Геополитические изменения определили основные задачи внешней политики Советского государства. К их числу, прежде всего, относилось заключение мирных договоров с прежними сателлитами и даже частями Германии (например, Австрией) и формирование у границ СССР т. н. предполья, состоящего из подконтрольных ему стран.

Так, в процессе послевоенного мирного урегулирования в Европе произошли значительные территориальные изменения, в том числе и в самом Советском Союзе. В частности, Эстонская, Литовская и Латвийская ССР были ликвидированы, слиты в единое образование – Прибалтийский край…

…Тем не менее, несмотря на давление западного мира, "Советский проект" постоянно демонстрировал все новые успехи. В конце сороковых годов расстановка сил была наглядно продемонстрирована войной в Корее. СССР, официально в данном конфликте не участвующий, поставлял войскам КНДР технику и советников, обучал китайских добровольцев. Именно тогда Иосиф Сталин уверился в неспособности США начать большую войну…

Несмотря на это, рассматривать последующую политику СССР, как политику экспорта коммунизма, ошибочно. В частности, очень показателен пример с Ким Ир Сеном, лидером КНДР. Сталин сдерживал его левые поползновения, буквально заставив сесть за стол переговоров с представителями Южно-Корейского государства и США. Миф о том, что он сделал это под влиянием ставшего известным советской разведке плана "Тоталити", не выдерживает никакой критики – подобные планы существовали задолго до этого, но ранее они не оказывали столь решительного влияния на действия Советского правительства.

Вполне очевидно, что в случае с КНДР – как и в случае с Ираном – был продемонстрирован тот самый, "советский" метод использования конфликтов, ставший позднее столь распространенным в политике Драгомирова. Имеется в виду использование нестабильности и неясного политического положения для создания просоветской силы, значительное усиление этой силы теми или иными способами и последующее ее применение для установления своего контроля над выбранным государством.

При этом в случае, если быстрый успех не достигнут, Советский Союз избегает разрастания конфликта, используя свое влияние для миротворческих действий.

Именно с этой точки зрения внешняя политика СССР в послевоенный период является особенно интересной – как предтеча сформировавшегося позднее "метода Драгомирова" и основа его действий…"

— Восток уважает силу. Любит золото – а кто его не любит? — но уважает только силу, — в кремлевском кабинете генерального секретаря царил полумрак. Горела лишь настольная лампа, прикрытая зеленым абажуром и неплохо освещавшая стол и его ближайшие окрестности. На остальную часть комнаты света уже не хватало. А именно там, в углу, в мягких креслах, обитых кожей, сидели три человека, двое из которых представляли собою Власть – именно так, с большой буквы.

Драгомиров и Берия слушали Старика – человека, за сведения о котором вполне можно было бы получить Медаль Почета от Конгресса США. Или пожизненное пэрство в Британии.

Что самое забавное, об этом человеке ни британцы, ни американцы, ни кто-либо другой не знали ничего. Островитяне, эти мастера тонких интриг и искусных дипломатических шагов, гении – без всякого сарказма – разведки, о его существовании догадывались. Но не более того.

Старик был одним из самых больших секретов советского государства. Человек, решивший работать на партию большевиков еще тогда, когда она была горсткой идеалистов, имеющих разве что призрачный намек на шанс прорыва к власти.

А начинал он еще в царской разведке. Впрочем, идя по стопам отца. И деда. И прадеда. Есть, знаете ли, военные династии. Есть династии врачей. Иногда – художников. Старик был из династии профессиональных шпионов – его предки проворачивали операции стратегической сложности еще тогда, когда на дворе царил феодализм в далеко не самой высшей своей точке развития.

Будучи полукровкой – отцом был русский, а матерью татарка – он еще в детстве вращался в двух мирах. В мире православном, когда отец возвращался из долгих поездок, и мире мусульманском, подолгу живя с родителями матери. Мать свою, как и родителей отца, он не знал. Последние покинули этот мир задолго до его рождения, а мать… мать умерла, давая ему жизнь. Не самое редкое явление в Российской империи образца девятнадцатого века.

Отец погиб в девятьсот четвертом году, в Лондоне. Вроде бы ограбление – но Старик всю жизнь был уверен, что его убили. Потому что он что-то узнал про Японию и ее планы. Убили, прежде чем русский разведчик сообщил домой о надвигающейся войне.

Именно от отца Старик с самого детства слышал, что: "Восток восстанет, и за ним будет сила". Восток тогда был жалким ковриком для ног великих европейских держав, и такая прозорливость, несомненно, была чем-то из ряда вон выходящим.

Как бы то ни было, с самого детства Старик учил языки. Он знал татарский, английский, французский, немецкий, турецкий, арабский, китайский, японский… Он знал все о культуре народов Востока и Запада, об их обычаях и манере разговора, о том, как и чем они живут.

Первую Мировую войну он застал в Турции, на землях курдских племен, готовя их к восстанию против султана. И его сердце разрывалось на части, когда он видел крушение империи, за которую так долго сражался его отец и предки его отца, когда он видел ее уничтожение руками либералов вроде Керенского.

Но несмотря на это он верил, что так и надо. Феникс должен был сгореть, чтобы возродиться в новом, еще более прекрасном обличье. И Старик ждал. Он дождался Октября. Затем – победы большевиков в кровавой войне, войне гражданской, где не было правых и виноватых. В войне, в которой кровью, страшной братской кровью были измараны все стороны.

Он был уверен, что к власти придет тот человек, которому суждено стать русским Наполеоном. Человек, который превратит революционную диктатуру в империю, которой еще не видел мир.

Старик оставался в стороне. Он ждал. И – в то же самое время – создавал свои собственные сети. Агентурные, аналитические и даже боевые. Он не гнушался создавать преступные сообщества – оправдывая себя тем, что для создания действительно мощной силы, способной помочь любимой России нужны деньги и ресурсы,

Он дождался. И вышел на связь. Ему не верили. И это было понятно: по всем данным Старик умер еще в разгар Империалистической, а к иностранным агентам в раннем – и не только раннем – Союзе относились с большим подозрением.

Но он делал свою работу. Делал ее по-разному. И тогда, когда передал СССР документацию на французский танк "Сомуа" в настолько полном объеме, что там присутствовала даже копия дневников одного из конструкторов. И когда сообщил о продаже сотни этих красавцев Польше в тридцать седьмом. И когда проинформировал Сталина о трудностях швейцарского "Заурера", купленного впоследствии Советами на корню. Трудности, впрочем, он ему создал сам.

В тридцать седьмом его деятельность стала давать неожиданные даже для самого Старика результаты. Волна репрессий, прокатившихся по Союзу, стала для него неприятным сюрпризом. Нет, количество агентов и недовольных и вправду было велико, но столь жестокая реакция в их отношении и в отношении даже частично с ними связанных лиц была неожиданна.

Но до конца все равно не доверяли. До самого сорок третьего, до самого успеха "Смерча".

А до того был сорок первый. Старик узнал про план "Барбаросса" довольно-таки быстро – нити сплетенной им паутины можно было найти почти везде. Сообщил. Узнал первоначальную дату – 15 мая. День, когда Германия, к тому моменту ставшая не просто силой, но силой ужасающей в своей мощи, собиралась атаковать. Сообщил. И получил приказ на переворот в Югославии.

Именно тогда он до конца осознал, насколько гениален Сталин. Ему не хватало всего-то года, чтобы закончить в массе своей перевооружение. А у Гитлера было всего сто двадцать дней на "Барбароссу". С середины мая до середины сентября. Раньше нельзя – дороги еще раскисшие, позже тоже – дороги уже раскисшие.