Успел выкурить половину сигары, пока появился Филипп Шар – гладко выбритый, с мокрыми волосами, в свежих джинсах и в белой футболке, которую перечеркивала надпись: «Я родился белым». Он направился ко мне – решительный и благоухающий дорогим дезодорантом. Разительная перемена! Волшебство просто какое‑то.

– Что вы хотите от меня услышать? – налетел он с ходу.

– Может, сходим в бар? Выпьем по кружечке пива, скушаем по рыбке и поговорим по душам? – дружелюбно предложил я.

Но поддержки мое дружелюбие не получило.

– Я не пью пиво! – отрезал Шар.

– Что ж, – задумчиво произнес я, – будем разговаривать в этом гадюшнике?

– А чем вас не устраивает мой двор? – с наездом спросил Шар.

– Грязно! – честно сказал я.

– Ничего. Зато родные стены душу греют… – Ваше право… – равнодушно качнул я плечами, – Иван Сергеевич упомянул, что вы несколько раз работали в ночь, когда номер снимала Иоланда Городишек, – ну, модель, которую убили в вашем отеле.

– Да, – подтвердил Филипп Шар.

Чувствовалось, что разговаривать ему неохота. Только упоминание управляющего заставляло его отвечать на вопросы. Кажется, господин Шар принял меня за большого товарища их управляющего. Мне это на руку.

– Я хотел бы знать: в эти дни к Городишек приходил всегда один и тот же тип или разные?

– Один и тот же. Попадание в десятку!

– Вы видели его? Смогли бы описать? – с замершим сердцем поинтересовался я.

– Конечно. Такой высокий… – наморщив лоб, стал усиленно вспоминать Шар. – В летах… Может, под полтинник… Молодо, однако, выглядит… Светловолосый… Большие, чуть навыкате глаза… Усы густые – как в старину… Больше ничего такого приметного.

– Случайно не запомнили его имя? – Я усилил нажим: вдруг повезет?

К причалу подошел катер, украшенный шашечками таксомотора. Неспешно выполз трап. Я не придал этим фактам значения, но в душе заворочалось что‑то нехорошее.

– Настоящего я не знаю – он никогда не представлялся. На чай вот давал сторублевку… А эта Городишек…

Тетенька в белом берете втащила во двор бегемоты‑сумки. Моя догадка была верной: в магазин ходила. Она направилась к парадной.

– …называла этого мужика…

Договорить Филипп Шар не успел. Раздался сухой механический треск, и его грудь покрылась рваными пятнами, из которых зафонтанировала кровь… Попала и на меня.

Я уклонился от падающего тела с застывшим выражением ужаса в глазах, понимая, что теперь моя очередь. Автоматное пение не утихло, продолжив панихиду по мне. Я рванул к единственному пригодному укрытию. Пули щелкали за спиной. Упав за детскую песочницу, вжался в землю. Краем глаза видел, как заспешившая домой тетка в белом берете споткнулась о ступеньки и завалилась на крыльцо парадной с разваленной очередью головой. Ее глаза залила кровь.

Выдернув из плечевой кобуры пистолет, я стал выжидать. Когда‑нибудь у стрелка кончится рожок, и, пока он будет перезаряжаться, у меня появится шанс.

Автомат смолк. Я вырос из‑за раскрошенной в щепу песочницы и, в момент сориентировавшись, открыл огонь на поражение.

Стрелок, убивший Филиппа Шара, находился на причале. Он прибыл к дому своей жертвы на таксомоторе. Такси уже отчалило от причала и удалялось. Убийца бежал к скверу, на ходу перезаряжая автомат.

Сфокусировал взгляд на его фигуре и нажал на курок. Стрелок споткнулся, полетел через голову и застыл.

Я вынырнул из укрытия и поспешил к нему. Он умирал. Глаза заволокли слезы. Я наклонился над ним и прорычал, сдерживая злость:

– Кто заказал Шара?

– Пшел ты! – прохрипел стрелок, закашлял и умер.

Как они сумели вычислить меня? Что не успел сказать Филипп? Вдруг прозвище, которым наградила своего ухажера Городишек, скрывало что‑то важное?.. Где же я успел наследить?

Распрямился, и тут меня осенило: в квартире Шара кто‑то был! Вполне возможно, именно он и вызвал киллера!

Я бросился к парадной. Перескочил через тело женщины и устремился вверх. Дверь квартиры Шара была распахнута. Вошел внутрь, осмотрелся, заскользил по коридору, заглянул в каждую комнату – пусто! Нигде никого…

А ведь неплохо жил портье! Шикарно… Лишь батарея пустых бутылок выдавала прошедший запой.

Задержался возле телефонного аппарата – старого, красного, с расколотым корпусом. Просканировал стены, возле телефона все осмотрел – ничего интересного… В последний момент обратил внимание на телефонный номер, записанный простым карандашом на обоях. На карандаш нажимали слабо – чтобы не был заметен…

А неизвестный из квартиры Шара исчез! Наверное, ушел через чердак…

Я достал записную книжку, переписал номер и поспешил покинуть гнилое местечко.

Домой я вернулся на такси. Поймал мотор в трехстах метрах от столкновения, чтобы не светиться. Конечно, полиция первым делом, не обнаружив на причале Столыпинского канала катер, который привез стрелка, начнет обзванивать и опрашивать таксистов. Найдет того, кто доставил киллера. Разыщут также водилу, который привез меня сюда, и пилота, что везет теперь домой. Полицейские мою личность хорошо знают. Им достаточно будет словесного описания любопытствующей старушки, выглянувшей из окна во время перестрелки, чтобы легко меня вычислить…

Темнота заполняла город с пугающей скоростью – словно кто‑то пытался обернуть Петрополис черным одеялом. На каналах зажглись фонари, рассекая сгустившийся мрак.

Я чувствовал себя помятым: давно уже не попадал в такого сорта передряги. Тело ломило, оно молило о постели…

Ощутив под ногами гранит причала, я устало направился к дому. В голове роились мысли. Поднявшись на крыльцо, отпер входную дверь и вступил в темный холл. Не зажигая свет, проследовал на кухню, где на ощупь нашел холодильник и добыл из него две бутылочки «Туровского Темного». С ними поднялся к себе в кабинет и заперся.

Расположившись за письменным столом, я сбросил шляпу на диван и с наслаждением вкусил хмельную горечь. Включать свет в кабинете не стал – глаза мечтали о покое.

В дверь осторожно постучались… Не дают человеку жизни!

– Кто? – прорычал я, безумно недовольный нарушением моего уединения.

– Свои, Даг, – раздался голос Кубинца. – Ужин хоть и успел покрыться коркой льда, но ведь его всегда можно разогреть…

Только тут я почувствовал, насколько сильно проголодался. Выбрался из‑за стола, прихватил пиво и отправился на кухню.

Гонза приготовился к моему визиту: стол был накрыт, жареная свинина с приправами в вишневом соусе и картофельным гарниром – шипела. Я накинулся на мясо, как людоед, постившийся несколько лет не по своей воле.

– Куда ездил? – полюбопытствовал Кубинец.

– Проведал одного мужичка, – с набитым ртом ответил я.

– Насколько результативно? – выпытывал Гонза.

– Ага, – подтвердил я, дожевывая кусок, – убили его на моих глазах.

– Ты приносишь несчастья, Туровский. Все, кто с тобой встречается, неизменно погибают неестественной смертью! – заметил Кубинец, вооружаясь чистой вилкой. Он зажмурил один глаз и подцепил из моей тарелки кусочек мяса. – Самое печальное тут, что и клиенты не являются исключением. А это не есть хорошая реклама для нашего бизнеса!

Кубинец отправил ворованный кусок мяса в рот и энергично заработал челюстями.

– Слушай, если твоя теория правильна, то каким образом ты еще жив? Это же ненормально! – возмутился я. – Непорядок на вверенной территории! Надо срочно исправить ошибку. Предлагаю завтра. Сегодня так уж и быть – доживи.

– Ничего‑то ты не понимаешь, господин сыщик, – криво усмехнулся Гонза. – У меня на тебя иммунитет выработался, противоядие в крови.

Я осушил бутылку пива до дна, отставил ее и открыл новую.

– Ну, давай, что называется, в подробностях! – потребовал Кубинец.

Я приступил к повествованию. Неспешно рассказал о своих идеях и подозрениях, о единственной крепкой ниточке, которая оказалась тоньше паутинки… Портье явно что‑то знал, вот только сказать не успел по причине неожиданной кончины.