже осведомлялся из Берлина, получили ли мы указания от Гитлера. Однако никаких других происшествий не было. Около полудня мне сообщили, что Гитлер больше не будет в Министерстве внутренних дел, а отправится сразу в Коричневый дом [тогдашняя резиденция нацистской партии в Мюнхене. — Нем. ред.], где и примет решение о дальнейшей судьбе арестованных руководителей CA. Я договорился с Кёгльмейером, что зайду еще раз к вечеру, а он, в свою очередь, позвонит мне, если я понадоблюсь раньше.

Прибыв в министерство к семи часам вечера, я встретил в приемной знакомого мне капитана баварской полиции фон Килиани. Отведя меня в угол комнаты, Килиани рассказал мне, что сегодня в шесть часов вечера эсэсовцы расстреляли в Штадельхеймской тюрьме группу руководителей местных штурмовых отрядов. При этом он назвал несколько фамилий, в том числе Шнейдхубера, который, как ни странно, крикнул перед смертью: "Да здравствует фюрер!"

Погиб и фон Кар, занимавший в 1923 году во время гитлеровского путча пост чрезвычайного государственного комиссара Баварии. Его вывезли в концлагерь Дахау и там убили.

Теперь, по словам Килиани, разыскивают бывшего начальника баварской полиции отставного полковника полиции Зейссера.

Мне сказали, что Вагнер должен скоро прийти; я решил дождаться его и узнать, не поступило ли от Гитлера новых указаний штабу округа. Вскоре приехал министр, он был в крайне возбужденном состоянии. На мой вопрос он, подумав немного, ответил:

— Фюрер счел нужным еще раз напомнить штабу округа, что впредь до новых указаний его приказ, отданный сегодня утром, сохраняет полную силу.

После этого Вагнер, пройдя со мной в свой кабинет, сказал, что вся операция успешно завершена и отныне CA не будет больше помехой для рейхсвера. Фюрер поступил с бунтовщиками по всей строгости закона. Некоторые из них уже расстреляны. Я сделал вид, что это для меня новость, и спросил, правда ли, что Кар тоже убит.

— Да. Вы этого не ожидали? — сказал Вагнер. — Если уж наводить порядок, то до конца!

На вопрос министра, не было ли каких-нибудь непредвиденных происшествий в рейхсвере, я ответил отрицательно и добавил, что, как мне кажется, необходимо по возможности скорее проинформировать обо всем случившемся штаб округа. На это Вагнер напыщенно заявил:

— Не только армия, но и весь германский народ, весь мир узнает правду о сегодняшнем дне!

Выйдя из его кабинета, я еще поговорил в приемной с Килиани, который обещал мне сообщить штабу округа обо всем, что станет известно в полиции. Было уже около 10 часов вечера, когда я явился наконец с докладом к генералу Адаму. Выслушав меня, он заметил, что ничего не имеет против изоляции ненадежных элементов, но считает неправильным ставить людей к стенке без суда и следствия. Это, по его мнению, неминуемо произведет тягостное впечатление за границей. Неприятно также то, что все произошло за широкой спиной рейхсвера, который в результате несет за это свою долю ответственности.

Тем временем в штаб округа также поступило несколько сообщений об имевших место расстрелах и убийствах. Так, например, музыкальный критик газеты "Мюнхнер нойестен нахрихтен" Шмидт, однофамилец группенфюрера CA Верхней Баварии, был убит на глазах своей семьи какими-то якобы неизвестными людьми, ворвавшимися в его дом. Убили и некоего д-ра Штемпфле. В свое время этот Штемпфле сотрудничал в баварской шовинистической газете "Мисбахер анцейгер", для которой Бавария являлась эпицентром мировой истории. Этот погромный листок поддерживал кампанию, развернутую тогда нацистами против Берлина и имперского правительства, а сам Штемпфле в двадцатые годы был в дружеских отношениях с Гитлером, Я познакомился с ним в апреле 1934 года в одном из мюнхенских летних кафе, куда забрел в свободный вечер. Один из моих знакомых, майор фон Тома, пригласил меня к своему столику, за которым сидел и Штемпфле. Они продолжали прерванный моим появлением разговор о противоречиях в нацистской партии, в ходе которого Штемпфле заметил: "Попомните мое слово, если у них начнется междоусобица, они немедленно отправят меня к праотцам". На вопрос фон Тома "За что?" Штемпфле ответил: "Тут все очень просто: у меня еще с прежних времен сохранилась картотека с компрометирующими материалами на многих членов нацистской партии, да еще с какими! До сего времени я по указанию Гитлера никого не подпускал к этому архиву. Но все равно я знаю слишком много, рано или поздно они со мной покончат".

После полуночи начальник штаба округа полковник Кюблер по поручению генерала Адама позвонил в Берлин, в Министерство рейхсвера, начальнику Генштаба барону фон Фричу, доложил ему обстановку в Мюнхене и попросил принять меры, чтобы по возможности скорее проинформировать армию обо всех происшедших событиях. Кюблер спросил также о судьбе Шлейхера и Бредова; Фрич ответил, что, насколько ему известно, Шлейхер и его жена застрелены, а Бредов арестован, и на этом закончил разговор.

Утром 1 июля я вновь явился в приемную Вагнера. Узнав от Кёгльмейера, что министр занят, я уселся на диван. В этот момент Вагнер приоткрыл дверь в приемную и сказал Кёгльмейеру:

— Кстати, вам известно, что сегодня начальник штаба округа звонил Фричу в Берлин и сказал ему, что здесь дело пахнет беззаконием и резней и что Кара уже прикончили, а Зейссера разыскивают?

Я оказался в неудобном положении, ведь не далее как прошлым вечером именно я спрашивал у министра о судьбе Кара. Кёгльмейер поспешил сказать Вагнеру, что майор Мюллер уже пришел и сидит на диване в приемной. Министр сделал вид, что не расслышал, и спросил Кёгльмейера:

— А Зейссера вы наконец нашли?

И лишь после того, как тот ответил отрицательно, Вагнер вышел в приемную, поздоровался со мной и пригласил меня в свой кабинет.

Он показал мне список уже расстрелянных руководителей CA, в котором, между прочим, Рем не значился.

— Как видите, в Берлине тоже все в полном порядке, — заметил Вагнер.

На его вопрос, не было ли непредвиденных происшествий в рейхсвере, я ответил:

— Нет. Части находятся в казармах и ждут новых распоряжений. С завтрашнего дня мы намерены вернуться к обычному распорядку службы, но увольнительных в город по-прежнему не выдаем.

О ночном телефонном разговоре Кюблера с Фричем министр больше не упоминал. Я обратил его внимание на то, что, по мнению командующего округом, чрезвычайно важно как можно скорее полностью проинформировать армию о происшедших событиях.

— Не беспокойтесь, — сказал Вагнер, — в надлежащий момент фюрер сделает это сам. Я полагаю, что дело, в основном, уже сделано.

Отпустив еще несколько крепких словечек в адрес "предателей из CA", Вагнер сказал в завершение:

60
{"b":"241035","o":1}