Ушёл от того места, где осталась эта несчастная жертва моей злости. Только не долго тешила меня эта месть. Когда миновал мой гнев, пришла мысль, что Ганка, бедное дитя, страдает без вины. Захотел я вернуться за нею, но нигде не смог её найти; глухо было в лесу, и голоса её уж было не слыхать.

Напала на меня несносная тоска; понял я, что месть не способна облегчить страданий. Куда бы ни направился, всюду меня преследовали отцовское отчаяние, плач похищенной дочки и казалось, будто собаки повсюду гонятся за мною и ранят до крови своими зубами. Бежал я из одного леса в другой, но нигде не мог найти покоя; сон совсем оставил меня, ибо и в часы отдыха всегда звучал в моих мыслях отчаянный голос отца, плач дочки, и собаки рвали моё тело.

Однажды увидел я нескольких селян, с которыми когда-то был знаком. Укрывшись от полуденного зноя, сидели они в тени деревьев, а неподалёку паслись выпряженные из возов кони. Подкрадываюсь я к ним и, затаившись в кустах, слушаю, о чём они беседуют между собой. И слышу, как один из них говорит про меня:

— Где же теперь бродит Марка в обличии волка? Жалко этого человека, сколько лет уже минуло, как приключилось с ним несчастье. Вот если б он набрёл на чаровницу Аксинью! Говорят, она легко превращает людей в животных и снова возвращает им прежний облик. Не знаю, где она живёт, но слыхал, что недалеко от этих гор и лесов.

Обрадовала меня такая новость; решил обойти все леса и горы этого края, лишь бы только найти жилище Аксиньи. Несколько ночей и несколько дней бродил я без отдыха по диким борам. С вершин высоких гор осматривал безлюдные места, надеясь, что где-то там сокрыт её одинокий приют.

Однажды ранним тихим утром выбегаю из леса на поляну. Вижу на траве кошку, шея и лапки белые, спинка в светлую и тёмно-серую полоску, глазки шустрые; прыгает она и ловит лапками бабочек на цветах. Долго глядел я из кустов на её озорные игры и прыжки. Наконец захотелось мне схватить её, бросаюсь… но она легко, словно ветер, отскочила от кустов и бежит на пригорок. Догоняю, и уже вот-вот хочу схватить, а она оборачивается сорокой и летит над самой землёй. Преследую её дальше и вдруг вижу одинокий домик. Сорока села на крышу и снова превратилась в кошку. Смотрю — повсюду множество кошек различных мастей: кошки на крыше, кошки на окнах, кошки во дворе, везде кошки.

Понял я, что тут жилище чаровницы Аксиньи. Долго стоял и думал, идти ли к ней? В волчьем обличии она меня не примет, надо встретиться с нею где-нибудь на подходе, покорно упасть в ноги и умолять смилостивиться над моею судьбой. Спрятался я среди сухих веток и стал ждать удачного момента.

Солнце скрылось за леса и горы; край дремучего бора уже покрыл вечерний сумрак, а неподалёку на воде озера, окружённого густым лозняком, ещё играли отблески света. Вижу — все кошки, из дома, с крыши, со двора бегут на луг, срывают зубами какую-то травку, тут же превращаются в девушек и рассыпаются между кустами. Одни поют песни, пляшут, другие собирают цветы и плетут венки. Бегу и я на этот луг. Нахожу ту травку, цвела она мелкими голубыми цветочками; как только сорвал её и проглотил, сразу же вижу себя в человеческом облике. В несказанной радости вступаю в круг ветреных русалок, бегаю с ними, пляшу, веселюсь, совсем забываю про своё несчастье.

Эти игры и радость продолжались допоздна. Умолкли все птицы в лесу, слышны были лишь крики неясытей. Прилетела сова и, сидя на крыше дома чаровницы, сверкала глазами, хохотала и плакала, будто дитя. Тут вдруг лес зашумел, вода в озере начала плескать о берег,[94] русалки закричали: «Полночь! Полночь!», и тут же все превратились в кошек и побежали на Аксиньин двор. Одни вскарабкались на крышу, другие через окно запрыгнули в хату. А я, снова в облике волка, побежал в лес, лёг под густой елью и стал размышлять об этом происшествии, жалея, что так ненадолго превратился в человека. Решил остаться тут и хоть на короткое время забыть о своём несчастье.

На другой день дождался вечера, и снова кошки превратились в девчат, а я — в человека. Я играл с ними, время бежало весело. Тут одна из зачарованных девушек, неприязненно глядя на меня, сказала:

— Мне он не нравится.

— Почему не нравлюсь? — спрашиваю, подходя к ней.

— Потому что видела, как ты превращаешься в волка, а я волков ненавижу, ибо волк — причина моего несчастья.

— Как это могло случиться? — спрашиваю я у неё.

— Когда я ещё жила с родителями, пасла однажды в поле гусей, а волк схватил меня и утащил в дальние лесные дебри, бросил там, а сам пропал. Блуждала я по бору, плакала и звала на помощь, не зная, в какую сторону идти. Вскоре на мой жалобный голос прилетела Аксинья в обличии чёрной птицы, обернулась женщиной и, взяв меня за руку, сказала:

— Ты не выйдешь из этой лесной глуши. Нападут на тебя дикие звери и разорвут. Пойдём лучше ко мне домой, у меня жить весело, каждый вечер пляски да песни. Ты ж молодая девушка и, видать, любишь поплясать?

Не хотела я сперва её слушать, но, подумав, что в этих диких лесах никто мне не поможет, наконец, согласилась на её предложение. Не ведаю, каким чародейским способом очутилась я в жилище этой чаровницы. О, проклятый волколак! Почему ж ты сразу не разорвал меня в лесу? Лучше умереть, чем быть весь день зверем и лишь на минуту забывать о страданиях.

Слушая сетования Ганки, я весь задрожал и тут же превратился в волка. И отозвались в памяти отчаянье отца, плач несчастной девочки, и собаки вновь стали рвать моё тело. Кидаюсь в лес, бегу всю ночь без отдыха, нигде не могу скрыться от ужасного воспоминания и преследования тех страшных собак.

Нестерпимой стала моя жизнь, нигде не нахожу покоя, в отчаянии бегаю по горам и лесам; уже потерял надежду, что когда-нибудь хоть на минуту избавлюсь от страданий.

Бродя без отдыха, пробегал как-то через поле, где у дороги в тени берёзы обедали крестьяне. Вижу — по дороге едет поп. Подходит он к своим прихожанам, заводит долгую беседу о разных религиозных предметах и учит, чтоб жили они меж собой в согласии и дружбе, прощали друг другу обиды и никогда не помышляли о мести, ибо месть более всего противна религии и не мила Богу. Она низводит человека до звериного состояния, а добронравие и смирение помогают снискать милосердие Господнее.

Укрывшись в густых кустах, я слышал каждое слово попа и решил отныне не только не вредить людям, но наоборот стараться им служить и помогать в чём только смогу. Может быть, и надо мною Бог смилостивится, ведь душа же моя бессмертна. С этими мыслями оставил я попа и пахарей.

Прошло несколько дней. Бродя по лесу, думал я про себя — что могу сделать доброго в ненавидимом всеми волчьем обличии? Едва подойду к человеческому жилью, как все кричат на меня и травят собаками, так что приходится поскорей убегать в лес.

Однако ж не отказался я от своего намерения, несколько раз отгонял лис, что подкрадывались к гусям или индюкам, которых оставляли в поле без присмотра; когда завидел медведя неподалёку от стада, то выбежал из леса первым, чтобы отогнать скот от опасного места и предупредить пастухов. Не раз отбирал у волка барана, которого тот уволакивал из стада какой-нибудь бедной вдовы. Ведя такую жизнь, я немного успокоил свои мысли, мог уже заснуть, хоть и не надолго; во сне прекрасные грёзы напоминали мне о минувшем, когда был я ещё человеком.

Было это в погожий день августа, когда на полях дозревал урожай. Бродил я неподалёку от своих родных мест и увидел из чащи Алёну. Она жала хлеб на своей ниве, а на краю поля лежал на снопах и спал маленький мальчик. С умилением смотрел я на эту картину, радовался, что Алёна счастлива, спокойно живёт со своей семьёю, Бог благословил их хозяйство, и на их поле был обильный урожай жита. Покуда я любовался ими, с другого края выскакивает волк, хватает мальчика. На крик ребёнка бросается мать.

— Спасите дитятко моё! — кричит она и падает без памяти.

Я догоняю волка, отбираю не пораненное ещё дитя и отношу матери. Соседи, что прибежали на помощь, дивились всему этому, а я убежал в лес.