12-е Фламэруле, год Лунопада (1344 СД[1])

Мир изменился в одно мгновение.

До этого жизнь казалась Дорну Грейбруку прекрасной. Хотя в мрачном доме хозяина девятилетнему мальчику редко удавалось увильнуть от нудной домашней работы, да еще приходилось бегать с поручениями по всему городу, где толпы угрюмых людей бродили среди серых стен, закрывавших солнце. Однако сегодня…

Просторы полей, сияя в летней жаре, исчезали вдали по обе стороны пыльной дороги. Впереди возвышались покрытые снегом вершины Драконовых Гор, а на севере Дорн иногда мельком видел лиловые воды Лунного Моря. Наконец-то он вырвался за пределы города, и это ему нравилось.

И все же лучше всего была та перемена, которая произошла в путешествии с его родителями. Дома они, измученные годами рабства, часто казались грустными и усталыми. А сейчас мать, решившая пройтись пешком, в окружении полудюжины конвоиров пела песни.

Отец же, правя фургоном, шутил с сидящим рядом сыном и рассказывал ему о местах, которые они проезжали. Иногда отец – лысеющий раб с умным некрасивым лицом – позволял Дорну брать поводья и править двумя пегими лошадьми.

– Смотрите! – вдруг крикнул Приам. Он указал на небо с западной стороны. Командир конвоя Приам, долговязый наемник со свирепой физиономией, перебил немало бандитов и гоблинов, защищая добро хозяина, и прославился своей смелостью. Но сейчас голос его Неуловимо изменился, словно готов был сорваться.

Дорн вгляделся в небо. Сначала он ничего не заметил. Но затем различил какие-то точки, испещрившие синеву. Прищурившись, мальчик разглядел длинные хвосты, змеиные шеи и хлопающие крылья.

– Это драконы? – спросил отец, правивший упряжкой.

Его голос тоже изменился – стал дрожащим и высоким. И хотя он был всего лишь работником, а не воином, как Приам, его ужас привел Дорна в большее смятение, чем страх наемника.

– Да, – ответил Приам.

Конвоиры испуганно зашумели.

– О Ильматер, проливающий слезы! – воздев руки к небу, воскликнул отец. – Что же нам делать?

– Сойдем с дороги, – предложила мать, ее заплетенные в косу огненно-рыжие волосы полыхали, как пламя. Она казалась спокойнее мужчин. – Затаимся в высокой траве.

– Трава не скроет нас от тех, кто парит высоко в небе, – сказал Приам. – Но все же попробуем. Бог бури поможет нам.

Подумав, он указал широким стальным острием копья в поле.

– Туда! – Крикнул он. – Скорее!

Все бросились прочь с дороги, и Дорн увидел, что Приам прав. Спрятаться не удастся. Можно залечь в траве, но лошадей и повозку не спрячешь.

Отец натянул поводья, спрыгнул на землю и встал рядом с упряжкой. Поглаживая лошадей, он что-то нашептывал им, пытаясь успокоить. Он все время прикасался к рукоятке висевшего у него на Поясе меча, с которым не расставался во время поездок, хотя Дорн никогда не видел, чтобы он им воспользовался или вынул его из бронзовых ножен.

Мать толкнула Дорна в траву и велела присесть на корточки.

– Сиди тихо-тихо, – сказала она.

Сердце мальчика бешено колотилось, во рту у него пересохло.

– Мы умрем? – едва слышно спросил он.

– Нет, – ответила мать. – Драконы могут полететь другим путем. А может, они не заметят нас или просто не обратят внимания. Мы в безопасности.

– Хорошо, мама, – ответил мальчик, хотя и видел, что ее уверенность наигранна.

– Один из них повернул сюда! – крикнул чернобородый копьеносец.

– Черт его дери! – отозвался другой конвоир, молодой человек с резкими чертами лица, по имени Дженкс. – Надо рассредоточиться, не сможет же он поймать нас всех.

– Сможет, – возразил Приам. – Он летает быстро. Ну, так что, ты предпочитаешь сражаться в одиночку или рядом с товарищами?

– Я лучше прикинусь мертвым, – сказал Дженкс, но не двинулся с места.

Казалось, время остановилось, а затем все произошло очень быстро, или просто так показалось. Дракон изменил курс и направился прямо на путников, стремительно снижаясь. Несмотря на жару, Дорн весь дрожал. Он разглядел сверкающую чешую дракона – красную, как кровь.

– Когда скажу, – начала мать, – беги в траву и не оглядывайся.

– Но Приам сказал…

– Что не надо разбегаться? Но ты-то маленький, тебя эта тварь вряд ли заметит.

– А как же ты? А отец?

– С нами ничего не случится, – солгала она. Дорн подумал, что мать никогда ему не лгала, а теперь почему-то делает это снова и снова. – Мы найдем тебя, когда все закончится.

– Но вы же не конвоиры! Вы тоже можете убежать!

– Делай, как я сказала.

Как метеор, дракон ринулся вниз, стремительно приближаясь к земле.

Дорн и представить себе не мог, насколько он огромен – люди, метавшиеся внизу, были словно мыши в сравнении с огромным красным чудовищем. Его янтарно-желтые глаза сверкали, словно расплавленная лава, чешуя шеи и крылья были пепельно-голубыми. Он изрыгал огонь, и от него воняло серой.

Напрасно отец старался успокоить лошадей. Они вырвались и понеслись, едва не затоптав его. Повозка полетела по ухабам вслед за ними. Отец обнажил свой меч.

Двое конвоиров в ужасе бросились бежать. Красный дракон не спеша повернул свою клинообразную голову, глянул на них и выпустил желтую струю пламени. Они повалились наземь, не успев даже вскрикнуть, и, обугленные, остались лежать среди горящей травы.

Приам метнул в дракона копье, но оно отскочило от твердой чешуи чудовища.

– Вали его! – крикнул Приам другим конвоирам, и они начали метать в дракона копья.

– Теперь беги! – крикнула мать.

Она подтолкнула Дорна, и он бросился прочь, не смея ослушаться.

Но далеко не убежал. Не мог же он бросить людей, которых так любил и которые любили, его. Он остановился и, задыхаясь и дрожа, обернулся посмотреть, что с родителями.

Багровый дракон был на земле, но не потому, что его «свалили». Пока никто не смог его даже ранить. Он обрушился на людей, вонзил когти в Дженкса и стал его потрошить. Потом гигантскими челюстями с легкостью откусил голову Приаму.

В живых не осталось никого из конвоиров. Отец стоял, неловко держа обеими руками меч, а мать бежала к нему безоружная. Они пытались выиграть время, чтобы сын успел скрыться.

Дорн не мог принять такой жертвы. Он почувствовал, что должен быть с ними, умереть вместе с ними. И он побежал обратно.

Бегал он быстро, но добежать не успел. Змей схватил зубами отца. Прожевав и проглотив его, он выплюнул меч, который сломался под натиском огромных челюстей.

Мать схватила обломок меча и бросилась на дракона. Чудовище выпустило зловонное пламя ей в лицо. Мать успела сделать только один шаг, и ее охватил огонь. Волосы вспыхнули, плоть потекла с нее, как растопленный воск.

Мальчик кинулся на дракона с кулаками. У него не было ни малейшей возможности ударить чудовище. Змей шевельнул когтистой лапой, и Дорн упал на землю.

К своему удивлению, он обнаружил, что еще жив, но, попробовав встать, понял, что подняться уже не может. Все тело пронзила острая боль.

Он лежал и смотрел на мать. Смотрел, как дракон поедает ее. Змей не просто проглотил ее, как отца, он отрывал по куску и смаковал.

Дорн мог бы закрыть глаза, но он смотрел.

Что-то перевернулось в его душе. Боль и горе разрывали его на части, но он больше не боялся. Ужас сменила ненависть, и Дорн смотрел на дракона так, будто сама его ненависть могла убить гада.

Покончив с матерью, дракон повернулся в сторону мальчика.

Кара резко выпрямилась, и раненое плечо пронзила острая боль. Интересно, долго ли она дремала? Наверное, долго, потому что стало намного холоднее, несмотря на огонь в очаге. Или ее знобило из-за кровотечения? Кровь сочилась сквозь разорванный в клочья бархатный рукав и капала на посыпанный опилками пол. Пахло дымом и пивным перегаром.