— Безумием? — нахмурился Нумеон.

Вулкан медленно покачал головой:

— Даже думать о Горе как о враге кажется сумасшествием. «Восстание» — так все говорят. И не одни лишь Сыны Гора, но также три прежде верных легиона. Прости за мою откровенность, Артелл, мне не следует взваливать на тебя это бремя. Я один должен его нести, но как это еще можно назвать, если не безумием?

Нумеон не сразу нашелся с ответом. Уже совсем скоро начнется бомбардировка, а легион погрузится на посадочные корабли для немедленной переброски на поверхность. Даже если это было безумием, они зашли слишком далеко, чтобы отступать.

— Я не знаю более подходящего слова. Но что еще нам остается, кроме как следовать за лордом Феррусом в бой? Здесь все будет кончено. Семь легионов против четырех. Гора поставят на колени и заставят ответить за мятеж.

Вулкан засмеялся, но смех его был лишен веселья.

— Ты напоминаешь мне Ферруса. Такой же воинственный.

— Но как иначе встречать врагов? — спросил Нумеон.

Вулкан задумался над вопросом, после чего вновь опустил взгляд.

— Взгляни, — сказал он, кивнув на молот, лежащий в закованной в латную перчатку руке. Примарх не сжимал оружие, а держал его расслабленными пальцами, едва обхватывавшими древко под основанием головы.

— Он великолепен, — ответил Нумеон, не понимая, чего хочет его повелитель.

Боевой молот обладал огромной двойной головой, каждая из которых состояла из трех квадратных клиньев, развернутых таким образом, чтобы придавать оружию подобие многолопастности. Длинная металлическая рукоять, разделявшая головы, была покрыта штриховкой и оканчивалась навершием, усыпанным драгоценными камнями. Боевая часть оружия выглядела массивной, но Вулкан держал его так, будто тот ничего не весил. Судя по всему, это был мастерски сработанный и значительно улучшенный громовой молот, с энергогенератором на конце рукояти и еще каким-то непонятным устройством прямо под ним.

— Он не уступает Громогласному, — сказал ему Вулкан, осторожно поворачивая молот в расслабленной руке. — И я не собирался использовать его в качестве замены. Я собирался преподнести его в подарок. А теперь, когда мы вступаем в бурю, порожденную моим братом, я вдруг осознал всю значимость моего решения не отдавать его.

— Подарок, — отозвался Нумеон, борясь с растущим внутри беспокойством, — кому?

— Ты всегда был мне преданным и честным советником, Артелл. Я доверяю твоему мнению. Оно нужно мне сейчас.

Нумеон отсалютовал чеканным жестом, ударив кулаком по груди.

— Вы оказываете мне честь, повелитель. Я в вашем распоряжении.

Вулкан сощурился, так что от горящего в глазах огня остались лишь раскаленные алые полосы, словно оценивал своего советника и решал, достоин ли он услышать следующие слова.

— То, что я тебе сейчас скажу, я до сих пор никому не говорил.

— Понимаю.

— Нет, — с грустью сказал Вулкан, — не понимаешь. Пока не понимаешь. После Улланора я начал ковать оружие, чтобы отметить заслуги Гора и то, что наш отец сделал его магистром войны. Это, — продолжил он, крепко взяв молот и высоко подняв его одной рукой, — Несущий рассвет. Он должен был стать подарком моему брату.

— Но вы решили не отдавать его. Почему, повелитель?

Вулкан опустил оружие, разглядывая искусный результат своей работы, а затем ответил:

— Это меня и заботит, Артелл. После того, как Гор сменил нашего отца во главе крестового похода, мы с ним только два раза разговаривали с глазу на глаз.

— Я помню, повелитель. После Хараатана вы обращались за советом как к лорду Дорну, так и к лорду Гору.

— Да. Я был… очень обеспокоен поведением Конрада и нуждался в совете. На тот момент работа над Несущим рассвет еще не была закончена. Я хотел, чтобы подарок стал сюрпризом, символом наших братских уз и моего уважения, и не стал о нем говорить.

— Мне все еще непонятно, почему вы решили вспомнить об этом, повелитель.

— Потому что когда молот был готов, я связался с Гором во второй раз. Обязанности магистра войны отнимали у него много времени и сил, поэтому я хотел устроить встречу, на которой мог бы вручить свой подарок.

Вулкан замолчал и помрачнел, вспоминая тот разговор.

— Повелитель? — позвал Нумеон, тоже поддаваясь мрачному настроению.

Вулкан опустил взгляд, продолжив делиться воспоминаниями, и не поднимал его, пока не закончил говорить:

— Гор был совсем не похож на брата, которого я знал и которым восхищался. Я чувствовал это даже через гололитическую связь… Присутствие, которого раньше не было.

— Что за присутствие?

— Сложно это описать. Казалось… его внимание что-то отвлекало, и сначала я решил, что его просто занимали дела Великого крестового похода, но по мере того, как наш разговор продолжался, я начинал понимать, что причина в чем-то другом.

— Вы полагаете, что он уже тогда планировал восстание?

— Возможно. И теперь я думаю: что, если это всегда гнездилось в сердце моего брата, готовое расцвести, как только его вытащат на поверхность? Так или иначе, я понял, что Гора охватила болезнь, которой раньше не было, что какая-то тень заволокла его душу. И она росла, Нумеон, а носитель на моих глазах уступал паразиту. Я не обладаю провидческим даром Сангвиния, интеллектом Гиллимана или псайкерскими талантами Магнуса, но я доверяю своим инстинктам, а они в тот момент мне кричали. «Гор пал», — говорили они. Каким-то образом он оступился и рухнул в пропасть. И хотя я не мог ни объяснить, ни доказать это, меня охватило беспокойство. Поэтому я решил не говорить ему об изготовленном для него подарке, оставив молот себе. И мысль об этом не оставляет меня до сих пор, — сказал он Нумеону, вновь поднимая взгляд. — Потому что сейчас я испытываю те же дурные предчувствия, что испытывал в тот день. Они говорят мне, что я должен быть осторожен, что должен внять тревоге, царящей в душе.

— Я буду начеку, — сказал Нумеон, хотя и не знал, за чем следует следить.

Вулкан кивнул:

— Сохраняй бдительность, Артелл. Там, внизу, на черных песках Исствана, нас будет ждать противник, какого еще не было. Но это в первую очередь враг — враг, которому мы не можем дать пощады. Забудь об узах, когда-то связывавших тебя с этими воинами. Теперь они предатели, подчиняющиеся полководцу, в котором я уже не узнаю своего брата. Ты веришь, что мы поступаем правильно и что справедливость на нашей стороне?

Предательство других легионов вызывало горечь, однако Нумеон ни разу в жизни не был уверен в чем-либо сильней.

— Да. Не знаю, что за болезнь напала на наших бывших союзников, но мы выжжем ее.

— Значит, мы единодушны. Спасибо, Артелл.

— Я ничего не сделал, повелитель.

— Ты выслушал меня, когда меня одолевали сомнения. Ты сделал больше, чем осознаешь. — Вулкан хищно улыбнулся, обратив дурные предчувствия в решимость. — Лицом к лицу, Погребальный капитан.

— Клинком к клинку, повелитель.

— Бомбардировка скоро? — спросил Вулкан.

— С минуты на минуту, — ответил Нумеон, наполнившийся уверенностью и энергией при виде Вулкана, вернувшегося к своей обычной манере поведения. Он осознал, что примарх, между тем закреплявший Несущий рассвет на поясе, проявил не слабость, а человечность. Он был искренне опечален тем, что его братья пали во тьму, но сумел обрести твердость духа, которая потребуется, чтобы сразиться с ними. Он правильно сомневался в справедливости этой войны и правильно медлил, размышляя об ее последствиях. Только так воин мог быть уверен, что его болтер и меч служат благородной цели и используются против настоящего врага.

В этом, как осознал Нумеон, состоял урок Вулкана.

Мораль, совесть, человечность — они не были слабостями. Они были силой.

— Веди меня на смотровую палубу, — сказал Вулкан, надевая боевой шлем. — Когда мы опустимся на поверхность планеты, я взгляну своему брату в глаза и спрошу его, почему он это сделал, прежде чем его увезут на Терру в цепях.