Рыбак Роцька[131]

Мой дядя посмотрел в окно на озеро и, обращаясь ко мне, сказал:

— Что бы это значило? Почему Роцька до сих пор не привозит рыбы? Канун Рождества не за горами. Может, пан Мороговский, возвращаясь из Полоцка, останется у меня на кутью,[132] а может, и ещё кто-нибудь из соседей наведается.

— Наверное, ему не повезло. Помнится, рыбаки жаловались, что в эти дни не было улова, вот и его надежда обманула.

— О, нет! Ты, Янкó, не знаешь этого рыбака, он в своём ремесле человек необычайный, никогда не возвращается домой с пустыми руками, знает все подводные убежища; кажется, будто сквозь лёд видит, где прячутся лещи, щуки и прочая рыба. Осенью, когда небо закроют чёрные тучи и зашумит ветер, я с тревогою смотрю в окно, как он на озере закидывает сети. Буря поднимает покрытые пеной волны, он, будто нырок,[133] то появится на поверхности в рыбацкой лодке, то исчезает среди шумных волн, а над ним летают белые крачки.[134] И в такую бурю он не раз привозил мне рыбу и возвращался домой, хотя живёт на острове,[135] который отсюда так далеко, что в ясный день едва разглядишь.

— Какой смелый, и не случалось с ним несчастий?

— И сам никогда не попадал в беду, да ещё и не раз во время бури спасал тонущих, что были менее умелыми в этом ремесле. О нём такие чудеса рассказывают, что и поверить трудно. Будто Роцька, зная, что одна рыба лучше ловится во время непогоды, а другая в тихий и ясный день, вызывает на озере ветер и будоражит воду, а когда это не нужно — отсылает ветер прочь, возвращает ясный день и по спокойной воде, наполнив лодку рыбой, распевая песни, поворачивает к дому. По этой-то причине некоторые и думают, что он чаровник.

— А может, делает он это с помощью нечистых духов? Ведь ты же, дядя, веришь, что есть на свете чаровники.

— Этому-то я верю. Но Роцька человек хороший, так люди говорят. Чаровники же, что знаются со злым духом, вредят людям, а я не слыхал, чтобы он обижал кого-нибудь. По воскресеньям ходит в костёл и старательно молится, ведь он крепостной отцов-иезуитов.[136]

Пока мы так беседовали, на дворе залаял пёс, дядя глянул в окно.

— Вот, — говорит, — о ком говорили, тот и сам пожаловал, дождался я наконец, Роцька везёт рыбу.

Заходит Роцька. Мешок из старой сети, который он нёс в руках, был насквозь пропитан водой и так задубел на морозе, что могло показаться, будто сплетён он из железной проволоки, в нём поблёскивала серебряная чешуя свежей рыбы. Роста он был небольшого, лицо бледное и сухое, тёмно-русые волосы в беспорядке и будто слиплись от воды: мне он в этот момент казался похожим на Тритона, который вынырнул из моря на колеснице с Нептуном или Амфитритой и вот-вот затрубит в раковину. Он поклонился и высыпал рыбу на пол.

— Давно ждал, — сказал Завáльня. — Всё смотрел в окно, начал уже отчаиваться, думал, что и тебе пришёл черёд сетовать на беду.

— Слава Богу, до сих пор труд мой ещё не бывал напрасен. Но сейчас ведь время такое — всюду потребуют рыбы, должен и туда, и сюда доставить добрым панам и соседям.

— А зимой, — сказал я, — призываешь ли ты ветер взбаламучивать озеро, чтоб лучше рыба ловилась? Говорят, что ветер и волны слушаются тебя, будто вадзянiка.[137]

Он посмотрел на меня с усмешкой:

— Ветер и бурю наводят мои посланцы, белые крачки, но сейчас их нет — улетели далеко за море. Не, панич, не верь всему, что люди говорят — наши паны, отцы-иезуиты, не тому нас учат, чтобы мы призывали на помощь злых духов. Кто трудится, тому и Бог помогает. Никаких секретов, которые могут обременить совесть, я знать не хочу.

Мой дядя, прерывая разговор, промолвил:

— Янкó — человек ещё молодой, современный, не верит ни в какие чары, а только подшучивает над тобой.

Потом приказал собрать рыбу с пола, заплатил рыбаку, сколько положено, усадил на лавку, принёс водки и хлеба на закуску.

Выпив водки и закусив, Роцька, посмотрев на меня, сказал:

— Молодые люди не видали и не слыхали, что делается на свете, потому и не верят. Я много рассказал бы про это, да время не позволяет, солнце низко, пора ехать домой.

Дядя обрадовался, что рыбак может рассказать какую-то историю, наливает ему ещё рюмку водки и говорит:

— Расскажи нам что-нибудь интересное, что сам пережил, либо слыхал от стариков, ведь нынче небо ясное и ветра нет, не заблудишься. Да хоть бы даже метель дорогу снегом замела, тебе каждый куст лозы на берегу или густой тростник укажет дорогу, ты ж с детских лет на этом озере каждый уголок знаешь.

Роцька уже слегка захмелел, лицо его просветлело, и на нём появился слабый румянец.

— Хорошо, расскажу пану, как в наших краях из-за чар и проделок вредных людей расплодились злые духи.

— Разве злые духи, — сказал я, — могут плодиться, как звери?

— Могут, ибо злость людская им — наилучшая пища. В наших краях старики помнят счастливую жизнь, когда было ещё много почтительных, старательных и работящих людей; в те времена, говорят, каждый хозяин имел вдосталь земли, всегда были урожаи, хватало хлеба и корма для скотины. В озёрах и речках было такое обилие рыбы, что мальчишки, забавляясь у воды с самой простой снастью, ловили столько, что едва могли дотащить до дома. Панов было мало, да и те набожные, и жили они где-то далеко за Двиной. Теперь же каждый панчик, имея несколько убогих хат, покупает дорогие кареты и богатые наряды, выдумывает способы, как добыть деньги — продаёт скот и последний хлеб, доводит бедный люд до того, что тот должен каждую весну кормиться горьким бобовником.[138] Желая иметь больше дохода с озёр, каждый год зимою приводят осташей;[139] говорят, будто бы эти рыбаки посылают под лёд злого духа, и тот загоняет рыбу им в сети; вот они-то и опустошили у нас все озёра, научили нашу молодёжь безбожным делам, чарам, бесстыдным песням; напрасны были предостережения ксёндзов и стариков. По этой-то причине и развелось у нас столько злых духов, что несколько раз появлялись они пред множеством народа, чего раньше в наших краях никогда не бывало.

Расскажу пану про диво, которое видели на озере Россоно,[140] это, как пану известно, не очень далеко от нашего Нещерда, не более тридцати вёрст. Так вот, рассказал мне об этом один из тамошних жителей, тоже крепостной отцов-иезуитов. Однажды весенней порой возвращались крестьяне с сохами с панщины, солнце ещё не село, но перед воскресеньем эконом отпустил их раньше, чем обычно. Вечер был тихий, небо ясное, на высоких берёзах в нескольких местах печально куковали кукушки, в вышине пели жаворонки, в кустах щебетали соловьи. Молодые, едучи на лошадях, говорили о своих приключениях, а старики о хозяйстве. И тут вдруг слышат музыку — кто-то за лесом играл на дуде и пел так громко, что эхо разносилось по всей околице, а песню эту все они знали.

Миновали лес, подъезжают к озеру Россоно. Вода тихая да чистая, как хрусталь, такая, что все деревья отражаются в ней, будто нарисованные. Но чудеса неслыханные! на спокойной воде — дьявол, чёрный, как уголь, руки длиннющие, голова огромная, сидит на самой середине озера, поджав ноги, играет на дуде и поёт жутким голосом. Все перепугались и, читая молитвы, берегом поспешили домой. Солнце уже закатилось, а они ещё долго слышали за собою звуки дуды и ужасную песню чёрта.