Чтобы понять такие настроения, надо учитывать, что у немцев не было ясного представления о подлинном зловещем характере национал-социализма, который считали одним из обычных праворадикальных движений. Те немногие люди, которые прочитали программную книгу Гитлера «Майн кампф», не принимали ее всерьез, полагая, что идеологические формулировки — это одно, а практические политические действия — совсем другое. К тому же поворот к авторитарному режиму не стал чем-то неожиданным. Уже с 1930 г. не было парламентского контроля за кабинетами. Наконец, аналогичные процессы происходили в большинстве европейских государств, где к власти пришли самые разные диктаторы. Господствовало убеждение, что в период тяжелого экономического и политического кризиса демократия обанкротилась, что пришло время сильных людей. У всех перед глазами стоял пример Муссолини, которым открыто восхищался дажелиберальный издатель Теодор Вольф или социалист Курт Хиллер. О Гитлере судили совершенно неверно потому, что он как раз был не обычным политиком, а идеологом, который, в конце концов, имел только одну цель — установление мирового господства германской расы.
Для достижения этой цели прежде всего было необходимо утвердить абсолютную власть нацистской партии в Германии. Этот процесс занял полтора года. Первым шагом стало устранение других партий и ограничение самостоятельности земель. По всей вероятности, поджог рейхстага 27 февраля 1933 г. не был запланированной провокацией нацистов, а явился делом рук бывшего коммуниста, психически неуравновешенного голландца Маринуса вам дер Люббе, позднее приговоренного к смертной казни. Но для последствий пожара все это не играло никакой роли. Сразу же он был записан на счет КПГ и был издан «Закон о защите права и государства», отменивший основные права и свободы граждан, хотя формально веймарская конституция так никогда и не была упразднена. Но фактически этот закон ввел постоянное чрезвычайное положение, позволившее режиму приступить к охоте на своих противников под покровом видимости защиты прав. Штурмовики, которые уже с конца января самовольно терроризировали всех инакомыслящих, свозили их в «дикие» концлагеря, подвергали пыткам и издевательствам, а нередко просто их убивали, были превращены во вспомогательную полицию. В обстановке запугивания и разнузданной пропаганды 5 марта прошли последние многопартийные выборы в рейхстаг. Но даже теперь НСДАП не смогла добиться абсолютного большинства и получила 43,9 % голосов. СДПГ и уже запрещенная КПГ вместе набрали 30,6 %. Таким образом, нацисты так и не завоевали поддержки большинства немецкого народа. Что же касается последующих различных плебисцитов, на которых одобрение выражало более 90 % населения, то в тоталитарных диктатурах такие результаты — самое обычное явление.
Новому рейхстагу, в котором больше не было фракции КПГ, канцлер 24 марта предложил принять «Закон о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий», в соответствии с которым кабинет получал право издавать законы без участия рейхстага.
Закон был одобрен, но депутаты от СДПГ, несмотря на разгул террора и преследования, мужественно проголосовали против. Руководитель фракции СДПГ Отто Вельс, не испугавшись беснующихся в зале штурмовиков, произнес горячую речь в защиту демократии.
После того как социал-демократические профсоюзы, которые пытались наладить сотрудничество с новым режимом, 2 мая 1933 г. были все же распущены, месяцем позже была запрещена и СДПГ, многие ее функционеры попали в концлагеря или даже были убиты. Буржуазные партии предпочли распуститься «добровольно». Летом 1933 г. в Германии осталась только одна партия Адольфа Гитлера. Была окончательно и незаконно ликвидирована самостоятельность земель, во главе которых вместо прежних премьер-министров были поставлены имперские наместники, подчиненные канцлеру.
Унификация состояла не только в устранении конкурентов, но и в овладении всеми органами государственной власти. Двумя важными опорами государства являлись бюрократия и армия. По «Закону о восстановлении профессионального чиновничества» от 7 апреля 1933 г. неугодные власти либеральные и демократические чиновники, прежде всего евреи, были уволены и заменены членами партии. С рейхсвером дело обстояло сложнее. Кроме некоторых молодых офицеров, армия не испытывала никаких симпатий к Гитлеру и его партии. Она была настроена скептически и даже враждебно, поскольку плебейско-пролетарская, разнузданная манера нацистов отталкивала большинство консервативных офицеров. Особенно претили им штурмовые отряды, которые все громче требовали второй революции против капиталистов и консервативного административного аппарата, а также претендовали на то, чтобы из партийной превратиться в регулярную армию, растворив в себе прежний рейхсвер, что было в глазах генералитета наглой дерзостью.
Впрочем, штурмовиками уже тяготился и сам Гитлер, который здраво полагал, что в качестве инструмента власти армия гораздо полезнее и важнее, чем буйная и непредсказуемая орава штурмовиков, численность которых перевалила за миллион человек. Кроме того, фюрера начали беспокоить неуемное честолюбие и революционно-трескучие тирады командира штурмовых отрядов Эрнста Рема, его старого сподвижника. Поэтому 30 июня 1934 г. в Германии была проведена «ночь длинных ножей», в течение которой были расстреляны почти все командиры СА, а также некоторые давние недруги Гитлера, в том числе его прежний соперник Грегор Штрассер, личный секретарь вице-канцлера Палена Эдгар Юлиус Юнг, руководитель оппозиционной Католической акции в Берлине Эрих Клаузенер. В ходе расправы были убиты также бывший канцлер Шлейхер и его сотрудник, генерал Курт фон Бредов, на что командование рейхсвера отреагировало с олимпийским спокойствием, поскольку вопрос о руководстве армией был решен в его пользу. Что же касается президента, то Гинденбург только ворчливо заметил, что всю эту «банду гомосексуалистов следовало давно ликвидировать».
Но речь шла не только о том, чтобы овладеть органами государственной власти. Тоталитарный режим прочен тогда, когда он владеет умами и сердцами людей. Либеральные, демократические, социалистические деятели подвергались преследованиям, оказывались в концлагерях или были вынуждены эмигрировать. Их книги публично сжигались, их картины и музыка клеймились как «негерманские и выродившиеся», а с сентября 1933 г. всей культурной жизнью в рейхе руководил министр пропаганды и просвещения Йозеф Геббельс (1897–1945), создавший для этого особую «Имперскую палату культуры», в которой были обязаны состоять все лица творческих профессий.
Из университетов было уволено около 15 % неугодных профессоров и доцентов, отчасти по политическим, но в основном по расовым причинам. Одни ушли на пенсию, другие эмигрировали. Но большинство их коллег поспешили заявить о своей поддержке новых властителей. Подобное произошло и с церковью. В евангелистской церкви возникло движение «немецких христиан», которое резонно прозвали «штурмовые отряды Христа». В противовес ему в мае 1934 г. оформилась «исповедальная церковь», которая резко полемизировала с нацистской идеологией, несмотря на притеснения и даже аресты ее членов. В католической церкви многие ее служители проявляли симпатии к новому режиму, особенно после заключения в июле 1933 г. конкордата с Ватиканом. Но и здесь нарастала оппозиция нацизму, достигшая пика в 1937 г., когда вышла папская энциклика «Со жгучей тревогой», осторожно осудившая бесчеловечные методы правления Гитлера. Протестуя против расовой доктрины нацизма, мюнхенский кардинал Михаэль Фауленхабер имел смелость заявить, что «все мы — семиты по духу».
В тех случаях, когда человека не удавалось подчинить и развратить духовно, за дело принималась машина террора, руководимая рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером (1900-45). Разветвленный аппарат СС включал в себя и Главное управление имперской безопасности (РСХА), куда входила зловещая тайная государственная полиция (гестапо). В ведении СС находились концлагеря и Главное управление по вопросам расы и поселения, проводившее в жизнь расовую концепцию Гитлера.
