Часть немецкого пейзажа — это замки. Старые замки — на высоком берегу Рейна и в других местах — хорошо поставлены, но архитектурно неинтересны. Думали о защите и нападении, а не о красоте. Другое дело замки, которые сооружались в ту же эпоху, когда Вагнер сочинял свои оперы! Немецкий дух обратился к национальному прошлому и сконструировал его в идеальном виде. Конечно, этим замкам свойственна некоторая помпезность и приглаженность, но всюду, где они есть, они украшают окрестности. Бург Гогенцоллерн виден за десятки километров, и вам даруется удовольствие постепенного приближения к замку на горе. С каждой точки он хорош по-своему, а вид оттуда — как если бы владетель обширной земли доставал взглядом до ее пределов. В Зигмарингине замок впечатляет своими размерами, сочетанием неприступности с оперной романтикой. Рядом река, плотина; замок отражается в воде искусственного водоема. Апофеозом выступает, разумеется, Нойшванштейн — альпийский замок Людвига Баварского. Он действительно великолепен, видами из окон хочется любоваться часами, а по окрестностям бродить — неделями. К тому же вы понимаете там, откуда взялось «Лебединое озеро».

Переход от цивилизации к природе в Германии приятен и короток. Нужно только знать, куда поехать. Вы оказываетесь на тишайшей дороге, которая не столько связывает населенные пункты, сколько служит для того, чтобы можно было выехать полюбоваться природой. Дорога на повороте ныряет под арку, образованную скалой, и маленький светофор заботливо предупреждает вас, что нужно немножко подождать. Добравшись до места и оставив машину, вы часами идете вдоль лесного ручья, в котором резвится форель, и доходите до мельницы. Здесь все приспособлено для того, чтобы вознаградить старательных путников. На улице два-три грубо сколоченных стола, покрытых клетчатой клеенкой, да лавки; под шум воды вы уплетаете жареные сосиски с картошкой и кетчупом, запивая их добрым немецким пивом. Или, скажем, переходите через Дунай по камням. Идете вдоль берега, над которым нависают скалы. Видите полупещеру первобытного человека. Гуляете по лесу, где на деревьях развешаны таблички с их названием: это явор, а это — ясень.

Немцы по-прежнему культивируют вылазки на природу. Это важная часть как семейной, так и корпоративной жизни.

Вообще же немцы во многом именно такие, какими вы их представляете, — аккуратные, трудолюбивые, порою важничающие. Какая- то важность заключена в самой интонации немецкой речи, — по крайней мере, для русского уха, — поэтому немного забавно слышать, как разговаривают друг с дружкой немецкие дети. Но вот представители государства и власти как раз не важничают; не было случая, чтобы мне приходилось на них досадовать.

С причинами досадовать в Германии вообще обстоит как-то плохо, поэтому принимаешься досадовать на мелочи. Любой непорядок воспринимаешь в Германии по-особенному. Пакет с молоком надрезается так, что молоко капает на стол — ага, типично немецкая халтура! Вот и моя машина была недавно удивлена, обнаружив, что перескакивать с ухаба на ухаб ей пришлось не где-нибудь, а по дороге к родному для нее Штутгарту. Впрочем, это был автобан, с автобанами ничего не поделаешь, какие-то участки не успевают отремонтировать. Другие дороги безупречны, и кругом полно нарядных машин — немытых или побитых немцы не признают.

Немецкие дома, как вы уже поняли, не менее ухожены, чем машины. Цветы живописно свешиваются с перил и балконов, они на окнах, стенах, перед домом. Я знал, что кусты роз бывают высокими, но в Южной Германии я видел настоящие розовые деревья.

А как немецкие любительские команды играют в футбол! Поле — с иголочки. Обе команды в своей особой форме. Распасовывают мяч как перед телекамерой.

Зато у нас лучше с магазинами. В Германии по воскресеньям закрыты все, по субботам большая часть открыта лишь до обеда, и даже по рабочим дням они открыты самое позднее до восьми. А несколько лет назад было еще хуже. Однажды мне пришлось проходить медицинскую комиссию сразу по возвращении из Германии. Неудивительно, что вопрос, были ли у меня проблемы с алкоголем, застал меня врасплох: а как же — неплохо бы выпить, а все магазины уже закрыты; и еще: столько всего хорошего, что не по карману!

Германия в каком-то смысле остается страной философов. Привычку думать немцы культивируют больше других народов. Тебя не просто предупредят, что за безбилетный проезд в автобусе полагается штраф в таком-то размере. Нет, дидактики и пропедевтики не миновать: «Тридцать евро — не малая сумма, если бросать деньги на ветер. Задумайся!»

В каком-то смысле Германия остается и страной романтиков. Немецкие рекламы высокопарны. Что ни возьми — мечта и восторг.

Дух поэзии все еще прорывается у немцев даже в прозе жизни. Вот надпись, предупреждающая о том, что незаконно припаркованные автомобили будут эвакуированы за счет владельцев: «Widerrechtlich abgestellte Wagen werden kostenpflichtig abgeschleppt». Я чувствую, что она вызывает в моей памяти что-то величественное. Ну конечно:

Да это же «Die Goetter Griechenlands», сочинение Фридриха Шиллера:

В отличие от духа поэзии дух иронии за двести лет заметно повыветрился. Важнейшие житейские установки сегодняшнего дня могут быть представлены в нескольких словах и понятиях: ein bisschen Geduld; sparen; geniessen; viel Spass! direkt vom Fass. (По-русски я передам это, пожалуй, так: немного терпения; сэкономим; повеселимся; бочковое пиво.)

Что меня больше смущает — это немецкая как бы народная музыка, этот неизменный разухабистый маршик, в котором решительно нет ничего, что напоминало бы о музыке великих немцев. Она сопровождает муниципальные, а иногда корпоративные праздники. Ее, как правило, подают с пивом, шляпами, украшенными перьями, и трахтом (традиционный региональный костюм). Такого рода праздники нередко показывают по телевизору. О вкусах не спорят (особенно с народами), но все-таки это странно для страны, в которой десятки тысяч домов выстроены в безупречном стиле. Обнадеживает то обстоятельство, что в магазинах, ресторанах, кафе — там, где музыку включают для своего и посетителей удовольствия, а не потому, что таковы соответствующие случаю традиции, — это народное достояние не услышишь. Великую немецкую музыку там тоже не услышишь — да и не место. Но ее крайне редко услышишь и где бы то ни было, помимо концертных залов. В Америке я чаще слышал ее несущейся из домов.

В Ганновере меня пригласили на постановку «Фиделио». Увидеть постановку этой оперы в Германии было тем интересней, что в свое время меня чуть не отправили из студентов в солдаты за доклад, в котором я среди прочего цитировал письмо автора «Будденброков» и «Доктора Фаустуса»: «Какая нужна была бесчувственность, чтобы, слушая «Фиделио» в Германии Гиммлера, не закрыть лицо руками и не броситься вон из зала!»

Друзья мои — это было бездарно! Ни крупицы здравого смысла за вымышленным предлогом осовременивания. Я, пожалуй, осмелюсь утверждать, что немцам превосходно удаются вещи без затей или с минимальными затеями. Например, в Берлине я был на превосходнейшей «Волшебной флейте». Затея была лишь одна — свет. Его было много, — словно по знаменитому завету, — и он был верный: праздничный, но не навязчивый. Как только немцы не удовлетворяются простотой и пытаются подпустить что-нибудь эдакое, получается скверно.

Такое впечатление произвел на меня и их павильон на всемирной выставке 2000 года — в том же Ганновере. Мне казалось интересным посетить хотя бы одну всемирную выставку, и ее привязанность к смене тысячелетий выглядела многообещающей. Огромный немецкий павильон строился на мотиве лабиринтов, причем, чтобы попасть из одного лабиринта в другой, нужно было стоять и ждать, пока тебя туда в надлежащий, по замыслу устроителей, момент пустят. Первые отсеки не сулили ничего интересного, и у меня не было охоты на каждом тридцатом шагу останавливаться и ждать — весь мир был на этой выставке! Я ушел и порадовался за итальянцев, которые изысканно и элегантно представили Италию страной великих изобретателей и физиков, от Леонардо и Галилея до Маркони и Ферми. Не меньше я порадовался за французов, которым удалось прочувствовать и показать романтическую сторону современной цивилизации, за китайцев, которые, подчеркнув свою устремленность в будущее, выставили себя великой космической державой, и за многих других. (В российском павильоне главным экспонатом был портрет нового президента; он смотрел на посетителей по-доброму и обращался к ним со словами приветствия.)