Примерно в это же время Сталин получил короткое сообщение из Лондона, которое по непонятной логике принято называть предупреждением Черчилля о начале войны. «Я, – писал английский премьер-министр, – располагаю достоверными сведениями от надежного агента, что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, то есть после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три своих танковых дивизии.

Как только они узнали о Сербской революции, это движение было отменено. Ваше Превосходительство легко поймет значение этих фактов».

Это не было предупреждением. По своему содержанию это сообщение было даже не пустым звуком. Оно отдавало дезинформацией. Но самое комичное в том, что эта телеграмма, направленная в Москву 3 апреля, была передана Вышинскому британским послом Стаффордом Криппсом только 19-го числа.

За это время Гитлер напал на Грецию и Югославию, пал Белград, а Сталин заключил пакт с Японией. Однако 60 лет «ходила» байка, что Сталин… не прислушался к предупреждению Черчилля.

Черчилль пишет в своих мемуарах: «Во время одной из последних бесед со Сталиным я сказал: «Лорд Бивербрук сообщил мне, что во время его поездки в Москву в октябре 1941 г. Вы спросили его: «Что имел в виду Черчилль, когда заявил в парламенте, что предупредил меня о готовящемся германском нападении?»

«Да, я действительно заявил это, – сказал я, – имея в виду телеграмму, которую я отправил Вам в апреле 1941г.».

И я достал телеграмму, которую Стаффорд Криппс доставил с опозданием. Когда телеграмма была переведена и прочитана Сталину, тот пожал плечами: «Я помню ее. Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого».

Усилия, прилагаемые советским руководством, вызвали благоприятный резонанс и, безусловно, нарушили планы германского лидера, но Сталин имел иную информацию, и она была более серьезной, чем легковесная черчиллевская записка.

Военный атташе СССР в Германии В. Тупиков 25 апреля сообщил, что «заключением пакта с Японией СССР вновь стабилизировал свои отношения с Германией». Его информатор, по кличке «Хозяйственник», ссылался на мнение Геринга, говорившего о важности хозяйственных отношений Германии с Советским Союзом.

«По-моему… – делает вывод Тупиков, – немцы в программе своей политики каких-то не весьма отдаленных сроков имели выступление против нас. Япония по этой программе должна была выступить одновременно с Германией. Московский пакт опрокинул генеральную суть этой программы… Пакт, разрушив важнейший участок этих приготовлений, действительно отсрочил столкновение… просто потому, что поставил немцев перед необходимостью пересчета сил и создания возможной другой коалиции».

Однако советский военный атташе отмечает, что германские вооруженные силы по-прежнему сосредоточены на советско-германской границе и «сроки столкновения возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года».

«Эти планы и сроки, – сообщал Тупиков, – могут натолкнуться на нечто подобное поездке Мацуоки в Москву через Берлин и Рим», как здесь в дипломатических кругах называют. Но это уже не по доброй воле немцев, а вопреки ей».

Безусловно, в японском вопросе Сталин переиграл Гитлера. Еще как переиграл! И это договора стоило. Фактически он уже выиграл еще не начавшуюся войну!

Разобравшись со сложным узлом на Дальнем Востоке, Сталин направил свое внимание на Запад. Он предпринял активные действия для налаживания взаимоотношений с Югославией. Однако лимит времени, полученный им после заключения договора с Германией, уже истекал.

Первоначально все складывалось благоприятно. В марте 1941 года военная разведка и НКВД через свои резидентуры поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде. В результате военного переворота 27 марта было свергнуто правительство Цветковича, и на трон был возведен король Петр II.

30 марта новое правительство, возглавленное Д. Симоновичем, обратилось к СССР с предложением о заключении военно-политического союза «на любых условиях, которые предложит Советское правительство, вплоть до социальных изменений» по примеру Советского Союза. Уже 3 апреля правительство Симоновича заявило о готовности «немедленно принять на свою территорию любые вооруженные силы СССР». Вместе с тем, стремясь не спровоцировать Германию к действиям против Югославии, советская сторона советовала югославам не разрывать протокол о вступлении в тройственный договор.

Но события развивались стремительно. 6 апреля 1941 года, в 3 часа ночи, Югославия подписала договор о дружбе и ненападении с СССР, но уже через два часа она подверглась агрессии Германии. Конечно, план захвата Югославии немцами определился не в эти два часа. При всей своей импульсивности Гитлер не жил только сегодняшним днем.

Он укреплял свои тылы и отложил намерение напасть на Советский Союз в мае. Югославы отчаянно защищались, но через 11 дней их армия была разбита и страна капитулировала. Сразу после падения Югославии Гитлер приступил к оккупации Греции.

В апреле-мае 1941 года военные действия распространились от Балкан до Северной Африки. Перейдя 31 марта в наступление совместно с итальянцами в Ливии, к 15 апреля немцы достигли границ Египта. Приняв 23 апреля капитуляцию Греции, союзники приступили к захвату островов греческого архипелага и к 1 июня овладели Критом.

Под впечатлением убедительной мощи Германии число добровольных сторонников Гитлера множилось. В марте 1941 года в результате переворота в Ираке к власти пришло прогерманское правительство, получившее не только немецкую поддержку, но и французской администрации в Сирии.

Сталин внимательно наблюдал за стремительно менявшейся в мире ситуацией. Она была трудной, острой и даже при самом благоприятном развитии не обещала ничего обнадеживающего для советской страны. Государства Европы покорно ложились под ноги Гитлера. Противостоять немцам не мог никто. Все говорило о приближении решающего часа.

Хотя на поверхности Сталин продолжал демонстрировать приверженность Советского Союза к выполнению обязательств нейтралитета по отношению к Германии, он ясно осознавал – избежать войны с немцами уже невозможно.

Однако для населения страны внешне все еще выглядело привычно мирно. 1 мая на Красной площади прошел традиционный парад. Торжественным строем шли курсанты военных училищ, моряки; с винтовками наперевес чеканили шаг части НКВД. Гусеничные тягачи тянули гаубицы и зенитные орудия, по брусчатке двигались танки и мотоциклы. Затем строевые «коробки» и эшелон военной техники сменили физкультурники и праздничные колонны нарядных демонстрантов.

В этот же день 1 мая в решении штаба немецкого Верховного командования было записано: «Совершенно секретно. Только для командования.

График «Барбаросса»:

Фюрер решил: начало «Барбаросса» – 22 июня. С 23 мая – введение в действие плана максимальных перевозок войск.

Соотношение сил по плану «Барбаросса»:

Полоса «Север»: германские и русские силы примерно равны.

Полоса «Центр»: сильное германское превосходство.

Полоса «Юг»: русское превосходство.

Оценка реализации плана «Барбаросса»:

Предположительно ожесточенные приграничные сражения, продолжительность – до 4 недель . В дальнейшем же ходе можно рассчитывать на более слабое сопротивление».

Таким образом, уже через месяц после начала боевых действий германский генералитет рассчитывал уничтожить основные силы Красной Армии. И опыт, приобретенный в Европе, не давал им оснований для сомнений в реальности таких замыслов.

Да, война уже стояла на пороге страны, и косвенно это подтвердил сам Гитлер. 4 мая он выступил с программной речью в Рейхстаге. В его продолжительном и шумном выступлении ни слова не было сказано о Советском Союзе. Он даже не упомянул об СССР, как будто бы государства, занимавшего шестую часть суши, уже не существует на карте.

Сталину стало совершенно ясно, что Гитлер уже заносил ногу, чтобы перейти через свой «Рубикон». В этот же день, через несколько часов, на вечернем совещании Политбюро секретным постановлением от 4 мая 1941 года Сталин был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров. Обстановка требовала, чтобы вся организация управления государством была сосредоточена в одних руках. Но внешне все выглядело спокойно.