Углубившиеся во время войны социальные противоречия давали себя знать в период Веймарской республики все ощутимее. 1923 год особенно ясно показал, что немецкий народ разделился на две непримиримые группы. На одной стороне политической арены находились рабочие и вместе с ними левобуржуазные силы Германии, которые хотя и находились под влиянием фактора поражения, но все же благодаря укрепившейся демократии стремились к мирному сотрудничеству со всеми народами; правые называли их «ноябрьскими преступниками». На другой стороне арены находились силы промышленности, банковского капитала и крупнопомещичьего сельского хозяйства, снова получившие возможность в решающей степени влиять на государство. Эти силы материально поддерживали нацистов и военные союзы. Они создали свои ударные отряды и претендовали на то, что только они представляют национальные интересы Германии. Подчас совершенно открыто, а иногда скрытно, окольными путями они взяли курс на реванш, на то, чтобы попытаться осуществить свои захватнические планы военными средствами. Снова на повестку дня был поставлен вопрос о войне и мире, хотя Германия в военном отношении была обессилена. Реакционные круги вели борьбу не на жизнь, а на смерть против немецких рабочих масс и всех миролюбивых немцев, которые мешали осуществлению их цели. Силы реакции и прогресса боролись друг с другом из-за того, в каком направлении повести за собой немецкий народ.
Когда я был обер-лейтенантом и офицером канцелярии у Шлейхера, он иной раз высказывал свои взгляды на политические проблемы. Планы и намерения Шлейхера казались мне правильными. Шлейхер считал себя реальным политиком. Несомненно, что он и был таковым в значительно большей степени, чем все другие руководители рейхсвера. Шлейхер был, конечно, умнее и искуснее многих из них и старался действовать более осторожно, с учетом экономического, внутреннего и международного положения Германии. Позднее я понял, что и он неправильно оценивал положение, и прежде всего потому, что он либо игнорировал непримиримое противоречие между обеими группами сил немецкого народа, либо считал возможным преодолеть его своей приспособленческой политикой.
После отмены чрезвычайного положения на первый план в рейхсвере встал вопрос боевой подготовки.
Весной 1925 года я вместе со многими другими офицерами рейхсвера участвовал в качестве посредника на учении на тему «Усиленный пехотный батальон в наступлении». Руководил учением инспектор пехоты генерал Эдельбюттель. В ожидании разбора операции офицеры рассказали следующий анекдот, будто бы основанный на действительном факте. В одном из гарнизонов пехотный батальон возвращался с учения в казармы. В хвосте батальона следовало два макета противотанковых пушек, сделанные из дерева. Батальон проследовал мимо сумасшедшего дома, у забора которого стояли больные. Когда пушки проезжали мимо сумасшедших, один из них громко спросил:
— Что это у вас там привешено к лошадям?
— Деревянные пушки! — ответил солдат.
В ответ больной закричал:
— Так выпустите меня из сумасшедшего дома, а сами займите мое место!
Анекдот имел под собой серьезную подоплеку: военные ограничения Версальского договора запрещали Германии иметь современное оружие. Отсюда возникал важный для командования и войск вопрос: в состоянии ли немецкие вооруженные силы при этих условиях защищать границы рейха? Естественно, что возникал и контрвопрос: а кто же угрожает границам Германии? Не служат ли домогательства официальной германской политики или националистических кругов тому, что на границах может возникнуть опасное положение? Пивной целью политики рейхсвера было освобождение от оков Версальского договора. Именно с этой точки зрения ежедневные настойчивые и плановые занятия рейхсвера по боевой подготовке были связаны с крупными и решающими политическими вопросами.
Несомненно, что Сект многое сделал, чтобы, несмотря на все ограничения, повысить боевую выучку и боеспособность рейхсвера. Боевая подготовка проводилась систематически и была гибкой с точки зрения постановки задач и методики занятий. Это было тем более необходимо, что служившие двенадцать лет унтер-офицеры и солдаты не могли изо дня в день и из года в год заниматься одним и тем же, как это неизбежно бывает в армии с коротким сроком службы. Сект принял принципиальное решение, что рейхсвер будет являться армией командиров. Это означало, что каждый военнослужащий рейхсвера на случай развертывания армии или же на случай войны был готов занять следующую командную должность.
Несмотря на ограничения Версальского договора, Главное командование сухопутных войск стремилось так обучить рейхсвер, чтобы он с помощью всевозможных вспомогательных средств получил навыки ведения современного боя. Для этого еще в 1921–1923 годах была создана хорошая основа.
Обучение командных кадров систематически улучшалось. Подготовку высшего офицерского состава Сект взял в свои руки. Офицеры Генерального штаба повышали свою квалификацию посредством решения тактических задач, выездов в поле и т. п. Значительно улучшилась подготовка «помощников командиров», то есть нового поколения офицеров Генерального штаба. Совершенствовалась также подготовка различных родов войск, которая шла рука об руку с разработкой вопросов тактики. В тесном контакте с подчиненным отставному генералу фон Хефтену Военным отделом Государственного архива в Потсдаме изучался опыт войны. Сект считал, что очень важно, чтобы строевые офицеры и офицеры Генерального штаба преодолели психологическую настроенность в пользу позиционной войны.
Управление вооружений сухопутных сил в контакте с соответствующими органами промышленности взялось за изучение опыта войны в области вооружения, с тем чтобы обобщить его и сделать практические выводы на будущее.
Были разработаны и изданы новые уставы по всем вопросам. При этом большое значение имело составление нового дисциплинарного устава, что входило в компетенцию министра, поскольку этот устав был действителен для всего рейхсвера, включая военно-морские силы. По новому уставу были упразднены жесткие определения старой армии, использование дисциплинарных прав рассматривалось главным образом с точки зрения воспитания, соответствующим начальникам предоставлялось самим решать, какие дисциплинарные меры следует применять в том или ином случае. Разумеется, издание устава было лишь поддела. Надо было обеспечить его повсеместное применение, научиться руководить людьми и воспитывать их.
В качестве курьезного примера использования опыта Первой мировой войны можно указать на следующий факт: в 1925 году Сект принял совершенно не отвечавшее практике решение сохранить пики в восемнадцати кавалерийских полках рейхсвера, состоявших из трех дивизионов каждый. В 1914–1918 годах немецкие кавалерийские соединения на Западе не оправдали ожиданий, что, впрочем, частично объясняется их неправильным использованием. В то время как пехота истекала кровью, кавалерию сначала щадили, а затем стали использовать в спешенном строю в качестве так называемых стрелково-кавалерийских дивизионов. В статье «Современная кавалерия» Сект писал, что на Востоке кавалерия, где это позволяли условия борьбы и местности, использовалась эффективно.
Я лично относился к кавалерии крайне отрицательно.
В мирное время она пользовалась большими привилегиями, а во время войны, что признавалось и самими кавалеристами, принесла очень мало пользы. Именно отрицательное отношение к кавалерии заставило меня проштудировать труд государственного архива «Мировая война 1914–1918», в котором — правда, очень деликатно — указывалось, что на войне кавалерия не справилась со своими задачами.
Несмотря на мое предубеждение против кавалерии, сам я охотно ездил верхом, если только с точки зрения кавалеристов можно назвать верховой ездой передвижение пехотинца с помощью лошади. Так, например, 9 октября 1920 года в Ульме состоялись соревнования кавалеристов по пересеченной местности на двадцать пять километров, в которых участвовали примерно тридцать человек, в основном, из конных родов войск. На своей гнедой кобыле я взял в этих соревнованиях четвертый приз. Правда, это случилось только потому, что на крутых склонах, при пересечении Дуная и взятии других естественных препятствий я не мешал своей лошади. В Берлине я ежедневно совершал верховые прогулки в Тиргартене.
