Вареный кукнар — жидкость, по цвету похожая на чайную заварку. Если чай невысокого качества, тот, которым повсеместно торгуют в российской глубинке, то и аромат чая и молотого мака почти идентичный. Не мудрено, что Григорий Семенович слово «кукнар» мог по незнанию понять как название одного из сортов чая. А господин Парфенчиков абсолютно уверенный, что его гость попробовал это самое и знает, о чем идет речь, без особого разъяснения предложил ему заветное угощение.

Новые знакомые стали пить маленькими глотками. Петр Петрович ждал хвалебного отзыва. Заварка была крепкая, для бывалых любителей этого самого главного. После нескольких глотков, не выдержав, Парфенчиков поинтересовался:

— Как вам напиточек?

— Горьковат…

— Еще бы, он настоян на пятнадцати столовых ложках, — с легкой гордостью сообщил Петр Петрович. — А вы с сахарком вприкуску. У нас в Москве так принято. А у вас?

— Варенье подают и сахаром балуются…

— Везде одинаково. Возьмите пряник. Быстро чудодейственную силу почувствуете.

В майонезную банку старого образца вмещается не больше ста тридцати граммов жидкости. В ней растворились две с половиной столовых ложки кукнара. Для первого раза доза была чрезмерной. Не подозревая, с кем имеет дело, Петр Петрович решил украсить знакомство заваркой мелко помолотого пенджабского мака, что помогло бы войти в состояние царского кайфа. Молодой человек отсыпал из заветного мешочка на блюдечко две дозы, а, возвращаясь, с порога кухни заметил, что с гостем творится неладное. У Помешкина были закрыты глаза, он почти не дышал.

— Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил хозяин.

— Э-э-э-э… А-а-а-а… — нечленораздельно мычал Григорий Семенович.

Петр Петрович встревожился, взял его руку и стал считать пульс. Сто сорок пять ударов в минуту! Парфенчиков понимал, что гость находится в первой стадии тяжелого опьянения. Когда магия мака полностью проявится, пульс еще более участится и может произойти разрыв сердца. Он был в недоумении, даже в ужасе. Как опытный приверженец этого самого москвич всегда имел с собой “Атехексал”, — препарат, снижающий сердечный ритм, и валокордин, в состав которого входит барбитурат, снимающий возбуждение. Парфенчиков опять бросился к своему мешочку, достал таблетки, разломал одну пополам, боясь, что быстрое замедление пульса может резко снизить давление. Тогда произойдет непоправимое. Он схватил стакан воды. Но Помешкин был в бессознательном состоянии и не мог глотать. Тогда Парфенчиков стал действовать по-другому. Вначале он почти силой вложил в рот Григория Семеновича полтаблетки. Потом ложкой стал вливать ему в рот воду, боясь, что тот захлебнется. Наконец вода смыла таблетку в желудок. «Слава богу, — обрадовался молодой человек. — Теперь надо положить его на живот, а голову опустить вниз. Иначе он подавится языком». Петр Петрович отодвинул от стенки кровать, с трудом подтащил к ней Григория и уложил его. Под плечи подставил два табурета, чтобы тот не сполз, и вернулся на кухню допить кукнар.

«Или он не понимал, что пьет, или новичок и мои дозы ему смертельны. Да, а как он оказался у меня в доме? Хотел со мной познакомиться или осмотреть без хозяина избу? Надо взглянуть, на месте ли чемодан. Как я его не заметил, когда отодвигал кровать? Может, его уже сперли? Жаль… А то купил бы себе еще десять гектаров. Свои запасы этого пополнил бы и смог бы по-царски угостить любого гостя. Все в порядке, чемодан здесь, но, кажется, его открывали. Крышка сидит неплотно. Однако ничего не тронуто. Пульс у него уже не такой учащенный. Минут через десять почти нормализуется… Я знал, что он остановится на восьмидесяти ударах и состояние гостя стабилизируется. Так не раз бывало и со мной в самом начале знакомства с вожделенным цветком».

Вытерев с губ страдальца пену, я ополоснул руку, закрыл чемодан, ногой отодвинул его в угол и вернулся на кухню. В кастрюльке оставался кукнар, к которому меня так и тянуло. Может, попробовать на нем действие таблеток профессора, подумал я, отпивая глоток за глотком, прямо из кастрюли. Но какая тут анонимность? Мы знакомы, мужик он вроде ничего. Ну, хватил лишнего, так это не из-за алчности или обжорства, а от незнания. Небезынтересно, как изменится его характер, ментальность, поведение. Но для этого мне нужно лучше его понять, заглянуть вглубь его личности. А какой смысл подсунуть таблетку, не фиксируя изменений? Что, у самого Кошмарова спрашивать, как преображается Григорий Семенович?

Да-да, только после того как на примере Помешкина увижу качественные личностные сдвиги, я дам согласие участвовать в массовом эксперименте профессора с его нанотаблетками. Но что для меня является качественным изменением? Какие критерии я буду учитывать? Да и вообще, что такое качество применительно к человеку? Качество продукта — вещь довольно понятная, а людское качество? Пока у меня нет ответа. Не могу же я менять людей по непонятным критериям. Тут без Кошмарова не обойтись. Эй, профессор, где вы? Нужна ваша помощь!

Не успел я глотнуть еще кукнара, как услышал:

— Ты же знаешь, я всегда рядом. Уловил твои сомнения и готов подсказать. Итак, все по порядку. Чего мы хотим добиться? Качественно изменить человека! Достижение этой цели предполагает три этапа. Вначале мы меняем русских людей — не только потому, что они больше всех нуждаются в этом. Хотя засоренность тут колоссальная. Но потому что мы сами русские, а значит, должны, прежде всего, думать о своих. С научной точки зрения полнейшая чепуха, но как фактор собственной мотивации — это весьма важно. Эксперимент проводим с канцами. И только после убедительнейшего успеха идем в другие регионы. У тебя сейчас приходит в себя местный житель Григорий Помешкин. Вот-вот очнется. А ты возьми за правило перед угощением этим самым обязательно спросить, знает ли он об этом и какая у него доза. Понял? Я бы хотел, чтобы он тоже принял участие в нашем диспуте. Тема — каким мы хотим видеть канца. Буди его, хотя он и под сильным воздействием опийного мака.

Петр Петрович подошел к кровати. Дыхание Григория выровнялось, пульс стал нормальным.

— Как чувствуешь себя? — спросил Парфенчиков осторожно.

— Не знаю. Вроде пока жив…

— Поднимись, станет лучше. Сможешь?

— Попробую. Что со мной было?

— Видимо, переутомился. Все в порядке.

— Переутомился — довольно странный диагноз. Как будто физическим трудом не занимались, — с трудом вставая, сипло произнес Григорий. — И голос вот сел. Все же что это было? Помню, пил то ли чай, то ли какой-то отвар. Потом вырубился. Правда, сладко было в грезах… Но что видел, сейчас уж не помню.

— Пойдем на кухню, поговорим. С нами третий будет.

— Кто?

— Профессор Кошмаров.

— Откуда он?

— Из Москвы.

— А когда прибыл?

— Вместе со мной. Он меня всегда сопровождает.

— Странно, что он мне не встречался. Впрочем… Взглянем на столичного ученого. Где же он, я его не вижу…

В этот момент Петр Петрович услышал голос Кошмарова:

— Считаю, что мне еще рано показываться. Я буду общаться с ним через тебя. Надо понять, что он за тип. Ты говори с ним откровенно.

— Профессор будет участвовать в нашей беседе заочно, как бы виртуально. Я стану ретранслятором его мыслей. Не против?

— Сегодня какой-то замечательный день. Столько всего нового, необыкновенного. Не хочется никому отказывать… Если бы я был женщиной, то дал бы сегодня согласие на связь со всеми мужчинам мира. Как, а? Я в преотличном настроении! Все время тянет на размышления, только вот голос подводит. Что будем обсуждать?

— Каким нам представляется идеальный гражданин города Кана. Каждый высказывает свою версию, а профессор подводит итоги.

— С какой целью? Научная работа или политический заказ для изучения электората?

— Обобщив наши рекомендации, профессор изготовит нанопилюлю. Она поможет на геномолекулярном уровне учесть наши пожелания и создать образцового канца. Я уже высказал свои опасения. Для ума разного склада идеальный человек тоже разный. Для тракториста это механик. Для проводника — начальник поезда, а для женщины — богатый управляемый мужчина. То есть смоделировать нужный объект весьма сложно. Ну что, начнем?