«Интересно, каким сейчас уже стал Грозохвост, — подумала Селека, осматривая огромные украшенные рисунками потолки. — Когда я видела его в последний раз, то могла держать его у себя на руках. А сейчас ему уже семь месяцев»…
Девушка читала в одной из книг в библиотеке Академии, что у императора Хатиэна было целых пять вранов. Самый огромный из них, Лунный Вой, был больше двенадцати футов высотой, и таких размеров не достигал больше никто из питомцев Хатиэна. Говорят, уже в полгода этот чёрный крылатый великан был настолько крупным, что император свободно рассекал на нём небеса над полем боя, в то время как другие враны были в таком возрасте ещё слишком малы, чтобы перевозить на своей спине всадника. И лишь немногим приближённым Хатиэна было известно, что Лунный Вой к тому же был всего лишь самкой, а значит, будь она самцом, то выросла бы ещё больше.
Но Селека из рассказов отца знала, где мог получить Хатиэн такого огромного врана — в Великом Ущелье, за землями Барсов. Водившиеся там чудовищные птицы до сих пор наводили ужас на Прилесье и Нагорье Рока. Не каждый отваживался заходить дальше Четвёртого пояса гор, где начинали появляться первые гнездовья диких вранов. Эти великаны размерами были даже больше Лунного Воя, но никто из местных жителей ни разу не видел их вживую. Были слышны лишь их громкие крики, от которых, казалось, сотрясались сами горы, а с вершин покрытых снегами скал сходили лавины. Кто-то утверждал, что это и не враны вовсе, а Первые боги, закованные в цепи где-то под землёй и томящиеся в ожидании Предателя, что освободит их. Учёные пытались найти этому всему научное объяснение. Но тайна Великого Ущелья до сих пор оставалась неразгаданной.
Выбросив из головы все надоедливые мысли, отвлекавшие от дела, Селека скользнула по ступенькам и замерла, прислушиваясь к звукам с первого этажа. Сначала девушка подумала, что в главном зале сидит Беральд — у него был такой же низкий бархатистый голос. Но, внимательно присмотревшись сквозь щель приоткрытой двери, Гвайр увидела мелькнувшую где-то в глубине комнаты серую шкуру, что носил на своих плечах младший Сатарн. Селека тяжело вздохнула — она надеялась увидеть Беральда. Кован был слишком хмурым, и уговорить его отправиться к Аурхуут было невозможно. Он считал своим долгом оберегать Хильду. Хотя на самом деле большую часть времени проводил в обществе Тэйхир, совершенно забывая о том, где его сестра и чем она занимается. Селека и Хильда часто смеялись над этим втайне от младшего Сатарна — у него на лице все чувства были написаны. А Рогатая игралась, делая вид, что ничего не понимает.
Княжна уже собралась пройти дальше, как вдруг обрывок разговора воинов Гарнизона достиг её ушей, и девушка тут же остановилась. Она понимала, что подслушивать нехорошо, и едва ли Свет похвалит её за такие тёмные деяния, но воительница ничего не могла с собой поделать. Она слишком долго просидела в башне в обществе Хильды и Арраги, с иголкой и нитками в руках, что сама того не желая искала приключений на свою голову.
— Этот человек слишком странный, Медведь! — воскликнула Тэйхир. Она сидела на диване возле камина, как всегда в своих лёгких кожаных доспехах и с секирой. Только здесь, в холодном медвежьем поместье, Рогатая теперь ещё носила и медвежью шкуру, вежливо одолженную Кованом. Сам Сатарн почти не чувствовал холода — он привык к нему с самого детства. Наоборот, ему казалось, что сейчас в зале было слишком душно, и всё порывался открыть окно.
— Он просто сумасшедший, — вздохнул Кован, продолжая хоть по комнате. — Это не повод отрубать ему голову.
— А что ты предлагаешь? — Тэйхир приглушённо фыркнула. — Будете с Беральдом держать его в подземелье, кормить? Может, ещё доктора ему отыщете? Очнись, Кован! Этот человек не принесёт ничего хорошего. Лучше избавиться от него сейчас, пока…
— Пока что?! — воскликнул Кован, резко обернувшись к Рогатой. — Я не могу убивать невинного человека только из-за того, что он выжил из ума! Этот воин долгое время верно служил моему отцу. Он спас мою мать от смерти как-то раз!
— Но, тем не менее, она всё равно умерла. Что-то этот Свет, про который постоянно бормочет этот ненормальный, ей не помог.
Кован замолчал, и Селека почувствовала, как бешено заколотилось сердце в её груди. Свет? Воины Гарнизона сейчас говорили о каком-то паладине, и девушка поняла, что теперь точно не уйдёт от дверей, пока не узнает всё до конца. Да простит её Свет за то, что она совершает такие тёмные деяния и подслушивает чужие разговоры!
— Хорошо, Тэйхир, — вздохнул Кован, опускаясь в кресло. Вид у мужчины был измученный. — Я подумаю над этим. В любом случае, решать Беральду. Я не вправе вершить тут правосудие и рубить головы направо и налево только потому, что какой-то несчастный сумасшедший показался мне странным.
— Но ты уездный князь Дарма, — Тэйхир была совершенно невозмутима. — Ты имеешь здесь такую же власть, как Беральд.
— Да, но только в его отсутствии. А пока мой брат находится здесь, я должен во всём советоваться с ним, — отрезал Кован. — Поэтому я не желаю больше ничего слышать о казнях и убийствах. Быть может, этот человек сам убьёт себя. Ничего не мешает ему раскроить собственный череп о стены подземелья — если он настолько сумасшедший, как ты говоришь.
Дальше разговор Селека не слушала. Ей было достаточно, что в подземельях под Дармом был заключён настоящий паладин, быть может, один из её братьев по ордену. Как давно он здесь находился? Как попал на Медвежье плато? Объяснение было лишь одним: этот мужчина стремился к Аурхуут так же, как и Селека.
Осторожно обогнув зал, девушка отправилась к дальней лестнице. За месяц, проведённый в медвежьем замке, она обыскала здесь каждый уголок. Правда, было несколько мест, которые до сих пор оставались неразведанными — Селека пару раз наталкивалась на лестницы, которые вели куда-то вверх, а там обрывались, врезаясь прямо в голую стену. Судя по тому, что каменная кладка в этом месте отличалась от остальной, лестница раньше куда-то вела, но потом этот проход заложили. Почему это сделали, и что там было раньше, Селека не знала, а Беральд не рассказывал. Он лишь загадочно говорил, что отец наказал ему не разбирать этот завал «до возвращения грифонов».
— Ты и сама понимаешь, что это невозможно, — говорил медвежий князь, и Селеке приходилось соглашаться. Последний грифон пал в битве за Беланору, когда войска Псов свергли императора Воронов. С тех пор никто не видел этих величественных животных.
Но было кое-что, что не давало Селеке покоя — на Севере паладинов тоже называли Грифонами. А если старый медвежий князь имел в виду вовсе не крылатых зверей, а именно воинов Света? И что если именно она, княжна Леопардов, молодой адепт Нового учения, была тем самым грифоном, о котором говорил Йоран Сатарн?
Как бы то ни было, у Селеки не было сил, чтобы разобрать каменную кладку и узнать, что там, на той стороне. А Беральд отказывался слушать любые доводы молодой воительницы. Их словесное противостояние длилось почти три недели, пока медвежий князь не заявил, что в следующий раз просто не отправится с Селекой к Аурхуут. И княжне пришлось перестать донимать Берда своими расспросами о странных лестницах, упиравшихся в каменные стены.
Обогнув несколько таких неизведанных мест стороной, Гвайр остановилась возле небольшого туннеля, что вёл в подземелья под Дармом. Это место тщательно охранялось, но Селека знала несколько лазеек, через которые можно было обойти посты стражей. В поместье их называли «Кротовыми норами» — когда-то давно их использовали, чтобы быстрее добираться до чёрного хода, располагавшегося в соседнем туннеле. Сейчас через одну из этих «нор» можно было пробраться к камерам, миновав пост стражей. И Беральд, кажется, даже не подозревал об этом. Одна из лазеек была практически рядом со входом — достаточно было отодвинуть в сторону завал из соломы, убрать положенные друг на друга старые доски, и в полу открывалась дыра, что вела на нижний этаж. Из-за высоких потолков снизу выбраться не представлялось никакой возможности, если заранее не взять с собой верёвку. Селека, обвязав её вокруг одной из колонн, осторожно спустилась и соскочила на пол.
