Поначалу Сима не задумывалась о материальной стороне. Пусть они обанкротились, но это еще не катастрофа. И у нее, и у Гоши есть профессия, без работы не останутся.

Она не сомневалась, что муж рано или поздно вернется, разобравшись со своими проблемами. В конце концов, не миллионные же у него долги! Как минимум, пять-шесть сотен тысяч долларов они наскребут, да еще займут под проценты.

Верная соратница своего мужа Серафима Новицкая уже прикидывала, как помочь ему выпутаться из опасной ситуации.

Загородный особняк можно продать, а он стоит немало. У всех четверых есть машины, нужно оставить всего одну и отдать кредиторам деньги, вырученные за дом и три автомобиля. На самый крайний случай — продать квартиру и снимать жилье. Пусть они уже не молоды, но ведь бывают обстоятельства, когда нужно чем-то поступиться. Самое важное сейчас — благополучие Гоши.

Даже став состоятельными людьми, они по-прежнему жили в квартире ее родителей. Сима категорически не хотела переезжать — это ее родной дом, рядом Даниловское кладбище, где лежат папа с мамой, она ходит к ним регулярно. Сима была благодарна мужу, что тот проявил понимание и не обнаружил задатков типичного нувориша, переехав в огромную квартиру, “как все” (ей еще предстояло узнать, как она ошибалась!). На ее взгляд, им и этой квартиры вполне хватало. В маминой комнате обосновалась Регина, в папиной — Сережа, а они с мужем занимали ее бывшие девичьи владения. Две сотни гостей в такую квартиру не пригласишь, но Серафима никогда не любила подобных сборищ. Всю свою юность она работала, работала и работала, ей было не до развлечений. Но и став богатой женщиной, она не желала бесцельно тратить время.

Сима не горела желанием обзаводиться загородным особняком, но муж убедил ее, что в любом случае это выгодное капиталовложение — они владеют строительной фирмой, дом обойдется сравнительно дешево, зато при необходимости его можно продать втрое дороже. Проектом занимался сам Гоша — он же строитель! — и в итоге возвел четырехэтажные хоромы, да с таким размахом, что даже далеко не бедные соседи ахали и втайне завидовали. Теперь Сима порадовалась предусмотрительности мужа — сосед предлагал за их дом полмиллиона долларов, но, наверное, можно запросить и побольше.

Поговорив с детьми, она немного повеселела — забрезжила надежда, что с мужем все наладится. А финансовые проблемы — не проблема. По молодости у них были денежные затруднения, а после смерти ее родителей — огромные долги. И ничего — заработали, выплатили. А спустя какое-то время сколотили немалое состояние. Так и сейчас — мобилизуются, расплатятся с кредиторами и, даст Бог, опять поднимутся в гору. А если не удастся, проживут и на зарплату — тоже не впервой.

Месяц Сима ждала вестей от мужа. Она уже немного окрепла, правда, периодически мучили боли. Вдобавок, во время операции молодой ассистент так старательно тянул крючки, что низ ее живота заметно перекосило влево, а с правой стороны клеевой послеоперационный шов разошелся и никак не заживал. Серафиме пришлось снова лечь в больницу, хирурги иссекли часть тканей и наложили шелковые швы. Внешний вид и анализы пациентки не понравились лечащему врачу, и тот предложил ей еще месяц полежать в клинике, подлечиться. Симе назначали курс сердечных средств, гемостимуляторов, общеукрепляющих и витаминов, и она вышла из больницы уже в более-менее приличном состоянии.

И опять Гоша явился в день ее выписки — то ли угадал, то ли его кто-то проинформировал. Увидев его на пороге, Серафима задохнулась от радости. Наконец-то! Не зря надеялась!

- Завтра суд, — с ходу заявил муж, не поздоровавшись и не собираясь раздеваться.

- Какой суд? — опешила она.

- Я же тебя оповестил, что подаю на развод.

Сима открыла рот и забыла его закрыть. Так и стояла в прихожей, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

- Так ты не передумал? — наконец вымолвила она.

- С какой стати?

Гоша говорил непривычным, агрессивно-напористым тоном, а Серафима воззрилась в немом изумлении — это ее муж? Это он с нею так разговаривает? Это он о разводе сообщает так, будто нужно всего лишь сходить в магазин и купить ему новые ботинки?

- Почему ты со мной так разговариваешь?

Сима все еще надеялась, что ее любимый муж улыбнется, рассмеется, отшутится — мол, как я тебе в образе жестокого и беспощадного, а? Но надежды не сбылись.

- А как я должен с тобой разговаривать, если ты несешь ерунду? Я тебе сказал, что завтра состоится суд, а ты спрашиваешь, не передумал ли я. Мог ли я передумать, если специально приехал поставить тебя в известность?

Все в Гоше ей было непривычно — и интонации, и манера говорить, и этот жесткий взгляд, и твердо сжатый рот.

- Уходи, — сказала Серафима. — Придешь, когда осознаешь, как жестоко и несправедливо ты поступил.

- Не забудь — завтра в одиннадцать часов, Лефортовский народный суд, судебный зал номер пять на третьем этаже, — проигнорировав ее упрек, напомнил непробиваемый эгоцентрист Георгий Новицкий, привыкший ставить собственные интересы на первое место и всегда получать желаемое, вне зависимости от мнения других людей. Вот и сейчас его ни чуточки не волновало состояние больной жены. Весь разговор — если можно назвать этот обмен фразами разговором, — занял всего несколько минут. Он даже не пожелал войти в квартиру, не снял пальто. Пришел, сообщил супруге о времени судебного заседания, не задумываясь, что она при этом чувствует, не поинтересовавшись ее здоровьем, нахамил и ушел.

Сима в изнеможении опустилась на пуфик — еще не раз в будущем ей предстояло без сил сползать на этот темно-зеленый пуф, который много-много лет назад купила ее мама, — и просидела так до прихода дочери.

- Мам, почему ты здесь сидишь? Тебе плохо? — встревожилась Регина.

- Отец приходил, — безжизненно ответила она.

- Чего хотел?

- Завтра в одиннадцать суд…

- Ну и разводись, — посоветовала Регина. — Зачем обманываться? Ты уже два месяца себя изводишь, сама на себя не похожа. Сколько можно себя терзать? Что мы, без отца не проживем, что ли? Ты богатая женщина, получишь половину всего, и пусть папик на старости лет валандается со своей потаскушкой. Катька уже украсила его рогами, наверняка не в последний раз. Помяни мое слово, мы с тобой еще посмеемся, когда он приползет, выжатый, как лимон.

- Думаешь, приползет? — с надеждой встрепенулась Серафима.

- Мам, возьми себя в руки! — одернула ее дочь. — Ты всегда была сильной, уверенной в себе женщиной, я тобой гордилась. А сейчас ты какая? Да никакая! Ну что особенного-то! Муж с тобой разводится — да миллионы людей разводятся. По статистике распадаются две трети браков. И ты думаешь, все женщины так убиваются? Да ничуть!

- Но мы прожили с твоим отцом двадцать девять лет…

- А если бы прожили три года, тебе было бы легче?

- Не знаю… — растерялась Сима.

- Представь — ты бы осталась с двумя маленькими детьми на руках, без приличного заработка, без жилья или без перспективы разменять маленькую квартиру, — что хуже?

- Мне трудно это представить, — покачала головой Серафима. — Когда вы с Сережей были маленькими, мы с вашим отцом жили замечательно.

- Значит, тебе есть что вспомнить. А другим и вспомнить-то нечего, кроме колотушек да пьянок мужа.

- Слабое утешение…

- Я тебя не утешаю, а хочу, чтобы моя любимая мама снова стала такой, какой я ее уважала и гордилась ею. У тебя была нелегкая жизнь, но ты научилась справляться с трудностями и рассчитывать только на себя. Вот и сейчас считай, что это трудный этап в твоей жизни, но его нужно преодолеть и опять жить. Жить, понимаешь? А не раскисать из-за того, что вы разводитесь.