Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Схватки, отпустившие на пару мгновений, начались снова. Подобно зверю, ищущему укрытие, Каролина, держась за стенку, пробралась по проходу к скрытой за изящными бело-зелеными колоннами молельне. Потеряв последние силы, она опустилась на плиты.

Прохлада камня холодила спину. Постанывая, вся в липком поту, она лежала, спрашивая себя после каждой волны схваток, хватит ли у нее сил выдержать следующую.

Потолок закружился над ней калейдоскопом красок и узоров. Но благодатный обморок не наступал. Каждую секунду этих мучений ей пришлось пережить, и каждая секунда перевешивала удовольствия всей жизни. Каролина не помогала существу, рвавшемуся на свет. Она ожесточенно противилась тому, чтобы родить ребенка, для которого у нее не было даже пеленки, все в ней восставало против того, чтобы рожать его здесь, на голом полу.

Как часто дома, в Розамбу, она проводила целую ночь в конюшне, когда жеребилась кобыла. Она успокаивала животное, гладила его. Разве не была она сама в этот час измученным животным? Почему она не могла сделать для себя то, что делала для животного? Она вдруг почувствовала, что раздраженные нервы утихомирились, и стала спокойнее. Здоровая часть ее натуры взяла верх. Каролина приказала себе глубоко дышать, расслабиться и не сопротивляться тому, чего требовало естественное течение событий. Она подтащила к себе шелковый коврик для моления, свернула его трубочкой и положила под спину. Словно дожидаясь одного этого движения, вдруг появился ребенок. Каролина была чересчур слаба, чтобы протянуть к нему руки, младенец был пока всего лишь теплым, трепещущим комком между ее ног, но боль сразу стихла, и началось просветление страданий.

Удивленная улыбка появилась на залитом потом лице Каролины, когда она услышала первые жалкие крики новорожденного. Опершись на обе руки, она немного приподнялась. Каким крошечным было это существо, смотревшее на нее синими глазками, каким хрупким…

Она не услышала шагов за своей спиной. С ковриком для моления в руках в мечеть бесшумно вошла арабка. Гайят, жена арабского настоятеля мечети, остановилась как вкопанная, увидев женщину с белым ребенком. Она не смогла сдержать удивленного возгласа при виде представшей ее глазам картины. Но потом она опомнилась и опустилась рядом на колени. Она бормотала непонятные слова, однако Каролина поняла бы без слов, что рядом был кто-то, желавший ей помочь, – такая же женщина, как она сама.

Арабка приняла ребенка и протянула его Каролине. Суча ножками, младенец оказался совсем рядом. Каролина уже хотела назвать его по имени – и осеклась. Даже этого не даровал ей Господь, даже не дал сына! Словно тень опустилась на нее. Но когда арабка наконец положила ей в руки ребенка, она со страстной нежностью прижала его к себе. Испытывая еще легкую горечь разочарования, Каролина тут же показалась себе дурой. А разве сама она не была женщиной? Разве она когда-нибудь стыдилась этого? Нет, для этого не было причин. Из-за недоверия к этому миру, где властвовали мужчины, она боялась родить девочку. Не будет ли и ее вины в том, что когда-нибудь придется перенести этому существу?

– Моя бедная маленькая Жилиана, – прошептала она, дав девочке имя, в которое вложила всю свою нежность.

Когда Каролина проснулась, ребенок по-прежнему лежал в ее руках, как его положила Гайят. Она не могла сказать, проспала ли она четверть часа или полдня. Она слышала голоса за занавеской на двери, становившиеся все громче и возбужденнее. Расставив руки, Гайят пыталась загородить дорогу коренастому мужчине среднего роста с длинной бородой. Но настоятель мечети больше не поддавался на уговоры жены.

Хасид Бениир, белый тюрбан и белые одежды которого придавали сочный глянец его оливковому лицу, остановился в ногах у Каролины. Он разглядывал ее внимательными, недоверчивыми глазами, в то время как его усеянные светлыми пигментными пятнами руки перебирали медную цепочку, висевшую у него на шее.

С первой секунды он понял, кто эта незнакомка. Уже несколько недель весь Абомей шептался о белой женщине. Одни называли ее колдуньей, другие – богиней, и то и другое с одинаковым ужасом. И только что на базаре Хасид Бениир слышал, что ночью был убит дон Чезаре Санти и его люди повсюду разыскивают эту белую женщину.

Каролина прочла мысли, отразившиеся на его лице. Она испытала облегчение от того, что он все знал. Может, иначе она попыталась бы обмануть его: просто из физической слабости, из слепого желания иметь пристанище для своего ребенка. Она поднялась.

– Я вижу, что вам все известно, – сказала она. – Я пойду.

Хасид Бениир понял ее сказанные по-французски слова. Ко всему он был готов, только не к этому. Все доводы, которые он приготовил для того, чтобы она не осталась, рухнули от этих слов, предвосхитивших все, что он хотел сказать. Хасид Бениир показался жестоким сам себе – даже хуже: он уже был готов воспротивиться воле Аллаха. И все же он колебался, мысленно подыскивая выход, как сделать так, чтобы не накликать на себя гнев ни пророка, ни сильных мира сего. Опустив голову, он рассматривал пол. Вид молодой женщины с ребенком на руках рассеял все его колебания и страхи.

– Аллах послал вас к нам, – произнес он наконец.

Каролина знала, что территория мечети являлась священной. Но если люди Санти пронюхают, что она здесь, их ничто не остановит.

– Меня ищут, не так ли, – тихо проговорила она. – И вы хотите, чтобы я ушла.

– Да, вас разыскивают, – заикаясь, подтвердил он. – Моя жена сделала то, что хотел Аллах. Я бы оставил вас здесь… но нас, верующих, очень мало. Нас лишь временно терпят. Ради вас самой вы должны покинуть город. Есть одна возможность, сегодня ночью, когда отправится караван в Тимбукту.

Его жена подошла к Каролине, подсунула ей подушку под спину и накинула шерстяную шаль на плечи. Каролина восприняла это как тайный знак, что Гайят думала иначе, нежели ее муж. Караван в Тимбукту… Многие сотни миль через пустыню. Может, он прав, и есть только одно спасение – бегство. Разве она сама не думала о том же?.. И, тем не менее, как она сможет уйти отсюда? То, что весь Абомей говорил о ней, лишь увеличивало опасность. Но и давало надежду, что он скоро найдет ее. Ока должна остаться здесь.

– Я не могу покинуть город, – ответила Каролина. – Меня ищет один белый. Я должна дождаться его.

– Я попытаюсь найти его, – сказал Хасид Бениир. – Еще вот что: через два дня сожгут тело дона Санти. Он был большим человеком, другом короля, поэтому похороны будут длиться целый день. Они принесут ему в жертву семь быков и – так желают боги Дагомеи – всех детей, родившихся в день его смерти. – Он в упор посмотрел на Каролину. – Жрецы короля обыщут каждый дом. Они придут и сюда. Если уж вы сами подвергаете себя опасности, вы должны, по крайней мере, укрыть в надежном месте вашего ребенка.

Каролина не находила слов. Ее охватило мучительное отчаяние. От нее требовали самое страшное, что можно требовать от матери: расстаться с ее ребенком.

– Подумайте хорошенько, – сказал Хасид Бениир. – У вас двадцать четыре часа времени.

Он повернулся, чтобы уйти, но движение Каролины остановило его.

– Когда уходит караван? – спросила она.

– Завтра, с наступлением темноты. Это все друзья, которым вы можете доверять.

Каролина не могла выговорить ни слова. Свое согласие она выразила лишь кивком головы.

Ее грудь была еще влажной от ротика малышки. Она заснула во время кормления и теперь лежала на изгибе материнской о руки, с полуоткрытыми губками, с крошечными бисеринками пота, выступившими от тяжелой работы под черными шелковистыми волосиками.

На сундуке стояла наготове корзинка. Гайят уже держала в руках шерстяной чепчик и одеяльце, в которые она собиралась укутать девочку. Каролине казалось, что она только сейчас осознает, что собирается сделать. В тени дверного проема ждал Хасид Бениир, завернувшись в просторную накидку, скрывавшую даже голову и лицо.

– Пора, – произнес он. – Караван ждать не будет.

Каролина молча посмотрела на него. Когда Гайят протянула руки за ребенком, Каролина покачала головой и прижала дочь к себе.

40
{"b":"241017","o":1}