Но эти мирные устремления сочетались с революционно-милитаристским энтузиазмом. Обращает на себя внимание документ, изданный Раковским от имени коллегии (правда, забывшись, в середине текста он вдруг начал писать от собственного имени!), в котором даже название этого органа было изменено. Он именуется здесь Верховной коллегией по борьбе с румынской и бессарабской контрреволюцией. Речь идет об обращении от 5 февраля 1918 г., адресованном революционному комитету в армии Румынского фронта (еще сохранялась прежняя терминология). Раковский выражал удовлетворение ее готовностью бороться против контрреволюции и призывал отбросить румынскую контрреволюционную армию, называя правительство Румынии «самым наглым, самым подлым и самым трусливым из врагов и русского, и румынского трудового народа».[172]
Тем не менее были начаты переговоры. Вначале они проходили при посредничестве канадца, полковника Бойла, известного своими прошлыми авантюрными похождениями, в частности во время золотой лихорадки на Клондайке. Бойл несколько раз возил из Одессы в Яссы послания Раковского правительству Румынии и ответы последнего.[173] В конце концов договорились о прямых переговорах.
14 февраля в Одессу прибыли для переговоров представители Генерального штаба Румынии полковник Радалеску и капитан Кадери. Краткая встреча и беседа с ними Раковского была его первым опытом ведения прямых дипломатических переговоров. Однако первый опыт оказался комом: было договорено о перемирии, но вскоре оказалось, что румыны ввели Раковского в заблуждение, ибо никаких официальных полномочий они не имели. Переговоры были прерваны, а на следующий день Верховная коллегия в обращении «Всем, всем, всем» известила об этом «недопустимом в международных отношениях» инциденте. 15 февраля за подписью Раковского и других членов коллегии румынскому правительству был направлен ультиматум с требованиями: немедленно вывести с территории Бессарабии румынские войска и русские контрреволюционные отряды во главе с генералом Щербачевым; немедленно возвратить захваченное румынскими войсками русское имущество; беспрепятственно пропустить на родину русские войска с территории Румынии и Бессарабии, сдать генерала Щербачева, объявленного советским правительством вне закона, и т. д.[174] 16 февраля, не получив никакого ответа, коллегия объявила о возобновлении военных действий, а в следующие дни предприняла меры по формированию румынских революционных батальонов, захватила на севастопольском рейде пять румынских кораблей, арестовала в качестве заложников ряд румынских подданных, находившихся в Одессе.[175]
Все же воинственные намерения и действия с обеих сторон вскоре уступили место желанию договориться. Определенное влияние на румынские власти оказали дипломатические представители стран Антанты. 23 февраля Раковского посетили все тот же канадский полковник Бойл и французский консул полковник Аркье, предложившие образовать смешанную комиссию для урегулирования русско-румынского конфликта. Предложение о посредничестве было принято, хотя коллегия и Румчерод повторяли свои требования об эвакуации румынских войск из Бессарабии.[176]
Возникшие изменения в общей международной ситуации и в советско-германских отношениях, связанные с прекращением переговоров в Брест-Литовске и наступлением германских войск на территории Украины и прилегающей к ней части России, а также на Петроград, заставили стороны занять более осторожные позиции, так как формально обе они находились в состоянии войны с Германией. 5 марта Раковский дал согласие на официальные переговоры и заявил о восстановлении мира между Россией и Румынией. Румынское правительство в лице председателя Совета министров генерала А. Авереску, в свое время руководившего подавлением крестьянского восстания 1907 г. и в связи с этим прямого политического оппонента Раковского, заявило, что считает конфликт улаженным.[177]
Последовали личные переговоры Раковского и Авереску в Одессе, в результате которых 7 марта был подписан «протокол улажения русско-румынского конфликта», включавший в себя также положение об обмене пленными.[178] 18 марта Раковский и Авереску подписали договор, в соответствии с которым румынские войска до 18 мая должны были очистить Бессарабию, предоставив местному населению право на самоопределение.[179]
Так появилась первая личная подпись Х. Г. Раковского под официальным дипломатическим документом – Одесским договором между Россией и Румынией. Казалось, конфликт действительно урегулирован. Деятельность Раковского была одобрена правительством Ленина. Позже Х. Г. Раковский писал, что все его предложения были приняты, «эвакуация Бессарабии была решена подписью генерала Авереску».[180]
Румыния обязалась очистить Бессарабию в течение двух месяцев. Тотчас после подписания соглашения власть в населенных пунктах предполагалось передать местной милиции. Румынские военные командиры не должны были производить аресты и исполнять другие административные и судебные функции. Арестованные в России румынские подданные обменивались на арестованных в Румынии русских революционеров. Румыния обязалась не предпринимать враждебных действий против РСФСР. Россия возвращала Румынии продовольственные склады, образованные союзниками, которые были предназначены для питания местного населения и находились в это время в распоряжении Советов.
В непосредственном личностном отношении первая дипломатическая миссия Раковского оказалась, таким образом, успешной. Однако крайне нестабильная внешнеполитическая ситуация в конце Первой мировой войны, Брестский мир и последующее занятие германскими войсками Украины – формально с согласия Центральной рады, а фактически в качестве оккупантов, исчезновение в результате этих событий общей границы между Россией и Румынией привели к тому, что правительство Румынии сочло возможным нарушить договор.
Договор был подписан всего за пять дней до занятия Одессы австро-германскими войсками. После этого бессарабский парламент высказался за присоединение к Румынии на началах автономии. В ответ по распоряжению советского правительства вновь был арестован, а затем выдворен посол Румынии К. Диаманди, был конфискован румынский золотой запас, отправленный в Россию на сохранение во время мировой войны.[181]
Раковский оставался в Одессе до подхода германских войск, а затем с огромными трудностями через Николаев, Екатеринослав, Полтаву, Харьков смог возвратиться в Москву, куда прибыл в конце марта. Примерно две недели он провел в здании Наркоминдела – бывшем флорентийском дворце Тарасовых у Патриарших прудов, стремясь углубить свои дипломатические познания, а в середине следующего месяца получил новое дипломатическое задание.
28 марта 1918 г. Раковский побывал у Ленина и доложил ему о своей работе в качестве руководителя Верховной автономной коллегии.[182] По всей видимости, глава правительства был удовлетворен его сообщением, так что Раковский в его глазах стал той личностью, которую явно можно было использовать для выполнения сложных политико-дипломатических поручений.
При этом создается впечатление, что Раковский рассматривался в качестве такого деятеля, который был призван создать декорум, видимость добропорядочности большевистского руководства перед умеренно прогрессивными западноевропейскими лидерами. Связано это было прежде всего с тем, что на Западе сохранился его прежний имидж социалиста-центриста. Об этом свидетельствуют многочисленные приветственные письма, полученные Раковским от участников состоявшейся в феврале 1919 г. в Берне конференции социалистических партий, принявшей решение о восстановлении II Интернационала, фактически распавшегося с началом Первой мировой войны (А. Маргари, П. Фора, Ф. Адлера, Л. Каутской и др.).[183] Совершенно очевидно, что годом раньше, во время рассматриваемых событий, это мнение было еще более устойчивым.
