Вот второе определение. В данной связи мы будем понимать под теорией специфическую форму практики, которая тоже является составной частью сложного единства «общественной практики» определенного человеческого общества. Теоретическая практика подпадает под общее определение практики. Она работает с материалом (с представлениями, понятиями, фактами), который дают ей другие практики, будь то «эмпирические», «технические» или «идеологические». В своей наиболее общей форме теоретическая практика включает в себя не только научную теоретическую практику, но также и донаучную, т. е. «идеологическую» теоретическую практику (формы «знания», составляющие предысторию той или иной науки и их «философии»). Теоретическая практика той или иной науки всегда строго отличается от идеологической теоретической практики ее предыстории: это различие принимает форму «качественной» теоретической и исторической дисконтинуальности, которую мы, используя термин Башляра, можем назвать «эпистемологическим разрывом». Здесь мы не сможем описать диалектику, проявляющуюся при появлении такого «разрыва», т. е. работу специфического теоретического преобразования, которая вводит его в каждом конкретном случае и обосновывает ту или иную науку, отделяя ее от идеологии ее прошлого и раскрывая это прошлое в качестве идеологического. Для того чтобы ограничить наше исследование наиболее существенным моментом, представляющим для него интерес, мы расположимся по ту сторону «разрыва», в пределах конституированной науки и условимся принять следующие обозначения: мы будем называть теорией всякую теоретическую практику, носящую научный характер. Мы будем называть «теорией» (в кавычках) определенную теоретическую систему той или иной реальной науки (ее основополагающие понятия, в их более или менее противоречивом единстве в тот или иной данный момент), например: теория всемирного притяжения, волновая механика и т. д…. или же «теория» исторического материализма. В своей «теории» всякая определенная наука рефлектирует в сложном единстве своих понятий (которое, впрочем, всегда является более или менее проблематичным) ставшие условиями и средствами результаты своей собственной теоретической практики. Мы будем называть Теорией (с большой буквы) общую теорию, т. е. Теорию практики как таковой, которая разработана исходя из Теории существующих теоретических практик (наук), которые преобразуют в «знания» (научные истины) идеологический продукт существующих «эмпирических» практик (конкретной деятельности людей). Эта Теория есть материалистическая диалектика, которая едина с диалектическим материализмом. Эти определения необходимы для того, чтобы дать теоретически обоснованный ответ на вопрос о том, что нам дает теоретическое выражение решения, существующего в практическом состоянии.
Когда Ленин утверждает: «Без революционной теории не может быть и революционного движения», он говорит о некой «теории», теории марксистской науки о развитии общественных формаций (исторического материализма). Эти слова находятся в работе «Что делать?», в которой Ленин рассматривает организационные меры и цели российской социал — демократической партии в 1902 г. Он борется против оппортунистической политики, плетущейся в хвосте «стихийности» масс: он стремится преобразовать ее в революционную практику, основанную на «теории», т. е. на (марксистской) теории развития рассматриваемой общественной формации (российского общества того времени). Но выдвигая этот тезис, Ленин делает нечто большее: напоминая марксистской политической практике о необходимости обосновывающей ее «теории», он на деле выдвигает тезис, представляющий интерес для Теории, т. е. для Теории практики как таковой: для материалистической диалектики.
Именно в этих двух смыслах теория имеет значение для практики. «Теория» имеет прямое значение для своей собственной практики. Но отношение некой «теории» к своей практике, в той мере, в которой оно стоит под вопросом, если оно продумано и выражено, представляет интерес и для общей Теории (диалектики), в которой получает теоретическое выражение сущность теоретической практики как таковой, а посредством нее — и сущность практики как таковой, а посредством нее — и сущность преобразований, «становления» вещей как таковых.
Если теперь мы вернемся к нашей проблеме, т. е. теоретическому выражению практического решения, то мы заметим, что она касается Теории, т. е. диалектики. Точное теоретическое выражение диалектики представляет интерес прежде всего для самих практик, в которых действует марксистская диалектика, поскольку эти практики (марксистская «теория» и марксистская политика) в своем развитии нуждаются в понятии своей практики (диалектики), чтобы не оказаться безоружными перед качественно новыми формами этого развития (новые ситуации, новые «проблемы») — или же для того, чтобы избежать опасностей, исходящих от различных форм теоретического и практического оппортунизма. Преодоление этих «сюрпризов» и отклонений, которые в конечном счете объясняются «идеологическими ошибками», т. е. теоретической слабостью, всегда дается дорогой, даже очень дорогой ценой.
Но теория имеет существенное значение также и для преобразования тех областей, в которых еще не существует подлинной марксистской теоретической практики. В большинстве этих областей еще не были «сведены счеты» таким образом, как это произошло в «Капитале». Марксистскую теоретическую практику эпистемологии, истории наук, истории идеологий, истории философии, истории искусства в большинстве случаев еще предстоит конституировать. Разумеется, нет недостатка в марксистах, работающих в этих областях и приобретающих в них большой реальный опыт; но дело в том, что они не могут опереться на что — то подобное «Капиталу» или революционной практике марксистов, существовавшей на протяжении целого века. Их практика по большей части — дело будущего, ее еще предстоит разработать или даже обосновать, т. е. поставить на теоретически верную основу, для того чтобы она соответствовала реальному, а не предполагаемому или идеологическому объекту и была действительно теоретической, а не технической практикой. Именно для достижения этой цели она нуждается в Теории, т. е. в материалистической диалектике как в единственном методе, который, обрисовав формальные условия их теоретической практики, способен ее предвосхитить. В этом случае использование Теории не сводится к применению ее формул (т. е. формул материализма, диалектики) к заранее данному содержанию. Сам Ленин упрекал Энгельса и Плеханова в том, что они внешним образом применяли диалектику к естественнонаучным примерам[79]. Внешнее применение того или иного понятия отнюдь не тождественно теоретической практике. Такое применение никак не изменяет полученную извне истину, оно лишь дает ей другое имя, но такое крещение неспособно произвести никакого реального преобразования истин, которые получают новые наименования. Так, например, применение «законов» диалектики к тому или иному результату, полученному в физике, ни малейшим образом не изменяет структуру и развитие теоретической практики физики; хуже того, оно может превратиться в идеологическое препятствие.
Тем не менее (и этот тезис имеет для марксизма существенное значение) недостаточно просто отвергнуть догматизм применения форм диалектики и довериться спонтанности существующих теоретических практик, поскольку мы знаем, что нет чистой теоретической практики, совершенно обнаженной науки, которая в своей истории неизвестно чьей милостью была бы всегда защищена от опасностей и происков идеализма, т. е. от идеологий, которые берут ее в осаду: мы знаем, что «чистая» наука может существовать только при условии ее постоянного «очищения», что свободная наука может существовать только при условии ее постоянного освобождения от оккупирующей ее, преследующей ее и ставящей ей ловушки идеологии. Такое очищение, такое освобождение могут быть достигнуты лишь ценой постоянной борьбы против идеализма, борьбы, основания и цели которой может прояснить Теория (диалектический материализм), способная вести эту борьбу как никакой другой существующий метод. Что же тогда следует сказать о спонтанности тех находящихся на переднем крае и триумфирующих дисциплин, которые посвящают себя точно определенным прагматическим интересам; которые не являются науками в строгом смысле слова, но создают впечатление научности, применяя «научные» методы (которые, кстати, определены независимо от специфики их предполагаемого объекта); которые полагают, что они, как и все истинные науки, имеют объект, в то время как в действительности они имеют дело лишь с некой данной реальностью, за обладание которой ведут спор и которую вырывают друг у друга множество конкурирующих «наук»: с некой областью феноменов, которые не конституированы как научные факты и потому не объединены в целостность; дисциплины, неспособные в их настоящей форме конституировать подлинные теоретические практики, поскольку чаще всего они обладают всего лишь единством технических практик (примеры: психосоциология, некоторые области социологии и психологии)[80]. Единственной теорией, способной поднять и даже просто поставить предварительный вопрос об обоснованности этих дисциплин, способной подвергнуть критике идеологию во всех ее обличьях, включая и обличья технических практик в науках, является Теория теоретической практики (в ее отличии от практики идеологической): материалистическая диалектика или диалектический материализм, концепция марксистской диалектики в ее специфичности.
