Украинская делегация в свою очередь предъявила карту диалектов, составленную академиком Д. Н. Ушаковым с сотрудниками,[228] данные которой призваны были обосновать ее территориальные требования. Раковский телеграфировал заместителю наркома просвещения историку М. Н. Покровскому: «Мне необходимо знать, с какого года началось собирание материалов для диалектологической карты академика Ушакова и других и является ли она результатом исследования говоров по всем селениям или только в отдельных местностях. Украинцы очень много ссылаются на эту карту, так как она проводит линию малорусского языка гораздо севернее, чем это вытекает из статистики 1897 г., и это одинаково как в Белоруссии, так и в Воронежской губернии и в Донской области. У нас же имеются мотивы думать, что и в статистике 1897 г. они показаны больше, чем действительно, так как к ним относят всех, не говорящих на настоящем русском наречии».[229]
Возникли, однако, новые осложнения, связанные с поступившими известиями об убийстве в Москве левыми эсерами Я. Г. Блюмкиным и Н. А. Андреевым германского посла Вильгельма Мирбаха и о конфликте между большевиками и левыми эсерами по этому поводу и в более широком плане по поводу Брестского мирного договора.
Правда, Раковскому удалось избежать разрыва переговоров. Получив депешу об убийстве Мирбаха во время заседания политической комиссии 8 июля, Раковский тут же передал председательство Мануильскому и отправился к германскому послу Мумму. Встретившись с послом, который именно от Раковского и узнал о происшедшем в Москве, он выразил ему соболезнования советской делегации, заверив, что преступная акция была организована не столько против Германии, сколько против власти большевиков. Мумм ограничился кратким заявлением: он верит, что убийство было организовано не из большевистских кругов, но заметил, что советская делегация предъявляет к украинцам чрезмерные требования.[230]
Дальнейшего прогресса на переговорах не было в течение всего июля. В записке, посвященной их ходу, Шелухин в конце месяца был вынужден констатировать: «Уже в начале мирных переговоров с российской делегацией возникли сомнения, в самом ли деле большевикам при их целях и способах ведения войны и вообще при партийных задачах нужен мир с Украиной… Анализ фактов дает отрицательный ответ, а то, что российская делегация упорно избегает установления между Россией и Украиной политических контактов, еще более подтверждает это».[231] Несколько позже, 2 сентября, Шелухин в докладной записке гетману и Совету министров вновь подчеркивал факт затягивания переговоров российской делегацией, в частности Раковским.[232]
Постоянно возникали все новые проблемы. В середине августа Раковский обратился с письмом к германскому послу Мумму по поводу формирования на территории Украины некоей «астраханской казачьей армии». «Организация вооруженных сил, направленных против страны, с которой поддерживаются мирные отношения, является правонарушением с точки зрения всех цивилизованных государств», – говорилось в письме.[233]
Не продвигалось вперед и решение пограничных вопросов. Тщательно изучив представленную российской делегацией соответствующую карту, украинские представители сочли ее неудовлетворительной. По заявлению Шелухина, к «русскому населению» на ней были причислены представители многих нерусских народов: греки, армяне, евреи и т. д. Сам Раковский вынужден был признать в политической комиссии 7 июля, что к России на ней отнесены области с почти равным населением русских и украинцев.[234]
Особо остро дебатировался в это время вопрос о Донбассе. Почти весь бассейн украинская делегация включила в состав своей страны. Признавая, что украинское население здесь превышает великорусское, Раковский пошел по пути нарушения самим им же предложенного этнографического принципа как единственного критерия отнесения той или иной территории к государству. Он стал на геополитическую точку зрения, поставив вопросы: имеет ли Россия права на донецкие богатства? полезны ли они ей? необходимы ли? Это – общероссийское богатство, сделал он вывод.[235]
Вместе с тем обострение внутреннего положения в Украине постепенно делало главу советской делегации все менее уступчивым. Летом произошла крупная забастовка железнодорожников, в отдельных местах появлялись вооруженные отряды разной политической ориентации, да и попросту бандитские. Только западнее Киева возникло около двух десятков партизанских отрядов, в других местах орудовали группировки атаманов Махно, Зеленого и др. Их самочинные действия усиливали волнение населения, которое подогревалось сообщениями, что именно немецкое командование восстанавливало в Украине частную собственность на землю, ввело военно-полевые суды, порку крестьян шомполами.
Все эти враждебные по отношению к гетманскому правительству и к оккупантам действия накладывались на традиционное враждебное недоверие и российских, и украинских низов к немцам, в которых видели воплощение чуждого, заграничного, от кого надо как можно скорее избавиться.
В конце лета власти распустили органы местного самоуправления, в которых большинство принадлежало социал-демократам и эсерам и которые выступали против антидемократических действий оккупационных властей и правительственных чиновников. Начались аресты сотрудников местных городских управ. В числе арестованных был зять В. Г. Короленко, член Полтавской городской управы К. И. Ляхович.[236] Х. Г. Раковский пытался заступиться за Ляховича, отправленного в германский концентрационный лагерь, но Короленко, с которым Раковский поддерживал контакт, запретил это ему делать, не желая получать прямую помощь от большевистского представителя.[237]
Днем 30 июля на одной из киевских улиц возле штаба оккупантов были тяжело ранены командующий германскими войсками в Украине фельдмаршал Г. Эйхгорн и его адъютант фон Дреслер, которые почти тотчас скончались.[238] Убийцы – бывший матрос, член левоэсеровской боевой группы Борис Донской и его помощница Ирина Каховская – не пытались бежать, стремились вложить в свою акцию наибольшее агитационное содержание, добиваясь открытого судебного процесса. Как это открыто было оповещено, Эйхгорн был убит по постановлению ЦК левых эсеров. Центральная российская печать эйфористически предвещала скорое восстановление советской власти в Украине.[239]
Донского и Каховскую осудил закрытый военный суд. 10 августа Донской был повешен. Это был своего рода акт отчаяния, ибо положение гетманской власти в Украине становилось все более неустойчивым в результате ухудшения положения Германии в войне; внутренние ресурсы ее все более иссякали.
О настроениях Раковского в это время, его стремлении к определенной сдержанности и уравновешенности, разумеется в пределах ленинской парадигмы «мировой революции», свидетельствует его телефонное интервью, данное в первых числах августа корреспонденту «Курских известий». «Наша задача – продержаться до мировой революции, – заявил дипломат, – и те, кто с преступным легкомыслием стремятся вовлечь нас в войну и этим подвергают Советскую республику новым ударам, не способствуют международной революции, а скорее препятствуют нарастанию революционного движения в рабочих массах Европы… Каждый лишний месяц существования Советской республики способствует приближению мировой революции». С Россией будут считаться до тех пор, пока она представляет собой реальную силу, добавил он.[240]
