Следующим высказался юный товарищ покойного Ридли Пауэрс. Но высказался вслух…
- Он был настоящим другом. А совершать плохое, ошибаться, думаю, может каждый. У меня все, простите, если слишком кратко. Я вообще немногословен…
После нетривиальных пламенных речей гроб начали опускать в предварительно вырытую могилу.
Прощай, Эсмонд, прощай…
“Он был непростым человеком с тяжелой жизнью. Он совершил много поступков, которыми нельзя гордиться. Единицы его любили, но десятки желали ему смерти. Он, как и все, мог испытывать страх, ненависть и даже боль… Но всегда шел напролом, не сдаваясь. У него всегда была своя правда, которая многим не нравилась. Есть и те, кто так и не смог с ним согласиться”
Глава двадцать четвертая. “Вендетта”
Чистое — это сердце, в котором есть и . Любовь к добру, ненависть - к злу. Иначе это больное сердце.
Мухаммад Окар
“Еще недавно мой разум, моя душа функционировали лучше. Возможность осязать мир работала без всяких задержек. Я понимала все гораздо быстрее и могла принимать решение независимо от сложности ситуации.
Сейчас все это, чем может похвастаться любой житель Земли, что вместе называется счастьем, запропалось. Но все плохое,тревога, зовущая в дальние края, томление, суета, наоборот, осталось со мной”
Монахи, видя мучения Мэлори, эту странную неспособность принимать информацию, способствовали частичному восстановлению ее рассудка. Конечно, втайне от Виктора, заставляющего дочь ежедневно принимать заглушающие память растворы. О своевольных проделках местных служителей могли узнать в любое время, но регулярно посещающие опасения не останавливали их, так как удачно оказанная помощь хорошему человеку оправдает все возможные риски.
В среду, ранним утром, когда еще не проснулась природа, Мэлори услышала стук. Большую часть времени она проводила там же, где и спала - в крохотной келье, предпочитая шуму и сутолоке уют и трескотню камина. Ее никто не смел беспокоить. Бывало, стучались, но крайне редко, не чаще, чем два раза в день.
Единственным человеком, рушащим тенденцию, был Дэвид Блейк, который и сейчас зашел, предварительно не предупредив.
Сумев выдавить:
- Привет… - он грустно осмотрел захламленную дамскими вещичками келью.
- Что с лицом? – спросила Мэлори, - Выглядишь изможденно…
Гость не пытался скрывать:
- Верно. Я уничтожен… внутри. А как ты хотела? Не каждому, знаешь ли, приходилось узнавать подобное о себе…
- Цель… - девушка наглядно давала понять, что не больно жаждет общения, - Назови цель прихода.
“Предвижу наступление трудных перемен в наших взаимоотношениях, которые сначала внесут непоправимые недопонимания, а затем оставят сухой остаток и станут ехидничать”
Лео-Дэвид без разрешения присел на кровать. Грусть сошла, но появилось что-то похожее, вероятно, ее более могущественная форма, отражающая обреченность человека, которого обездарили, лишили ценного, у которого отняли все, что только можно, ничего не дав взамен, кроме страданий, никак не прокомпенсировав ущерб...
- Сейчас ты не в духе, понимаю… - фатуммен подводил к сути очень кропотливо, чтобы медлительный процесс вступления не отнял у него много моральной энергии, - Я тоже очень зол. На всех и на вселенную. Но злейшему себя не перезлить…
Девушка вспомнила предыдущую беседу с Лео…
Принимая сие в расчет, он затронул тему ДТП, в котором скончалась Джиллиан.
- Авария… Такое забывается разве что под действием сильных психотропных веществ, которыми ты, видимо, вынуждена злоупотреблять. Так вот, знай, это тоже подстроил Дум!
Отныне никакие вещества не имели над ней власти. Их неволили, да, ее и Лео, но, разум подчинялся лишь хозяевам, и больше никому…
- Это – правда?
- А? – друг встал с кровати, - Что? – и начал взмахивать руками, - Сгубил ли меня чертов орден? Знаешь, мне наскучило, догадайся с полраза…
Но Мэлори быстро его “оборвала”:
- Не притворяйся, что не понял. Я про моих родителей и Джил. Ты говорил, их больше нет…
Лео-Дэвид намеренно собрал слюну во рту, но не намеренно проглотил её, почувствовав резкую слабость, сильное беспокойство, треволнение…
- Аа… – он аж сомкнул брови, - Нет, знаешь ли, это я так, пошутил…
Забывшись из-за резко выраженного и внезапно наступившего чувства гнева, Хейли яростно подскочила к доносчику и чуть не оцарапала длинными ногтями:
- Не смей ерничать! – но надолго удержать злость не получилось. Слезы навернулись на глаза, - Не смей… - закрыв лицо руками, девушка громко зарыдала.
- Теперь, когда ты почувствовала, что сказанное мной нельзя отнести к вымыслу…
“Как же трудно, мерзко и неприятно оповещать людей о чьей-либо смерти”
Прошло пять минут.
Умиротворенная, утихомиренная, какой Мэл всегда становилось после “слезопада”, подправила слегка пострадавшую тушь на ресницах.
Дождавшись неполного успокоения подруги, лжеБлейк приготовился сообщить еще одну претрагичную вестюшку – нанести болезненный удар, второй по счету.
- Ты должна еще кое-что узнать. Предупреждаю заранее, будет очень трудно это принять, а еще труднее свыкнуться, но иначе никак…
- Но не думай сдаваться, опускать руки, ты сможешь справиться с горем. Я ведь смог…
Утерев сырость возле глаз, Хейли прилегла. И спросила уже, отвернувшись к стенке:
- Ну? Что?
Лео посчитал, что будет правильным, если девушка все узнает из письма. В конвертик был вложен как фотоснимок могилы Эсмонда Фернока, так и фотоснимок ее могилы…
- Вот… - он оставил бумажку на маленьком столе, - Как наберешься смелости, так и распечатаешь - а сам повернулся к двери, решил выйти, - Моя компания только навредит. С отчаянием лучше бороться в одиночку…
Стоя в коридоре, имеющем восточно-средневековые черты, смотря в высокий потолок, на котором свисали гигантские люстры, сделанные будто из настоящего золота, украшенные красными кристаллами, бывший полицейский офицер находился в суровом ожидании.
Первое десятиминутье властвовала тишь. Ни одного звука, ни одного намека на звук, словно жизнь в монастыре подверглась какому-то заклинанию и временно замерла.
Но благодатное спокойствие, долго простоявшее без всяких
колебаний, нарушил громкий женский плач. Плач навзрыд. Лео-Дэвид горестно вздохнул, посильнее укутав спящую в нем жалость.
“Поскорее бы прекратился весь этот кошмар, выходящий за рамки. Ложь, предательства, убийства… Боюсь, что долго не смогу так”
Выслушивая рыдание, готовя себя к худшему, он пробыл в одной позе больше часа, чем удивил себя – думал, еще чуть-чуть и сойдет с ума от отчаяния.
К вечеру Мэлори вышла из кельи. Лео ждал ее снаружи, у дверей Храма Судьбы. Ничего не произнося, она пронзила друга скорбным взором, потребовавшим от него лучших объяснений.
Фатуммен, не шибко красноречивый, был готов постараться:
- Я не в курсе, кем тебе приходился убитый, клянусь! В смысле друг или некто больше… - его жевало такое же напускное безрадостье, да не слабее, чем девушку, - Но одно, кажется, знаю точно, он перешел дорогу твоему отцу, и в конечном итоге его убрали. Эсмонд узнал что-то такое, что, по всей видимости, не должен знать никто из простых смертных. Предполагаю, добытые им сведения имели прямое отношение к нашей деятельности в городах...
