Итак, Перси не знал об убийстве Магды. Эльвира, конечно, была об этом осведомлена. Коун снова поднял трубку.

— Грейвс здесь, — сказал дежурный.

— Дайте ему трубку, — приказал Коун. — Грейвс? Ну?.. Нет?.. Где остальные?.. Так… Все, Грейвс. Вы свободны на сегодня.

Первый выстрел — мимо. Грейвс ездил к Эльвире. Хозяйки дома нет. Слуги утверждают, что она ночевала на вилле. Все, как обычно. К ней никто не приходил. Ни вчера, ни сегодня. Звонила ли она кому-нибудь? — спросил Грейвс горничную. Нет. И к ней никто не звонил. Как она вела себя? Как всегда. В спальню ушла в девять. В десять горничная заглядывала к ней. Она читала. Есть ли в спальне телефон? Нет, госпожа не любит ночных звонков. Встала рано. Выпила чашку кофе. Долго одевалась. Потом села в машину и уехала. Сказала, чтобы к обеду не ждали. Куда уехала? Она никогда об этом не говорит. Нет, никаких вещей не брала. Полицейский, дежуривший у дома, подтвердил, что Эльвира уехала в девять утра. Указаний следить за ней он не имел и остался на посту. Машина ушла в направлении Кинг-стрит. Грейвс нашел постового, который видел ее. Черный «мерседес» свернул на Сиккордей-авеню. Затем следы машины терялись.

Перси сидел в той же позе: руки на коленях, голова опущена. Казалось, он дремлет. Коун встал. Перси вскинул на него глаза.

— Хватит на сегодня, — сказал Коун и отдал распоряжение увести арестованного. Сам поднялся к господину Мелтону. Немезида по-прежнему висела за спиной шефа полиции. Коун на нее не глядел. Он смотрел в глаза господину Мелтону и докладывал о ходе допроса.

— Я дал команду арестовать Эльвиру Гирнсбей, — сказал он в заключение. Шеф кивнул, соглашаясь. Коун заметил, что господин Мелтон плохо слушал его. Что-то все время отвлекало шефа. Во время рассказа Коуна он то принимался читать какие-то бумаги, то открывал и закрывал ящик письменного стола. Словно шеф куда-то торопился, а Коун мешал ему: явился не вовремя. И только природный такт удерживал шефа от решительного заявления о том, что этот разговор пора прекратить.

Однако это было не так. Шеф нетерпеливо ждал конца рассказа Коуна потому, что хотел говорить сам. Он начал издалека, с общей характеристики некоторых задач полиции, вытекающих из оценки обстановки в стране. Он с горечью констатировал, что полиция, к сожалению, с решением этих задач пока не справляется. В качестве иллюстрации шеф привел несколько примеров неудачных расследований, к которым отнес и дело «Шах — Бредли». Шеф надеялся, что полиции наконец-то удалось добраться до банды спекулянтов наркотиками. Он полагал, что полиции наконец удастся достойно отмести нападки прессы. Но, увы, надежды господина Мелтона не оправдались. Спекулянты наркотиками так же далеки от возмездия, как и были. Конечно, это ни в коей мере не умаляет заслуги Коуна, распутавшего сложный узел дела «Шах — Бредли». Шеф позаботится, чтобы эти заслуги были соответственно оценены. Но вместе с тем Коун должен понимать, что дело это настолько мелкое… Очень мелкое… Так, низкопробная уголовщина, сдобренная небольшой порцией скандала. Конечно, пресса ухватится за этого Перси-Диксона. Авантюристка Эльвира Гирнсбей (Коун отметил, что шеф уже не называет ее порядочной женщиной) тоже безусловно будет поймана и отдана под суд. Шеф не сомневался, что теперь, когда у Коуна все карты в руках, инспектору быстро удастся довести дело до конца. Банду Эльвиры они, конечно, выловят. Но это не будет триумфом. Как только уляжется шум, вызванный известием о подлинном Диксоне, пресса снова начнет шпынять бедного господина Мелтона. И не только пресса. Министр. Господин Домар. Запросы в сенат.

Помолчали.

— Как жаль, — сказал господин Мелтон, — что это пиррова победа.

Коун осторожно возразил шефу в том смысле, что дело еще не закончено и неизвестно, как все повернется. Ему, Коуну, непонятно, например, где Эльвира брала наркотики. Неясны совершенно мотивы убийства Бредли. Не найден его убийца.

— Его убийца — шах, — махнул рукой господин Мелтон.

— Но алиби? — сказал Коун.

— Туманное алиби, построенное на показаниях Вилли Кноуде, — презрительно бросил шеф. — Разве можно доверять этому сброду из ночных клубов?

Коун промолчал. Совсем недавно шеф безраздельно доверял Эльвире Гирнсбей.

Господин Мелтон угадал его мысли.

— Увы, Коун, — сказал он. — Никто из нас не гарантирован от заблуждений. Тягостно это сознавать, но надо иметь мужество признаваться в своих ошибках. Я полагаю, что профессор Кирпи изумлен не меньше меня. Отец Эльвиры был вполне порядочным человеком. Одно поколение — и такая метаморфоза.

Шеф поморщился: у него засосало под ложечкой. Это предвещало боль. Он не хотел, чтобы Коун видел это, и закончил разговор…

Коун удивился, не увидев журналистов, вечно болтающихся в коридорах управления. Проходя мимо кабинета Грегори, понял, в чем дело. Грегори устроил чуть ли не пресс-конференцию. Все газетчики были там. Из дверей валили клубы дыма и слышались возгласы: «Как вы сказали?», «Она предложила ему?», «Что за чудовище?».

Никльби и Смит ожидали Коуна. По их лицам он понял, что поиски Эльвиры оказались тщетными. Никльби сказал:

— Я ходил в «Амулеты». Девчонка сказала, что Эльвира звонила ей в десять утра. Спросила, как идет торговля, поинтересовалась, не заходил ли Перси, и положила трубку.

Смит рассказал, что он расстался с Грейвсом на развилке Сиккордей-авеню и Стронг-стрит. Грейвс поехал в управление, а Смит сделал попытку восстановить путь «мерседесса». Частично это ему удалось. Черную машину Эльвиры будто бы видел постовой возле почтового агентства на южной окраине города. Постовой сообщил Грейвсу, что женщина, похожая по описанию на Эльвиру, около одиннадцати заходила в агентство. Была она там минут пять. Потом уехала. Грейвс толковал с чиновниками на почте. Нет, телеграмм она не отправляла. Заходила в будку телефона-автомата. Один из чиновников, проходя мимо будки, слышал, как женщина говорила в трубку: «Только к тебе, только к тебе». Чиновнику показались смешными эти слова, он их поэтому и запомнил.

Коун отпустил агентов. У себя в кабинете развернул карту города и долго рассматривал ее. Почтовое агентство находилось в часе езды от дома Эльвиры. В девять она уехала с виллы. В десять звонила Бекки. Около одиннадцати — на почте. Значит, она оказалась у агентства не сразу, где-то задерживалась. Она не такая дура, чтобы стремиться немедленно удрать из города. Звонок к Бекки был, конечно, проверкой. Чего? Ну, тут легко догадаться. Если бы Бекки не ответила, значит, магазин опечатан. Потом она едет на почту. «Только к тебе». К профессору Кирпи? Нет, это не годится. У профессора Кирпи рыльце некоторым образом в пушку. Он поостережется, несмотря на доверительные отношения с господином Мелтоном.

В дверь постучали. Коун откликнулся. В кабинет влетел Фримен.

— Это правда? — заорал он еще с порога.

— На одну треть, — хмыкнул Коун, продолжая водить курвиметром по карте.

Фримен уселся верхом на стул и забормотал:

— Сверим с первоисточником. Так. Перси — это Диксон?

— Нет, — сказал Коун. Фримен стукнул блокнотом по колену.

— Не шутите, инспектор. Я только что от Грегори, Он нам прокручивал куски ленты допроса. Вы мастерски работали, Коун. Я восхищен.

— Фримен, умерьте восторги. Я не шучу. Перси — это не Диксон. Я не знаю, что вам там прокручивал Грегори. Но до этого вполне можно дойти собственным разумом.

— Вы хотите сказать?..

— Вот именно. Перси представлялся Диксоном. Но Перси не писал книжек. А ведь их кто-то писал, Фримен?

— Черт, — сказал Фримен. — Вы, как всегда, на высоте, инспектор. Кто же их писал?

— Я думаю, Эльвира на это не способна, — сказал Коун. — Тут нужен или талант… или…

— Что?

— Вы читали Диксона?

— Разумеется.

— Какие мысли в это время приходили вам в голову?

— Бред сумасшедшего.

— Мне тоже, между прочим, — заметил Коун.

— А что, если я об этом напишу? — задумчиво произнес Фримен. — Об этих мыслях, которые приходят в голову.