Буря затихала, раскаты грома слабели, пока от них не остался лишь барабанный бой в голове. Постепенно угасая и повышаясь в тональности, звук вскоре превратился в звон капель, падающих на металл. Я очнулся. Черная пустыня, на которой душа моего легиона сражалась в безнадежной битве за свое тело, пропала. Исстван-V исчез.

Я услышал свое хриплое после кошмара дыхание, судорожно вырывающееся из груди. Поморщился от боли. Органы чувств еще были слишком тонко настроены и не могли отрегулировать информацию, поступающую в мозг. Пот и плавящийся лед стекали по телу. Капли падали на пол — уже не так громко, как артиллерийские снаряды, но все равно очень резко. Сети и изъеденная ржавчиной сталь царапали кожу. Слабое тепло, сперва показавшееся обжигающим, согрело кончики пальцев. Я словно рождался заново, так несогласованно работали разум и тело.

Что-то сжимало мышцы, пока я не поднялся с колен и не прогнулся, разломав оболочку космического льда, сковавшую тело. Я сбросил ее, как змея сбрасывает старую кожу. Плоть под ониксово-черной кожей горела, словно сильное телесное повреждение резко побудило организм к экстренной работе.

Я попытался вспомнить, что со мной случилось, но от воспоминаний остались лишь осколки. Некоторые были связаны друг с другом, остальные же плавали в бессвязном океане сознания. Я помнил, что мчался, помнил приток адреналина из-за попытки побега. Я выбрался из ямы, в которую меня бросили. На моих руках была кровь — легионеров и людей. Ко мне вернулся образ тоннелей. Я вспомнил, как поднимался, как знакомо мне было строение спаянной клетки, сжимавшей меня со всех сторон. Я знал, чья рука создала эту изящную тюрьму. В ее глубинах я видел мертвеца, вызванного моим разумом. Сперва мой брат, теперь и мой мучитель — олицетворение моего чувства вины. И как туман над озером исчезает под теплом восходящего солнца, так моя замутненная память прояснилась. Сквозь растворяющуюся дымку мне явилось еще кое-что — ксенос, представший передо мной в виде бесплотного силуэта, напоминавшего плохой пикт.

Наконец, свет озарил последнее откровение. Словно молот обрушился на лелеемые мной надежды, разбив их на куски. Я был на корабле — огромном судне, бороздящем космос. Это знание подтверждало жестокую истину. Я был не на Исстване. Я был вообще не на планете. Я находился в стихии Керза, и мне отсюда не сбежать.

Помещение медленно обрело четкость, когда я сморгнул иней, сковывавший веки. Передо мной была не та же камера, что раньше. Она стала больше: уже не темница, а восьмиугольная шахта, на сотни метров уходящая вверх и вниз. Цепей на этот раз не было, запястья и лодыжки ничто не опутывало. Но я сидел на круглой платформе диаметром от силы в пару моих шагов. Она и состояла из того ржавого металла, который я почувствовал при пробуждении, и здесь же была та самая сетка, сквозь которую я теперь видел тускло-оранжевое свечение там, откуда шло тепло. Окружали платформу мои новые цепи — пропасть многометровой ширины, уходящая в угольную черноту. А вдоль краев этой тюрьмы без стен, этой клетки без решеток, тянулся тонкий стальной мостик.

Глухая пульсация вторглась в сознание, постепенно обретавшее ясность. Далеко внизу турбина поднимала по шахте потоки горячего воздуха, мерзко пахнущего омывателем двигателей. В одном из углов, стоял, наблюдая, как я изучаю новую ловушку, призрак моего мертвого брата.

— Ты нездорово выглядишь, Вулкан, — сказал Феррус, чье трупное лицо резко очерчивали тени. — Весь горишь.

Я не ответил. Вернув контроль над органами чувств, я принялся за тело. Кожа остывала, яростный жар, только что охватывавший меня, ослабевал. Вновь запахло золой и пеплом. Что-то зудело на спине, будто там выжгли клеймо. Я не видел отметины, но сумел коснуться пальцами краев, найдя ее среди бессчетного множества других шрамов, которые знал так же хорошо, как собственное лицо. Но эта была мне незнакома, и сам факт ее существования приводил меня в ужас. Ибо что же еще я тогда забыл?

Словно тень подкралась к одинокому путнику на пустынной дороге — я ощутил присутствие в зале еще одного существа. А когда осознал, кто это, холод космоса коснулся меня вновь.

Как и Феррус, он сидел в темноте. Но не просто обитал в ней, он был ее частью, создавал ее и превращал в свой саван.

— Керз, — у меня не осталось сил, чтобы придать голосу яда.

— Я здесь, брат.

Его голос звучал почти успокаивающе. Неужели он раскаялся в этом безумии?

— Я наблюдал за тобой, Вулкан. Ты любопытный экземпляр.

Нет. Просто очередной аспект его игры. Привыкнув к темноте, я различил силуэт брата, ссутулившегося на краю мостика, как летучая мышь. Керз подпирал подбородок кулаком и немигающим взглядом смотрел на меня.

Я увидел его впервые с того момента, как проснулся в этом кошмаре.

— Ты присоединился к Гору?

— Чем я себя выдал? Тем, что убил твой легион?

— Мой легион… — голос мой дрогнул. Я не знал, что сталось с моими сыновьями.

— Уничтожен, Вулкан. Они все мертвы. У тебя нет легиона.

Мне хотелось убить его. Я представил, как совершаю невозможный прыжок и хватаю Керза за горло, сжимаю пальцы, пока жизнь не уходит из его глаз. Неосознанно сжав кулаки и стиснув зубы, я заметил улыбку на его лице и в этот же момент понял, что он солгал.

— Нет. Нет, не уничтожен. Они живы.

Керз насмешливо фыркнул.

— Да. Они еще живы. Во всяком случае, я так полагаю. Правда, их стало гораздо меньше. И теперь, когда их некому вести… Я… боюсь за них, Вулкан. Наступили трудные времена.

Наш отец солгал нам. Солгал тебе. Защищать Его жизнь или покушаться на Его жизнь — вот единственные пути, что нам остаются. Как ты думаешь, брат, какой выберут Саламандры? Ведь ваша раса так прагматична. Честь или выживание, — Керз шумно втянул воздух. Он насмехался надо мной. — Сложно.

— Что ты сделал?

— Как страдальчески ты звучишь, брат.

Я стиснул зубы, вновь вспомнив, как держал в руках Неметора.

— Что ты сделал?

Ночной Призрак наклонился вперед, и свет от люминесцентных трубок упал ему сверху на лицо, окрасив в белый.

— Мы убили тебя, — он оскалился, глаза засияли безумным весельем при воспоминании о кровопролитии. — Зарезали тебя, как свинью. Клянусь, удивленное выражение на твоем лице было просто бесценно.

— Мы были братьями. И мы братья до сих пор. Гор обезумел, — я замотал головой, чувствуя, что мой гнев тает, как лед на теле. — Почему?

— Потому что ложный бог дал нам ложные надежды. Нам солгали и… — фальшивая торжественность Керза исчезла во взрыве язвительного смеха. — Извини, брат. Я пытался удерживать маску сколько мог. Мне все это безразлично, честное слово. Знаешь, в некоторых людях гнездится болезнь. Я видел ее. Насильники, убийцы, воры — Нострамо был ими полон. И сколько ни пытайся все это вытравить, оно возвращается, как чума. Если бы ты видел то, что видел я…

На мгновение Керз уставился в пустоту, словно что-то вспоминая, после чего его внимание вернулось ко мне.

— Некоторые люди просто злы, Вулкан. Причины нет, они просто такие. Обжорство, лень, похоть — я близко знаком с грехами человечества. Как ты думаешь, в чем были повинны мы? Гордость? Гнев? Может, жадность стояла за желанием нашего отца войной объединить галактику под своим именем и назвать это освобождением? Терры было попросту мало.

— Я вижу, каков твой грех, Керз. Это зависть.

— Нет. Это бремя — знать будущее и быть не в силах что-либо изменить. Я проклят, брат. И потому должен грешить.

— Так ты оправдываешь смуту, в которую втянул галактику? Ты следуешь за безумцем.

— Я ни за кем не следую! — зарычал Керз. — А ведь не так давно Гор был и твоим братом. Быстро же ты обратился против него! Что, отец сделал тебя более верным, чем он или я? Самым благородным своим отпрыском?

Я встречался с Гором до восстания. Я встречался с ним дважды после того, как начался Крестовый поход и нас разбросало по галактике. Я любил Гора, равнялся на него. Я собирался продемонстрировать свою верность, сделав подарок — оружие, достойное магистра войны. Узнав о его героизме на Улланоре, я выковал молот. Он стал моей лучшей работой, шедевром, с тех пор мной не превзойденным. Но я его так и не отдал. Наша вторая встреча прошла не очень хорошо. Я почувствовал что-то вроде того необъяснимого, не признающего аргументов, неискоренимого «зла», о котором говорил Керз. Тогда я не мог объяснить, почему передумал преподносить дар — я сделал это, потому что Гор вызвал у меня тревогу. Я не задумывался об этом до сих пор, и сейчас открытие заставило мороз пробежать по коже.