Одним словом, эта идея не прошла.

После завтрака Мартин с Рони вышли в город, полные решимости заработать хоть что-то ради принципа.

– Давай ящики в порту потаскаем, – предложил Рони. – А то уже как-то неловко даже.

– Согласен, – кивнул Мартин. – Или, там, двор какой приберем.

Рони не ответил. Все же таскать ящики ему казалось менее зазорным, чем махать метлой. Еще совсем недавно он был вором, и некоторые прошлые понятия в нем держались крепко.

И все же в этот день удача им улыбнулась. С острова Пасконь привезли четыре баржи соли, и все работники порта нанялись на их разгрузку. Мартин с Рони туда не попали – поздно пришли, однако тут же подвернулось торговое судно с Инзийского края, привезшее шкуры и валяную шерсть. Владельцы спешили управиться при хорошей погоде – разгрузка в дождь могла испортить товар, поэтому набирали всех подряд и изрядно переплачивали, так что Рони с Мартином принесли домой по серебряной монете.

Их одежда была пропитана потом, ноги гудели, болели спины, однако они были счастливы, ведь этот заработок приостановил их финансовую катастрофу.

Не обращая внимания на ворчание Зены, которой предстояло отстирать испорченную одежду, Мартин с Рони помылись теплой водой с крыши, где она нагревалась на солнце в старом медном баке, надели чистое исподнее и пошли на свой заросший участок пить отвар из кислой травы, который хорошо делала Зена.

Сегодня они чувствовали себя настоящими добытчиками.

Где-то в полночь на улице залаяли собаки, но Мартин с Рони их даже не услышали – после тяжелой работы они крепко спали. Своей собаки у них не было, а чужие не слишком беспокоили. Между тем некто, убедившись, что в этом дворе ему ничто не угрожает, перемахнул через каменную ограду и приблизился к дому. Встал к стене, огляделся и пошел кругом, проверяя, нет ли возможности забраться внутрь.

Но никаких прорех в обороне найти не удалось, а закрытые изнутри ставни поддеть ножом не получалось, сколочены были на совесть. Дверь также выглядела основательной, и даже скважина старого замка закрывалась изнутри заслонкой.

Незнакомец вздохнул и, приметив на заднем дворе еще несколько построек, двинулся в их направлении. Это было не то, на что он рассчитывал, однако и в пристройках случалось раздобыть хорошую одежду, связку колбас, а то и живого поросенка.

Чужак подошел к двери и замер, прислушиваясь – полная тишина. Он приоткрыл дощатую дверь, и та даже не скрипнула. Вошел внутрь и стал привыкать к темноте.

Света неполной луны, падавшего в окошко у дальней стены, ему хватало. Он был человеком привычным и умел шуровать на ощупь.

Вдруг впереди щелкнуло огниво, и за перегородкой загорелся прикрытый стеклом светильник.

Чужак достал нож и встал к стене. Главное – не дать поднять тревогу. И он был готов действовать.

Послышались шаркающие шаги, к тонкой двери перегородки кто-то подошел и остановился. Налетчик крепче сжал нож и затаил дыхание, собираясь бить, не раздумывая.

Неожиданно по его шее, словно змея, скользнула веревка, и не успел он испугаться, как сильный рывок заставил петлю затянуться. Раскинув руки, налетчик рухнул на пол и выронил нож. Не дожидаясь, пока он опомнится, Зена перебросила веревку через балку и, ухватившись за нее, повисла всем весом.

Поняв, что его удушают, налетчик вскочил, но петля поддернула его еще выше, затягиваясь все сильнее и не давая глотнуть воздуха.

– Не… не уби… вай… – прохрипел он.

Зена поддернула еще разок, потом отпустила веревку, и налетчик упал лицом вниз, а она тотчас завернула ему руки за спину и связала свободным концом веревки. Пока он приходил в себя, она подняла нож и села на перевернутый ящик.

– Перо-то у тебя кованое, не по чину, – сказала она, когда пленник смог повернуться на спину.

– Не мое это, от корешка одного досталось…

– От корешка, – повторила Зена и воткнула нож в дощатую стену. – Кого в городе знаешь?

– Да много кого…

Налетчик был несколько озадачен внешним видом особы, которая так жестко его скрутила, ведь это была пожилая худощавая женщина с седыми волосами, в застиранной ночной рубахе. Одним словом – старуха.

– Так кого ты знаешь?

– Писклявого знаю, Кузнеца, Чигиря, Быча и Фуфу Зеленого…

– Это кто, мелочь?

– Нет, это самые основные – и в центре, и в порту. А ты, вообще, кто?

– Баба Зена я.

– Я тебя не знаю.

– Теперь знаешь. Что же мне с тобой делать?

– Отпусти меня, баба Зена. Отпусти, и так невезуха доконала. Второго дня колодники приняли, в подвале трясли – воду морскую в рот лили, едва не утопили. А в морду так дали, что едва сдюжил! Отпусти!..

– Не ори, – сказала Зена и вздохнула, раздумывая о чем-то своем. – Что за колодники?

– Дык этого, рыбного торговца Овцера люди. У него целая армия – в одном Пронсвилле на службе полсотни состоит, а еще по окраинам.

– Зачем ему столько?

– Так у него флот рыбачий немереный, шаланды так и снуют. Рыбой на полземли торгует – сильно развернулся.

– И ты такого туза раздеть решился?

– Да где раздеть-то, баба Зена? Ни за что захомутали, я там не один в засаду попал, они полслободы перехватали.

– Хипижуют?

– Не то слово!.. Кто-то Овцера обидел, братва говорит – ларец унесли, а в нем золота всего фунта на три, да только это наследство какое-то, дорогое для него очень. Вот и подумали на наших.

– А вы не брали?

– Не брали. У нас дураков нет против Овцера переть, он же хуже разбойника – к полицайпрокурору жаловаться не побежит, волкодавов своих натравит.

– Стало быть, приезжие?

– Стало быть, так, но я тебе больше скажу…

Пленник заерзал, пытаясь улечься поудобнее, но при каждом движении перекинутая через перекладину веревка затягивалась на шее сильнее.

– Баба Зена, развяжи, я тебе все расскажу, ты же из наших – я вижу…

– С чего ты взял, что из ваших?

– По ухваткам.

Зена вздохнула и, встав с ящика, один движением распустила узел на руках пленника. Тот сразу освободился и, сев на полу, заулыбался, переводя дух. Потом снял с шеи петлю и отложил веревку в сторону.

– Одним словом – дело совсем мутное. Вроде как был спор у этого Овцера с какими-то купцами иноземными. Цена спора и тема неизвестны, но они пообещали его наказать и наказали. Ларец не просто увели, а перекололи охрану, по слухам – целую дюжину.

– Где этот Овцер обретается?

– На Галламе у него дом в городе, а еще в Запашке на берегу, там, где белый песок. Яруса в три. И забор такой, что не сунешься.

– Ладно, поняла.

Баба Зена выдернула из стены нож и подала пленнику рукояткой вперед.

– Бери перо и выметайся. Тебя здесь не было, мы не виделись.

– Да я, Зена! Да я никому!.. – засуетился пленник, пряча нож. – Спасибо тебе!..

– Иди уже… Как там твое погоняло?

– Творог!

– Ух ты!.. Надеюсь, хотя бы жирный?

– Не знаю, но бабам нравится!..

Творог выскочил за дверь и, разбежавшись по двору, перемахнул через ограду.

Заслышав шум, с запозданием загавкали соседские собаки, а Зена вздохнула и, подойдя к ночнику, прикрыла его колпаком.

До побудки хозяев оставалось часа четыре, она могла поспать, прежде чем начать готовить завтрак.

Огонь в светильнике зашкворчал и погас. Зена зевнула и пошла к себе.

Тесто было поставлено с вечера и хорошо поднялось. Начинку Зена тоже сделала заранее, поэтому, разведя огонь в печи, принялась за готовку – к завтраку она наметила пирожки с картошкой и кислой сметаной.

Оба хозяина – старший и младший – пирожки любили.

Сделав обычную работу и накормив Мартина с Рони, Зена наскоро прибралась и, переодевшись, вышла в город, чего не делала уже с полгода, поскольку не было ни нужды, ни желания.

А чего ходить, если продуктовый рынок находился в паре сотен шагов от дома. Там были и овощи, и масло, и мука, и рыба. Вот и сидела дома. А в городе шум, грохот, повозки, нищие, прохожие и горластые зазывалы, от этого она давно отвыкла.