"Твои птенчики улетают из гнезда один за другим, а ты будешь вечно заперта в этих серых каменных стенах. Шакал в клетке. Какая ирония"
Эвлин с большим трудом заставила себя улыбнуться и проводила сына взглядом, когда тот, пришпорив пегого жеребца, лёгкой рысью погнал его обратно к своим вассалам. Ему было всего десять, а он уже держался уверенно, как настоящий князь. Великий князь, брат императора-Ворона. А кем была Эвлин? Она была шакалом в вороньей стае, чужаком, которому никто не был рад.
Этого всего не могло происходить. Алак должен был вернуться из Академии и занять трон Вороньего утёса, а вместо этого отправился на передовую, связался с Югеном Роялдом и объявил себя императором. Теперь князем Апрака был маленький Юанн. О боги, он слишком легкомыслен для этого! Его невозможно удержать на одном месте, объяснить простую истину, внушить, что обучение нужно для того, чтобы в будущем он смог занять трон в случае смерти своего брата. Но Юанн не слушал ничего. Мастер над книгами пытался научить его писать, но мальчик упорно сбегал с уроков, а если ему нужно было написать письмо, вместо букв он использовал рисунки. Юанн даже придумал свой собственный язык и обучил ему придворных детишек, которым нравилось использовать различные образы в качестве шифра.
- Скорее солнце встанет на западе, чем этот мальчишка будет учиться, - сказал как-то мастер над книгами, и больше Юанна не трогал никто. Даже сама Эвлин. Мальчик был Вороном - непоколебимым, упёртым.
"Тебе нужно изменить герб своего рода на барана! - как-то раз сказала Эвлин своему мужу. - Вы скорее расшибёте себе череп, чем измените своё решение. Ты не Сатарн, чтобы идти только одной дорогой".
Сопровождавшие княгиню воины поравнялись с ней и поприветствовали кивком головы. Эвлин лишь сухо приказала им направляться к деревне и повернула своего жеребца. Молодой князь Апрака и Великий князь Фабара прибыл в лагерь. Женщина чувствовала себя не в своей тарелке, когда они проезжали мимо приветствовавших их младших князей и командиров. Все эти люди смотрели на неё, как на Шакала. За двадцать лет она так и не стала для них своей. Гайя превратилась в настоящего Сельвига. А Эвлин? Стала ли Эвлин вороной? Нет. Она продолжала быть Тельмари до мозга костей.
- Приветствую вас, моя госпожа, - кивнул один из младших князей, Шакаэн Локсар. Это был седовласый мужчина с чудовищным шрамом, пересекавшим всё лицо от уха до челюсти, из-за чего губы у него постоянно были изогнуты в усмешке. Этот человек никогда не нравился Эвлин. Но не только из-за внешности - он постоянно менял свою позицию, клялся в верности то одному, то другому князю, не раз предавал Марвина. Только чудом Шакаэн после всего этого оставался жив. Впрочем, в порыве ярости Марвин как-то раз отрезал ему ухо. Теперь этого не было видно под густыми седыми волосами, но Эвлин до сих пор помнила, как жалкий младший князь кричал и извивался, когда Таодан собственными руками свершал правосудие.
- Избавь меня от своей любезности, Шакаэн, - бросила Эвлин, входя в шатёр. Молодые пажи тут же бросились к ней и сняли с плеч тёплую норковую накидку. - Я явилась не для того, чтобы лицезреть твою отвратительную морду и слушать твои льстивые речи.
- Вы как всегда добры ко мне, моя госпожа, - усмехнулся Шакаэн. - Позвольте тогда узнать, чем мы обязаны вашему визиту.
Эвлин не ответила ему, ожидая, пока одна из служанок отстегнёт плащ. Совершенно не стесняясь, женщина принялась стягивать с себя тяжёлое платье и бросила его в сторону. Пажи принесли ей лёгкие походные штаны и рубашку, вместе с ними - кожаные доспехи, усиленные металлическими пластинами, пришитыми по бокам и на животе. Молодые мальчишки старательно не смотрели в её сторону, на обнажённые груди и стройную талию, в то время как Шакаэн без капли смущения пялился во все глаза - Эвлин чувствовала это даже спиной. Приглушённо усмехнувшись, женщина убрала волосы, подождала, пока пажи закончат закреплять доспехи, и обернулась.
- Ты никогда не отличался воспитанностью, Шакаэн. Любой другой на вашем месте уже догадался бы отвернуться.
- Не каждый день женщины при мне начинают переодеваться в доспехи, - заметил Шакаэн, слегка прокашлявшись, и Эвлин одарила его кривой улыбкой:
- Не забывай, в чьём шатре ты находишься. Я княгиня Воронов,
- ... а я всего лишь мелкий князь, - улыбнувшись, кивнул мужчина. Княгиня с сомнением посмотрела на него. Нет, посмотрите - сама невинность! Шакаэн умел подобрать правильный тон, чтобы добиться своего. Только вот собственный яд змею не отравит, и Эвлин на эти уловки не поведётся.
- Ох, Локсар, неужели ты решил подлизаться ко мне, чтобы заполучить более высокий титул со смертью моего мужа? - Эвлин, улыбаясь, сделала шаг к Шакаэну и скользнула рукой к его штанам. На миг по лицу мужчины проскользнуло изумление, но в следующий миг он, расплывшись в улыбке, нагнулся к княгине и коснулся своими грубыми руками её надушенной шеи. Княгиня же прильнула губами к его уху и прошептала: - Или ты даже осмелился в своих самых сокровенных мечтах заделать со мной кучу маленьких бастардов, которые будут претендовать на трон моих сыновей, если с ними что-то случится? Учти, я вырву всё, что находится у тебя ниже пояса, если ты поспеешь хоть пальцем тронуть Юанна.
Шакаэн резко отшатнулся назад и посмотрел на неё широко распахнутыми глазами, бледный, как настоящий мертвец. Эвлин лишь рассмеялась. За двадцать лет, проведённых в Фабаре, женщина так и не избавилась от старых привычек. Она была Шакалом, бесцеремонным, ничего не стесняющимся, не следующим никаким манерам и правилам приличия. Княгиня позволяла себе говорить то, о чём другие благородные дамы постеснялись бы даже подумать. Но именно из-за этого Марвин и полюбил её двадцать лет назад. Пожалуй, прямолинейность и честность Алак получил именно от своей матери.
- У меня не было и мыслей о том, чтобы вредить вашим сыновьям, моя госпожа! - воскликнул Шакаэн, отступая на шаг. Он и не заметил, как Эвлин, вытащив из ножен свой кинжал, многозначительно направила его острие чуть ниже пояса мужчины. - Я всего лишь желал пожелать вам хорошего дня, обсудить ваш визит в лагерь. Кстати, а почему вы привезли с собой князя Юанна?
Эвлин хмыкнула и убрала кинжал. Этот человек её раздражал. При малейшей опасности он пытался казаться непричастным, словно его даже рядом не было в этот момент. Верности от подобных слуг ожидать было нельзя. Сейчас, когда весь Вороний утёс остался на юного Юанна, Эвлин должна была оберегать и защищать сына. Она была не только его регентом - Алак попросил мать защищать Апрак, пока он не закончит обучение в Академии. Сейчас ситуация изменилась, старший сын отправился на войну, и Вороний утёс всё так же держался на плечах вороньей княгини.
- Налей мне вина, - бросила Эвлин, усаживаясь в кресло. - Я желаю отпраздновать последнюю победу моего императора. Кажется, он победил войско из восьми тысяч воинов возле границ с Елесом?
В горле пересохло, и женщине с дороги сильно хотелось пить. Прямо сейчас княгиня не напоминала благородную даму, супругу покойного князя. Она была настоящей воительницей, гордой, опасной. Она была Шакалом. Жаль, что вся прежняя красота её иссякла. Лицо покрыла сеть морщинок, золотистые волосы начали седеть, а глаза потемнели от усталости. Грудь слегка обвисла и больше не была столь упруга, как раньше. А ведь когда-то давно десятки восточных князей желали заполучить руку и сердце молодой шакальей княжны. Интересно, возжелали бы они её сейчас?
- Прошу, ваша милость, - Шакаэн протянул ей бокал. - Ваш сын, да славится имя его на века, действительно победил врага у Елеса, но эта победа мало что ему принесла. С таким же успехом он мог выставить своих людей в линию и сам убивать каждого десятого воина, чем отправлять их на бесполезную гибель.
- Его победы вдохновляют наших солдат, - возразила Эвлин.
- И раздражают князей. Они хотят перейти через Чёрную грань и ударить Корсакам в лицо, а не возвращать свои земли по кусочкам. Весьма бесполезным кусочкам.
