- И про кого же моя будущая королева хочет услышать первым делом? - протянул он с улыбкой на лице, и Ламия зарделась. Потупив смущённый взгляд, она прошептала:

- О... о Гоньере Непобедимом.

Ньёр удивлённо вскинул брови. Он ожидал, что Ламия сразу же спросит его о самых известных южных королях, но она начала издалека и назвала самого первого Питона, отличившегося в истории Сангенума.

- Гоньера Непобедимый? - переспросил Пеплохват и усмехнулся. - Чтож, хорошо. Гоньера Непобедимый родился в сто двенадцатом году эпохи Империи Ворона. Он был четвёртым королём Питонов и десятым королём Вэлна. О нём мало что известно, но его считали одним из самых сильных драконов. По слухам, крылья его были краснее раскалённого железа, а пламя обращало в пепел всё, что только попадалось ему на пути. Гоньера был настолько огромен и опасен, что с ним не решались связываться даже хранители вранов - их тогда было трое, не считая самого императора Воронов.

- Он с Таоданами был в союзе? - Ламия принялась осторожно массировать Ньёру ладони, и юноша прикрыл глаза от удовольствия. Кто бы мог подумать, что пальцы этой девчушки будут столь ловки и прекрасны?

- Все Питоны были в союзе с Таоданами. Это же эпоха Империи Ворона. Таоданы считались едва ли не богами! - Ньёр усмехнулся. - Но они всё равно не решались связываться с Гоньерой. Он мог разорвать взрослого врана в клочья и не заметить. При рождении ему было дано прозвище "Медный", потому что волосы у него были не чёрные, а словно медные и горели на солнце. Но потом сами Таоданы прозвали его Непобедимым. Так и закрепилось за ним это прозвище, и даже через века его продолжают называть именно так.

Любопытство Ламии на какое-то время было удовлетворено, и Ньёр даже успел забыть о разговоре. Девушка к тому времени закончила омывать его руки и принялась намыливать спутавшиеся волосы. Пеплохват вновь ощутил приятный аромат трав и закрыл глаза, наслаждаясь происходящим. Даже Аделха не была столь ловка, аккуратна и нежна, как Ламия. Её пальцы ласкали кожу юноши, заставляя её пылать, но не от боли, а от невероятного наслаждения и удовольствия.

- А почему Шаньзета Первого прозвали Кровавым? - удивлённо спросила Ламия, массируя пальцами его влажные волосы, на которых из-за мыла выступила густая пена. От неё пахло какими-то травами, дурманившими Ньёру сознание. Юноша сладко прикрыл глаза и улыбнулся.

- Шаньзет в одну ночь уничтожил целый город.

- Какой ужас! - воскликнула девушка, на мгновение останавливаясь. - Зачем он это сделал? Там же могли быть невинные люди! Старики, дети, женщины!

Ньёр усмехнулся. Ещё никто прежде не защищал жителей древнего Тириса, восставших против воли своего короля. Но Ламия ничего не знала о Питонах, потому Пеплохват не мог обвинять её в сочувствии к предателям.

- Эти люди пытались устроить в Вэлне переворот, - Ньёр тяжело вздохнул. - Они убивали тех, кто выражал симпатию к королю, отказывались подчиняться городской страже и уничтожали здания, которые возводились на золото королевства. Если бы это происходило во время правления Заньяна Милосердного, то с предателями попытались бы договориться. Но им не повезло, что на троне в этот момент сидел его внук, Шаньзет Первый. Он был самым жестоким и опасным из всех Питонов, что когда-либо правили в Вэлне. Узнав о восстании в Тирисе, король собрал своё войско и отправился к городу. Но у самых стен он вдруг приказал всем остановиться, превратился в дракона и спалил всё дотла. Дома, парки, сады, рынки, дворец наместника - всё обратилось в пепел. Чудом оставшихся в живых жителей повесили вдоль дороги, чтобы каждый проезжающий мог видеть, что произойдёт с тем, кто предаст короля. Так Шаньзет Первый стал Шаньзетом Кровавым.

Ньёру нравилось рассказывать обо всём этом Ламии. Девушка слушала его настолько внимательно, что Пеплохват невольно вспомнил свою старую няню, что говорила с ним по вечерам о великих драконах, могучих воинах и непобедимых вранах, чьи крылья заслоняли горизонт, а крик заставлял землю содрогнуться. От этого невероятного чувства сердце в груди юноши замирало, и он вновь ощущал себя маленьким мальчиком. Только теперь все эти истории Змей вспоминал сам, а его верным слушателем была самая прекрасная девушка во всём Вэлне. И эта красавица принадлежала ему, и только ему. Ньёр почувствовал невероятную гордость. И в кого он был таким собственником? Пеплохват уже давно перестал думать о том, что это прелестное создание, что сейчас казалось его своими нежными руками, было сестрой Лизардиса, его лучшего друга. Интересно, Аэгон Ворон, последний император, чувствовал то же самое, когда смотрел на сестру Эньяра Чернозубого?

Ламия вновь вырвала его из раздумий. Ласково коснувшись щиколотки юноши, она принялась массировать его ноги. Ньёр едва слышно застонал, когда пальцы девушки провели по его стопе и слегка надавили ногтями на кожу. Казалось, Гройен знала все его слабые места, и собиралась бессовестно этим пользоваться.

- Ох... о ком же ты хотела узнать дальше? - выдохнул Ньёр, пытаясь держать себя в руках. В груди его уже горело нестерпимое желание чего-то большего, чем эти простые ласки, и юноша чувствовал смущение. Хорошо, что густой слой пены укрывал тело Пеплохвата, иначе бы Ламия непременно заметила его возбуждение. И это от одних только касаний!

- Пожалуй, о Ядошкуром, - промурлыкала девушка, продолжая массировать ноги Ньёра и словно нарочно не замечая его смущения. Змей ощутил себя мальчишкой, впервые в жизни общающимся с противоположным полом. Он не краснел так даже тогда, когда его пыталась соблазнить Марьям. С трудом взяв себя в руки, Ньёр пробормотал:

- О Ланьяне Ядошкуром? Он был седьмым королём Питонов и, соответственно, тринадцатым королём Вэлна. В летописях пишут о его невероятных победах в сотнях, а то и тысячах битв, в простых книжках часто упоминают о том, что он был хорошим любовником.

- Любовником? - заинтересованно откликнулась Ламия. В её взгляде промелькнуло что-то хищное, и Ньёр поймал себя на мысли, что эта девушка перед ним была настоящей змеёй. Было в ней что-то, что напоминало ему Аньюн... Что за странное ощущение...

- У него было пять жён и по меньшей мере четыре десятка наложниц, - Пеплохват усмехнулся. - У него было всего семнадцать законных детей, но зато сотня бастардов. Я не удивлюсь, если больше половины жителей Пастака так или иначе несут в себе кровь Ланьяна Ядошкурого.

Ламия смущённо улыбнулась. Её, кажется, забавляла мысль о том, что один из королей Вэлна был столь любвеобилен. Но было кое-что, что тревожило девушку - были ли все эти женщины счастливы? Жить, зная о том, что у мужа есть четыре десятка любовниц и больше сотни внебрачных детей, что смогут претендовать на трон, если с твоими детьми что-то случится? Впрочем, наложницы были ещё малым злом. Пять жён и семнадцать законных детей. Умирает старший сын - и наследником становится другой. Сколько же крови пролилось в борьбе за трон после смерти Ланьяна Ядошкурого?

- Ты чего? - Ньёр заметил её грусть. - Думаешь о наложницах?

- Наверное, они были очень несчастны.

Пеплохват лишь усмехнулся в ответ.

- Когда твой покровитель - самый богатый и влиятельный человек во всём Вэлне, ты не можешь быть несчастна. Если у короля есть наложницы, он должен уделять каждой из них одинаковое внимание. Но как матери, они действительно были несчастны... - он задумчиво посмотрел на Ламию и усмехнулся. - А как бы ты отреагировала, если бы я завёл себе несколько наложниц?

Ламия вспыхнула моментально. Плеснув на лицо Ньёра воды из ванной, она возмущённо воскликнула:

- Ты дурак! - а Пеплохват хохотал, словно маленький ребёнок. - Нет, ты действительно ненормальный, Дракон!

- Моя королева запрещает мне любить других женщин? - промурлыкал Ньёр, хватая её за руку и смотря прямо в сапфировые глаза. Девушка фыркнула и отстранилась назад.

- Если узнаю - убью, Пеплохват. Запомни это.

Юноша лишь рассмеялся. Его забавляло то, что эта девушка сейчас ему угрожала. В словах её не было злости, и оттого это выглядело ещё смешнее.