— Хватит спать, ишь разлёживаются! — закричала она, стаскивая одеяло. — Работать пора! Идите за мной!
Тётка привела Пашу и Геру в комендатуру. Геру отправили на кухню помогать повару, а Пашу приставили к печкам. В старинном особняке были высокие изразцовые печи. Они пожирали поленья, как ненасытные чудовища.
Немцы занимались делами, не обращая внимания на мальчугана, надрывавшегося огромными охапками дров. Паша не понимал по-немецки, различал только слово «партизанен». Часовой у входа теперь беспрепятственно пропускал Пашу по утрам в помещение, когда в нём ещё никого не было. Столы, правда, немцы аккуратно закрывали на ключ. Открыть их, подумал Паша, в общем-то пустячное дело. Да что толку — самые ценные документы оккупанты прятали в стальной массивный сейф, занимавший чуть ли не целый угол.
Иногда выходил посмотреть, как работает юный истопник, немолодой офицер с приветливым лицом. Но ни разу не обратился к Паше, и тот привык к его молчанию.
Каково же было Пашино удивление, когда немец однажды спросил на чистом русском языке:
— Так ты из Ленинграда, мальчик?
Паша даже опешил от неожиданности.
— Меня зовут Пауль, — продолжал немец. — Мне хотелось бы с тобой потолковать.
Он расспросил, где и с кем жил Паша в Ленинграде, в какой класс ходил. На следующий день Пауль снова заглянул в комнату.
— Ты — парнишка смышлёный, — сказал ему офицер. — Есть у меня к тебе дело. Походишь по сёлам. Будешь приглядываться, прислушиваться. Узнаешь что-нибудь о партизанах, запомни получше, где это было. Мы тебе напишем документ, будто бы ты родителей разыскиваешь. А выполнишь моё задание, получишь настоящий немецкий паёк.
«Эх, мне бы автомат, — с грустью подумал Паша. — Ишь, в шпионы меня записывает, гад!»
— Ты, мальчик, понял, что предстоит тебе делать? — спросил Пауль.
— Чего уж тут понимать…
— Вот и хорошо, мальчик. Я тебе и другой документ дам. Предъявишь его немецкому солдату или полицаю — они тебе помогут во всём. Главное же — присматривайся, запоминай подозрительных людей! Но знай, — с угрозой закончил Пауль, — если ничего не сделаешь, будешь строго наказан…
С партизанами Пашка Вершинин встретился в первом же селе, где попросился переночевать. Видно, хозяева сказали, что мальчик — сирота, ищет своих родных.
— Говоришь, сирота? Ну, что ж, поедешь с нами, Паша, — предложил старший по фамилии Деревянко.
Ему-то Паша и признался, что никакой он не сирота — просто родители его остались в Ленинграде. А здесь оказался не по своей воле, а по заданию.
— Вот так штука, — протянул Деревянко. — Ну, да пока помалкивай, завтра сам доложишь командиру, что там за фрукт такой выискался.
В отряде, в который Деревянко доставил мальчика, у Паши объявился земляк — пулемётчик-ленинградец Анатолий Васильев. Он встретил Вершинина, как родного, накормил, уложил спать.
Утром Пашу отвели к Алексею Фёдоровичу Фёдорову.
— Здравствуй, товарищ Вершинин, — сказал Фёдоров и, как взрослому, протянул Паше руку. — Садись. Чай пить будешь?
Тут-то Пашка и расплакался. Переживания последних дней, опасения, что его примут за немецкого шпиона, страх за сестру, оставшуюся у немцев, навалились на него, и он не выдержал.
Фёдоров молча гладил Пашку по голове. Когда мальчик окончательно успокоился, сказал:
— Вот теперь и рассказывай.
Паша чётко доложил о том, кто и когда бывает в комендатуре. Особенно заинтересовался Фёдоров Паулем, просил подробности разные припомнить. Потом дал лист бумаги и спросил, не может ли Вершинин нарисовать ему, где расположены у немцев огневые точки, сколько видел пулемётов и пушек, какой порядок смены караулов. Беседа затянулась до обеда.
— Определим мы тебя, товарищ Вершинин, в разведвзвод, связным к командиру, — сказал на прощание Фёдоров. — У пас телефонов пет, и потому от связного многое в бою зависит. Чем раньше и точнее передашь ты приказ, тем успешнее будет выполнена задача.
Паша расклеивал листовки по сёлам, помогал старшим товарищам управляться с лошадьми, бесстрашно носился под пулями. Карабин ему выдали вскоре после разгрома комендатуры в селе, где жила тётка. Об этом Паша узнал от Васильева, который сообщил, что его сведения оказались точными, и партизаны свалились на немцев, как снег на голову. И ещё принёс он Паше нерадостную весть — сестру Геру угнали фашисты в Германию. Так начиналась партизанская жизнь Павла Вершинина.
В августе сорок третьего года фашисты решили во что бы то ни стало уничтожить партизанские отряды в тылу своих отступающих войск. Для народных мстителей в софиевских лесах настали тяжёлые времена…
Как-то после целого дня преследований Паша прикорнул под дубом. Даже непрекращавшийся неподалёку огонь фашистов не мог заставить ого двигаться дальше. Здесь и наткнулся на измотанного земляка Анатолий Васильев. Он опустился рядом. Правая рука у пулемётчика была перевязана грязным бинтом, сквозь который проступала кровь.
— Плохи наши дела, земляк, — сказал он. — Немцы решили нас загонять. Знают, гады, что есть нам нечего… уже которые сутки на воде да на грибах… А ребятам сегодня ещё и в разведку идти, искать проходы в кольце… Тут Пашу словно что-то кольнуло. Как же мог он забыть, что в противогазной сумке, запрятанной под сеном на телеге, лежат сухари, сахарный песок и кусок сала!
— Есть, дядя Толя, запас! — вскричал Пашка, и кинулся к телеге. Нащупал под сеном сумку и бегом принёс Васильеву.
Васильев даже расплакался от такого подарка. Сквозь слёзы он сказал:
— Сейчас это жизнь не только разведчиков, это жизнь, Паша, всего отряда, всех партизан! Это… твой вклад в победу!
Ночью разведка разыскала «проходы» в фашистском кольце. С первыми лучами солнца партизаны поднялись в атаку и прорвали окружение.
Когда партизанское соединение пробилось навстречу наступающим частям Советской Армии и лесная жизнь закончилась, Паша Вершинин вместе с комиссаром Ленинского отряда Иваном Иосифовичем Муравьёвым отправился в Ворошиловград, на родину комиссара.
Но доехать им до места назначения не посчастливилось. Налетели фашистские бомбардировщики и разбомбили состав. Паша был тяжело ранен осколками бомбы в голову. Муравьёв сам отвёз парнишку в Москву, в госпиталь. А в декабре 1943 года по направлению Военного отдела ЦК ВЛКСМ комсомолец Павел Вершинин был принят в нахимовское военно-морское училище…
Память сердца
Лёня лихо сдвинул на бок пилотку, приосанился, поправил тяжёлый карабин за плечом и спросил:
— Годится?
— Годится, — сказал я — А теперь напусти на себя суровость — как-никак ты партизан-подрывник.
Но так и не удалось Лёне Босенко напустить на себя серьёзность. Я сфотографировал его, потом ещё раз. И подумал тогда же: «В этом летнем, пронизанном солнечными лучами лесу должны бы звучать песни и музыка. А вместо этого свистят пули. Наверное, трудно будет после войны поверить, что за спиной Лёни, в кустарнике, расположился партизанский госпиталь…»
— Дядя Яша, а фото будет? — спросил заинтересованно Босенко.
— Будет.
— Только без обмана…
— Честное слово!
…Но выполнить обещание мне удалось лишь спустя много-много лет после войны.
Группа Юрченко в составе шести человек вышла из лагеря в полночь. Время рассчитали так, чтобы оказаться на железной дороге Бахмач — Гомель, едва посереет небо.
Лёня Босенко, четырнадцатилетний пионер, считал себя бывалым партизаном, хотя в отряд Ивана Ивановича Водопьяна попал только в начале сорок третьего года.
…Войну Лёня Босенко встретил в родном селе Даниловка на Черниговщине, куда приехал к дедушке и бабушке на каникулы. Со своими сверстниками играл в войну, но вскоре мальчишеские «бои» пришлось прекратить, потому что никто не соглашался выступать в роли фашистов. А потом война — уже настоящая, с кровью и воем бомб — приблизилась к их дому. Отец Лёни — милиционер — ушёл вместе с отступающими частями Красной Армии.
