Паразит горбатого кита, так называемая «китовая вошь».

Все китобои и рыбаки знают, что летом и осенью между норвежскими берегами и Исландией появляется масса мелких рачков (норвежцы называют их «родаат», что значит «китовая падаль», а вообще же все китобои называют их интернациональным названием «крил»). Они так многочисленны, что окрашивают воду на поверхности моря в красновато-бурый цвет. Здесь привольно живут сельди и другие рыбы, чаще всего встречаются и киты. Так вот, когда в этом месиве появляются горбачи, то они ведут себя особым образом: они ходят по кругу, все время сужая его, тем самым образуя круговое течение, захватывающее этих рачков и собирающее его в центре плотной массой. Тогда горбач поворачивался на бок и с широко открытой пастью устремлялся к центру образовавшейся воронки и заглатывал массу рачков. Другие киты этого не делают, а довольствуются тем, что заглатывают то, что находят. А горбач сперва потрудится, а зато потом пожинает обильную жатву — результат этого труда.Такие же случаи описывает капитан-гарпунер Ингебригтсен, один из немногих китобоев, занявшихся научной работой. Он тоже наблюдал случаи, когда горбатые киты, ходя по кругу, собирали «крил» к центру, а затем заглатывали собравшихся в кучу рачков. Это доказывает правильность мнения наблюдательных китобоев, что горбатый кит умнее, чем киты других видов.Через несколько лет мы и сами не раз видели, как горбатые киты вели себя приблизительно так же. Мы обнаружили несколько севернее острова Карагинского большое скопление рачков, которыми питаются все усатые киты. Вода была маслянистая и цвет ее резко выделялся, что мы хорошо заметили, летая на самолете. Через несколько часов мы пришли сюда на китобойце, так как надеялись, что сюда подойдут и киты. Но густой туман, накрывший почти весь залив, не дал нам возможности начать поиски китов. Пришлось лечь в дрейф, так как в эти же места должна была подойти флотилия, которую мы обогнали, торопясь обследовать этот район.Еще ночью мы слышали, как киты выбрасывали фонтаны, но не могли понять, какие киты находятся вблизи нас. Утром поднялся легкий ветер, который разогнал туман, и даже солнышко изредка пробивалось сквозь нависшие серые тучи. Ближе к материку мы заметили характерные «бабочки» ныряющих горбачей и пошли немедленно туда. Капитаном-гарпунером уже ряд лет работает Петр Андреевич Зарва. С мачты мне хорошо были видны эволюции горбачей и я невольно вспомнил нашу вечернюю беседу с гарпунером Карлсеном, так как горбатые киты вели себя именно так, как рассказывал старый гарпунер: около десятка горбачей ходили по кругу, причем, что бросалось в глаза, некоторые из них пересекали пути своих сотоварищей и пользовались чужими трудами. Мы обратили внимание, что здесь было несколько маток с детенышами, что сразу охладило наш охотничий пыл, но разожгло любопытство наблюдателей. Петр Андреевич поднялся ко мне в бочку и мы наслаждались редким зрелищем: вот пара горбачей идет рядышком по большому кругу, выпуская редкие и низкие фонтаны; круг, сперва большой, все сужается. На внешней стороне круга идет рядом тройка китов по тому же самому направлению и кругу.Первая пара уже значительно сузила свои круги, а идет все близ самой поверхности, — это, конечно, самка с детенышем: резко выделяется огромная туша матери и рядом небольшого, сравнительно, конечно, размера сосунок. Повидимому, китенок уже начал питаться и рачками, а не только молоком матери. Можно было думать, что мать обучает китенка методам охоты за рачками. Тоже делали киты, шедшие, по внешнему кругу, а затем китенок отделился и, повернувшись на бок, широко открыл пасть и бросился в центр круга. Через некоторое время то же самое проделали два небольших горбача, плававших по внешнему кругу. Так же вели себя и другие горбачи, находившиеся в некотором расстоянии от первой группы китов. Мы только переглядывались с Петром Андреевичем: не иначе, как матки подкармливали своих детенышей!Но в нашей памяти так ярко отпечатались случаи невольного ранения телят и трагедии матерей, что и в голову не пришло начинать охоту. А команде все же пришлось объяснить причину нашего бездействия и рассказать о наших наблюдениях приблизительно в этих же местах, но на заре нашей китобойной деятельности.Возвращаюсь к прерванному рассказу. Убитые в этот день Карлсеном все три горбача были различной окраски. У первого убитого, а это был самец, спина и голова были черные, брюхо же розовое, с черными пятнами различной величины. Я обратил внимание на егорозовое брюхо еще тогда, когда он поедал сельдь, лежа на боку. Большая самка имела белое брюхо, с редкими черными пятнами, а детеныш был весь черный, причем на брюхе только у горла были белые крапинки. И действительно, как мы потом не раз убеждались, окраска горбачей в одном и том же стаде варьирует от белой и розовой до черной на брюхе, и только спина и голова у всех черные. Громадные хвостовые лопасти самки и взрослого самца были покрыты множеством крупных раковин «коронул» с бахромой «морских уточек» на них. Животы их и горло были также «забронированы» этими ракообразными, а под плавниками и у полового и анального отверстий находились сотни «китовых вшей». Я боялся, что их смоет во время буксировки и мне не удастся собрать их. Поэтому я решил собрать их в баночку, но когда попытался взяться за них, то убедился, что мои опасения были напрасны. Они очень крепко держались за кожу кита своими острыми когтями, и мне понадобился крепкий пинцет, чтобы с усилием отделять их. Вероятно, они доставляют много беспокойства горбачам. Недаром же китобои уверяют, что обыкновение горбачей подходить к скалам и задевать за них связано с желанием отделаться от паразитов. Мне также часто приходилось видеть горбачей в узкостях и у скал и замечать, что они задевали скалы.Обыкновение горбачей итти у самого берега и заходить в небольшие бухты и лагуны, проходить между скал и камней использовано для своеобразной ловли их сетями. По свидетельству знаменитого русского ученого Степана Крашенинникова («Описание земли Камчатки»): «олюторы ловят китов сетьми, которые делают из моржовых копченых ремней, толщиною в человечью руку. Помянутые сети ставят они в устьях морского залива и один конец их загружают великим камнем, а другой оставляют на свободе, в котором киты, за рыбой гоняющиеся, запутываются и убиваются. После того олюторы, подъехав на байдарах и обвязав ремнями, притаскивают их к берегу, — это сопровождается религиозными обрядами». Конечно, они ловили сетями горбачей, которые в погоне за сельдью заходят во всякие узкости, свидетелями чего мы не раз были. А олюторы и сейчас еще живут вблизи мыса Олюторского, в устье реки Апука и в других местах, причем промышляют сейчас только нерпу. А моржей здесь не было в течение более сорока лет; вот совсем недавно они вновь здесь начали появляться. Все это мы вспоминаем на наших вечерних беседах.На Новой Зеландии еще до недавнего времени существовали две станции, которые занимались промыслом горбачей в небольших заливах с помощью сетей, гребных шлюпок и ручных гарпунов и ружей. Приемы необычные при современном развитии техники. Делается это следующим образом.Стальной трос на поплавках натягивается между скалой, стоящей в некотором отдалении, и берегом поперек пролива или же прикрепляется к бую в тех местах, где горбачи часто проходят у берега в узкостях. С троса спускаются сети из дюймовой «проволоки», причем петли скованы одна с другой. Прежде же сети делались из толстых канатов, но проволока оказалась практичнее, почему теперь даже в некоторых местах Японии, где сохранился этот вид лова, сети делаются из проволоки. Кит запутывался в сети и часто обрывал часть их, но движения его становились значительно медленнее, и его добивали либо ручными гарпунами с гранатой на конце, либо же из небольшой пушки.В наши дни на Новой Зеландии существует станция, которая применяет для охоты за горбачами быстроходные катера, скорость которых от 30 до 40 миль в час. Эти катера могут быть сразу застопорены и поворачиваются на расстоянии собственной длины. Каждый катер имеет легкую гарпунную пушку (калибр 1,25 дюйма), стоящую на носу. Гарпун похож на наш, но он гораздо легче. На конце гарпуна расходящиеся «лапы»-зубцы и чугунная граната, треугольная в разрезе (наша — круглая). Китовый линь более тонкий и легкий чем у нас (он изготовлен из очень хорошего и крепкого материала), и уложен на корме катера, откуда он и выпускается после выстрела. Граната начинена особым взрывчатым составом — гелигнитом. Взрыв гранаты парализует кита на некоторое время, но редко убивает его, и поэтому катер подходит вплотную к киту; накачивают кита сжатым воздухом при помощи компрессора и затем вонзают в него длинное копье с гранатой на конце, стараясь попасть в сердце, взрыв этой гранаты обычно и добивает кита. Охота с этих катеров производится в узких проливах между островками, где большому китобойцу трудно маневрировать.Увлекшись рассказами и воспоминаниями, мы не заметили, как наступила поздняя ночь. Китобоец быстро шел недалеко от берега. Высокие обрывистые горы далеко отбрасывали свою тень, и на границе этой тени и освещенной луной полосы моря бесшумно скользил китобоец, оставляя за собой ровный кильватерный фосфоресцирующий след. Капитан Зарва окликнул меня, приглашая спать, но долго еще не хотелось уходить с капитанского мостика. Такая тишина, что и не верится, что мы в бурном Беринговом море, и луна сегодня такая южная, только где-то слева глухо доносится шум бурунов, да мерно хлюпают у борта туши китов. Казалось, что все сегодня пережитое происходило давным-давно. Но вот на горизонте в электрическом зареве появился «Алеут» и, казалось, что китобоец быстрее и увереннее пошел при виде своей огромной «мамы».На следующий день вся флотилия собралась в бухте Глубокой Северной (есть и Южная, в Олюторском заливе). «Трудфронт», пришвартовавшись чуть ли не к самому берегу, чистит котлы. «Энтузиаст» готовился к выходу в море, и я решил отправиться вместе с капитаном Станковым и гарпунером Краулем в море, тем более, что оба они меня усиленно приглашали. Капитан Зарва с завистью смотрел на наши приготовления и только утешался тем, что на днях и «Энтузиаст» станет под чистку котлов. Ведь идет соревнование и каждый день дорог, особенно когда, как сегодня, погода хорошая.На «Алеуте» подымают для разделки нашу вчерашнюю добычу, я спешу осмотреть и измерить этих горбачей перед тем как выйти в море. На берегу у водопада сменившаяся вахта кочегаров во главе с нашим старым знакомым Петей Елисеевым собирала ягоды. Кое-кто приспособил водопад как механическую прачечную, привязав свою «робу» к камням, где струя водопада пошире, и лакомился тут же поблизости ягодами или же просто наслаждался, лежа на траве, пока ворчливый водопад отмывал угольную пыль и пот. Многие пошли к речке у южной части гавани Иматра, как называется та часть бухты Глубокой, где стоит флотилия. Несколько водопадов и красивая дикая местность, вероятно, показались какому-то гидрографу похожими на знаменитый финский водопад Иматра, и вот на земле коряков, в далеком Беринговом море, одна из красивейших бухт, Глубокая, имеет гавань Иматру.Окончив осмотр горбачей, перехожу на «Энтузиаст», и вот мы уже скользим по зеркальной поверхности бухты. Только повернули из этой тихой пристани, как у выхода нас начало покачивать, а дальше в море стояла сплошная стена тумана. Решили итти под берегом, благо здесь чисто от рифов и всяких неожиданных камней. Но часа через два туман придвинулся ближе к берегу, и мы пошли в сплошном молоке. Одно хорошо — глухой прибой дает некоторую ориентировку.Когда судно, как сегодня, идет в густом тумане и не видно привычного горизонта, чудятся всякие опасности. Кажется, что и прибой стал слышнее, что вот-вот на камни вылетим. Чуткий пес капитана Станкова, Чорт, стоял на баке и к чему-то принюхивался. Этот сеттер был настоящей морской собакой и плавал побольше многих моряков, переходя со своим хозяином с судна на судно. Первое время при виде фонтанов, выплывающих у самого борта китов, он опрометью убегал в каюту, но затем освоился и даже облаивал их. Бывало иногда, что он первый замечал кита, и за это он был произведен в «наблюдатели». Он очень привязан к своему хозяину, платившему ему также нежной любовью, и не мог часа прожить без него. И теперь он одним глазом косил на мостик — не ушел ли его «бог» в каюту и не обижает ли его кто-нибудь. Но вдруг его внимание привлек какой-то шум и он коротко пролаял. «Неужели кита услышал», подумали мы. Но в этот момент прямо по носу затемнело что-то большое.«На берег вылетим», подумал я, но уже судно круто легло на левый борт и повернуло, пройдя мимо... большого японского краболова, который, пользуясь туманом, хищничал у наших берегов. На нас смотрели десятки глаз, слышна была японская команда, затем лязгнула цепь поднимаемого якоря. Мы пролетели мимо, затем повернули, чтобы рассмотреть хищника яснее, но он с недовыбранным якорем, висящим еще на панере, уходил, развивая скорость. Михаил Михайлович усмехнулся: «жаль что не на наше охранное судно наткнулся».Туман стал редеть, его подняло легким ветерком, а затем и совсем отнесло. Стало веселее. В нескольких милях был виден удиравший «японец» и несколько небольших японских же суденышек — кавасаки. Впрочем, японское хищничество у наших берегов такое обыденное явление, что оно считается почти в порядке вещей и никого особенно не удивляет. Да только ли японцы? И американские шхуны хищничают у наших берегов, пользуясь туманами как прикрытием.Мы шли к мысу Олюторскому, надеясь там повстречать горбачей, за которыми вчера охотился «Трудфронт». И мы не ошиблись в своих расчетах, так как вскоре почти у самого берега мы увидели фонтаны, а затем и гигантские «бабочки», вспархивающие над морем и ныряющие. Отто Карлович уже у пушки. Он относится к своей обязанности гарпунера не только как профессионал, но и как спортсмен. Это сказывается и в стиле его охоты за китами — он любит стрелять на больших расстояниях. Но вот мы подошли к месту, где были видны горбачи. Берег был в полумиле расстояния, сельдь билась у самого берега и, как потом оказалось, даже заходила в бухту — озеро Тюленье, которое соединялось с морем узкой протокой.Ближе к берегу подойти не рискнули и пришлось выжидать, когда горбачи соблаговолят отойти от берега. Но тут помогла сельдь. Мы оказались в косяке отошедшей от берега сельди и могли любоваться, и лазорево-синими спинками и серебряными брюшками. Если бы был сачок, то наш ужин сегодня состоял бы из жирной и вкусной рыбы. Кок с сожалением смотрел на это плавающее так близко, но недоступное для него богатство и приставал к боцману, прося его сплести сачок. Но вот капитан Станков, забравшийся на мачту в гнездо, крикнул, что киты поворачивают от берега в нашу сторону. Я «щелкнул» несколько снимков с наблюдателей в бочке и с ныряющих горбачей и пошел устраиваться на бак. Китобоец двинулся наперерез плывущим у самой поверхности китам. Два кита почти полностью выскочили из воды и грузно свалились на бок, подняв тучу брызг.Но мы уже в пятидесяти метрах от них. Отто Карлович решил показать класс и... промахнулся, к большой радости нашего кока и, признаюсь, моей. Граната разорвалась в косяке сельди и теперь в нашем распоряжении масса оглушенной и медленно тонущей рыбы. Мы успели собрать просто руками больше 90 штук крупной камчатской сельди и вечером наслаждались жареным, причем, обычно экономный, повар упрашивал кушать побольше.Крауль слегка сконфужен своим промахом, но переживать нет времени, нужно заряжать пушку, потому что горбачи не особенно испугались выстрела, а осколки гранаты их не задели и, наоборот, «были благодарны Отто Карловичу за оглушенную сельдь», как ехидно сказал кто-то.Чорт, хвост палкой, слегка ощетинившись, стоит на баке и тоже наблюдает, время от времени поглядывая на бочку, в которой сидит его хозяин. Горбачи у самого борта, шапкой бить можно. «А все-таки им веселее бы жилось без этих сплошных зарослей паразитов», — заметил Отто Карлович, указывая мне на проплывшего мимо корабля небольшого горбача, покрытого крупными раковинами «коронул» и «морских уточек». Действительно, у этих китов жизнь нелегкая, таскай на себе столько груза, ведь и на скорость хода это влияет. Обросшее судно иногда теряет до 50% хода, сколько же теряет в скорости такой вот горбач? Впоследствии я взвешивал этот китовый «груз» и иногда насчитывал до 500 килограммов раковин и «уточек».Пушка заряжена и наше сочувствие тяжелой китовой доле сменилось охотничьим азартом. После первого промаха Отто Карлович очень осторожен и выжидает, желая стрелять наверняка.Эта возможность представилась через две-три минуты и, с неожиданной легкостью для его полной фигуры, Крауль поворачивает пушку, и гарпун со спирально вьющимся форлепером исчез в спине крупного горбача, вероятно самки, так как самцы у горбачей значительно меньше самки. Дальше — обычная история — линь вылетал сперва молниеносно, потом тише, и затем повис. Но этим дело не кончилось. Горбач выплыл метрах в полутораста от нас и пускал густые кровавые фонтаны. Попали в легкие, но, повидимому, придется добивать. У пушки уже работают трое, а пока можно быть только пассивными зрителями дальнейшего. Крауль посмотрел в бинокль, на раненого горбача и сказал, что, пожалуй, и добивать не придется, и так скоро ему конец. А другие горбачи в это время собрались около раненого, некоторые из них проплывали около судна, чуть не задевая его, и спортсменское сердце Крауля не выдержало. «Буду бить второго, тот и сам кончится», — сказал он. Станков тревожно посмотрел на фок-мачту, потом на раненого кита и промолчал. Он опасался за целость судна, но твердо помнил категорический закон нашей флотилии: «гарпунер во время промысла единоличный командир и его распоряжения беспрекословно выполняются, капитан же и штурманы — ученики его».Пушка готова и добыча не заставила себя ждать. Метко направленный гарпун поразил второго горбача. И вот китобоец на двух линях имеет двух еще живых китов. Это не каждый день бывает, а в нашей практике первый раз. Второй раненый горбач выплыл около первого, и вдруг лини натянулись и киты двинулись к берегу. Представить наше самочувствие в этот момент нетрудно. Мы старались отойти от берега, а киты почему-то стремились именно к берегу.— Трави лини, машина задний ход, — командовал гарпунер, но это мало помогало. Мы все же медленно, но неуклонно подвигались к берегу. Лини оказались для нас буксирами: как будто бы на двух вожжах, беспрерывно натягиваемых китами, китобоец, упираязь и кренясь от толчксв, то двигался, то приостанавливался.— Придется поочереди подтаскивать их и добивать, — мимоходом заметил Крауль. Киты повернули и пошли вдоль берега, но берег угрожающе близок. Решили канаты потихоньку выбирать, но один из горбачей в это время стал биться и крутиться, выпрыгивая наполовину из воды, и нам пришлось выжидать. Затем снова попытались подойти к раненым китам, выбирая линь, и тогда заметили, что лини перепутались и перекрутились. Положение усложнялось. Станков посоветовал подойти к китам кормой, так как если подходить носом, то трудно сразу развернуться и отойти от берега, а подходя кормой, можно сделать циркуляцию и образовать дугу из канатов, чтобы не намотать их на винт. Так и сделали, осторожно описав круг, благодаря чему канаты оказались на поверхности, а затем судно повернули носом почти вплотную к горбачам, тесно прижавшимся, вернее прижатым канатами друг к другу.Выстрел положил конец мучениям одного из них, а затем уже более уверенно, так как туша убитого горбача тормозила движения связанного с ним канатом еще живого кита, стали отходить задним ходом подальше от берега. Добили и второго, но затем много времени пришлось потратить, чтобы распутать толстенные лини. В общем все довольны, что не пришлось рубить линей, а если бы не находчивость капитана Станкова, так и пришлось бы делать, — мы и топоры уже приготовили. В этот день мы добыли еще одного горбача, а к вечеру пошли снова в бухту Глубокую.Вообще эти места вблизи мыса Олюторского нам очень памятны. Несколько лет спустя, а плавал я в тот сезон на китобойце «Авангард» с капитаном-гарпунером Афанасием Николаевичем Пургиным, старым моим приятелем опять-таки вблизи от бухты — озера Тюленьего, были замечены группы горбачей. К этому времени мы хорошо разведали нашу «охотничью территорию» и достаточно познакомились с повадками китов. Правда, сколько ни изучай китов, могут встретиться такие «характеры», что весь опыт не помогает. Легко определив, с кем имеем дело (гигантские «бабочки» достаточно засвидетельствовали их «личности»), мы пошли на сближение. Время было самое удобное для охоты — раннее утро первых чисел августа, когда и солнышко светит и туманы не так докучают, да и сравнительно тепло. Побегав за китами часа два, нам удалось подойти к группе китов на «дистанцию Пургина» — это значит метров 70, и первым же выстрелом был поражен крупный горбач. Мы уже давно забыли о 10 — 20 метрах, которые будто бы только и гарантируют попадание в кита, — все наши гарпунеры бьют на 40 — 50 метров, а Афанасий Николаевич бьет и на большие расстояния, рискует и на семьдесят метров. Гарпун попал хорошо, но и при такой тяжелой ране кит способен еще долго жить, а значит — не подпускать к себе китобойца. Пошли на хитрость: выпустили побольше каната по нашей новой промысловой методике, образовали гигантскую дугу из китового линя и пошли параллельным с горбачом курсом, постепенно сближаясь с ним. Пушка у нас теперь заряжается с казенной части, — она изготовлена на отечественном заводе, но гарпун попрежнему, конечно, закладывается с дула. Все же весь процесс заряжения сейчас длится три-четыре минуты. Команда у нас хорошо натренирована, — Афанасий Николаевич требовательный командир, — но сейчас работается значительно легче потому, что капитан и гарпунер у нас в одном лице.В этот момент мы заметили, что к раненому горбачу подошли еще два кита и стали держаться рядом с ним. Киты, это было хорошо видно в бинокль, — крупные, следовательно, нельзя было думать, что это матка с детенышами; раненый кит также очень крупный. Мы знали, что горбачи очень общительны и не сразу отходят от своих раненых товарищей. Решили, что это «дружки» раненого. Через минут сорок кит, казалось, начал утомляться, не так резко тянул канат и подолгу лежал у поверхности. Начал меняться и цвет фонтана — он стал розоватый, повидимому, кровоизлияние в легких.