Он рассказывал Лесли про северные леса, про горы, где сосны цепляются за облака, про покрывающуюся весной тысячами цветов пустыню — и про бескрайнее серебряное небо над головой по ночам.

С тех пор она прожила достаточно много, чтобы понять, что с этого самого бескрайнего неба сыпется и дождь, и снег, и град, но тогда слова Джерико казались ей прекрасной песней — песней, каждое слово которой отзывалось трепетом в ее душе.

Через неделю мама сказала:

— Вечером в больницу пойдет дежурить миссис Бенсон. А ты будешь помогать мне в лазарете.

Первой мыслью Лесли было: «Джерико!» Внутри все обмерло, но прежде чем она успела что-то сказать, мама добавила:

— Про тебя и этого… чужого парня уже ходят слухи. Так что пока побудь лучше на базе.

На приеме Лесли сидела как на иголках, в голове крутилось: «Он придет в больницу — а меня там нет! А меня нет…» И когда мама отпустила ее поесть, она побежала в поселок.

У крыльца больницы, услышав тихий посвист, оглянулась — Джерико бесшумной тенью выступил из-за угла. Сказал просто:

— Я знал, что ты придешь!

В тот вечер они впервые поцеловались.

Когда через неделю Питу сняли гипс и все трое парней ушли из поселка, с ними ушла и Лесли. Ушла налегке, взяв с собой лишь рюкзак со сменой одежды и десантный нож. И, разумеется, Алу — свою собаку, полуторагодовалую помесь бордер-колли и койота, подарок мамы на ее пятнадцатилетие.

Маме она оставила записку, попросила не сердиться и не скучать — через год они снова увидятся, Джерико обещал, когда весной пойдет торговать, непременно зайти в Форт-Бенсон.

Оказывается, еще трое ребят все эти две недели ждали их в полудне пути от Форт-Бенсона. При них были волокуши с товаром и оружие — едва встретившись с друзьями, Джерико и Пит тут же нацепили на себя кобуры с револьверами, Смайти повесил за спину автоматическую винтовку.

Парни тащили волокуши поочередно, меняясь каждые несколько часов. Лесли тоже хотела было помочь, но Джерико сказал «нет». Добавил с улыбкой, но категорически, словно это объясняло все: «Ты — моя принцесса!»

Да, именно так он ее и называл: «моя принцесса»…

Вечерами, после ужина, они уходили от остальной банды. Устраивались где-нибудь в укромном местечке — занимались любовью, просто лежали и разговаривали, и когда Лесли смотрела вверх, над головой у нее было то самое, обещанное ей когда-то бескрайнее серебряное небо.

Другие парни относились к ней уважительно — девушка главаря! Еще больше зауважали, когда она броском ножа пригвоздила к земле гремучую змею. Да и Пит добавил масла в огонь, рассказав, как ловко и умело Лесли вправила ему вывихнутую ногу.

Иногда, оставив ее охранять волокуши, парни брали два-три мешка с товаром и уходили в близлежащий поселок, торговать. Возвращались они к вечеру, иногда через день, перекладывали на волокуши добычу и шли дальше.

Один раз пришли без добычи и без мешков. С тех пор Лесли строго-настрого усвоила, что со всем товаром соваться в поселение нельзя: нужно брать с собой немного, а основной запас прятать, и желательно подальше.

Тогда, если жители поселения решат, что дешевле просто отобрать у чужака вещи, не останешься вообще ни с чем.

Когда наступило отрезвление? Пожалуй, довольно скоро. Уже через неделю Лесли тщетно старалась гнать от себя мысли о том, что, уйдя с базы, она совершила ошибку. Старалась — а они возвращались снова и снова, так что порой хотелось повернуться и бегом бежать обратно.

Нельзя сказать, что она разлюбила Джерико, но ругала себя: почему ей не пришло в голову уговорить его остаться в Форт-Бенсоне?!

На базе в ее распоряжении был душ — пусть не с горячей, но по крайней мере с теплой водой, теперь же частенько приходилось ложиться спать немытой, прямо в одежде, по несколько дней не менять белье. Если получалось сделать остановку у ручья, Лесли тут же бросалась мыться и стирать и ругала себя: почему, ну почему она не догадалась захватить с собой хоть один кусок мыла?!

А еда… Обжаренное на костре мясо, полусырое, без соли. Или похлебка из того же мяса, в которую каждый желающий запускал немытые пальцы, вылавливая кусок побольше.

Вроде бы — бытовые мелочи, и «с милым рай и в шалаше», но мучилась Лесли страшно. Никому, даже Джерико об этом не говорила — еще решит, что она неженка — и утешала себя лишь одной мыслью: на ранчо в Аризоне, которое парни называли домом и куда они сейчас шли, наверняка все будет не так.

Ранчо представляло собой двухэтажный бревенчатый дом с черепичной крышей, окруженный оградой из штакетника. Посреди двора — колодец, к боковой стене дома пристроен дровяной сарай. Вокруг расстилалось поле с торчащим тут и там редким кустарником, на горизонте темнела полоска леса.

Навстречу им с восторженными криками выбежали двое парней и три девушки. Объятия, радостные похлопывания по спине, расспросы…

Лесли скромно стояла в стороне. Наконец, приобняв, Джерико выдвинул ее вперед и сказал с улыбкой:

— А это моя Лесли! Прошу любить и жаловать!

Лесли тоже улыбнулась, хотела поздороваться — но в этот момент белобрысая девушка на вид чуть старше ее самой с искаженным от ярости лицом бросилась вдруг на нее.

Тренированное тело среагировало мгновенно — секунда, и девчонка уже валялась на земле. Лесли растерянно взглянула на Джерико — что это, глупая шутка? — протянула руку, чтобы помочь девушке встать, но та в ответ швырнула ей в лицо пригоршню песка.

Лесли чудом успела зажмуриться; почувствовав на шее и на плече цепкие пальцы, ударила наощупь, но уже всерьез. Проморгалась — и едва успела отбить очередную атаку, отшвырнув от себя соперницу.

Что ее больше всего поразило — это то, что Джерико не вмешался. Стоял и смотрел. Остальные парни, обступив кругом, смеялись, подзуживали их, а он просто смотрел…

Закончилась драка быстро — подставив девушке подножку, Лесли опрокинула ее навзничь, придавила горло предплечьем.

— Ну что, довольно?

— Да… — всхлипнула та.

Лесли встала, оставив ее лежать на земле. Джерико как ни в чем не бывало подошел, обнял за плечи:

— Пойдем, я тебе покажу нашу комнату.

Когда они остались вдвоем, Лесли возмущенно спросила, что все это значит.

— Элис считала, что имеет на меня какие-то права, — безмятежно ответил Джерико. — Потому и взбесилась. Но ты все сделала правильно — раз и навсегда доказала, что сильнее ее. Так и надо, моя девушка должна быть самой сильной и ловкой!

Больше Элис задеть Лесли не пыталась, хотя смотрела волчонком. Остальные две девушки — Кара и Синтия — держались дружелюбнее. Синтия и объяснила Лесли по секрету, что все прошлую зиму Джерико жил с Элис — естественно, та рассчитывала на продолжение отношений, вот и не сдержалась.

Подгадал Джерико точно — через неделю после их возвращения на ранчо выпал первый снег, и вскоре все вокруг, сколько хватало глаз, было затянуто белым покровом.

Первые недели Лесли упивалась свободой. До сих пор она ходила в лес лишь с мамой, собирать лекарственные растения, при этом на дороге их ждал обычно джип с двумя охранниками. А теперь они с Джерико иной раз целые дни проводили в лесу. Бродили и разговаривали, смеялись и целовались. Ну и, разумеется, охотились, принося вечером на кухню по пять, а то и по шесть зайцев; несколько раз им удавалось подстрелить даже чернохвостого оленя.

Джерико учил ее распознавать следы животных — оленя и зайца, лисы и койота; показывал, как разделать оленью тушу, как смастерить из веток волокушу, чтобы оттащить добычу домой — и вечерами перед всей бандой громогласно хвалился меткостью Лесли, называя ее прирожденной охотницей. Стреляла она и вправду неплохо — шагов с тридцати по зайцу не промазала ни разу, рука словно сама знала, когда спускать курок.

Но по-настоящему прирожденной охотницей, азартной и неутомимой, неожиданно показала себя Ала. Трудно сказать, что сказалось больше — кровь бордер-колли, одной из самых умных пород собак, или инстинкты койота — но ей не пришлось ничего объяснять.