Вторым этапом исторической жизни Киевской Руси было превращение приднепровского союза лесостепных славянских племен в суперсоюз, включивший в свои границы несколько десятков отдельных славянских племен (неуловимых для нас), объединенных в четыре союза. Что представлял собою союз племен в IX в., мы уже видели на примере Вятичей: здесь самостоятельно, изнутри, рождались отношения господства и подчинения, создавалась иерархия власти, установилась такая форма взимания дани, как полюдье, сопряженная с внешней торговлей, происходило накопление сокровищ. Примерно такими же были и другие союзы славянских племен, имевших «свои княжения». Процесс классообразования, шедший в каждом из племенных союзов, опережался процессом дальнейшей интеграции, когда под властью единого князя оказывалось уже не «княжение», объединявшее около десятка первичных племен, а несколько таких союзов-княжений. Появлявшееся новое грандиозное объединение было в прямом, математическом смысле на порядок выше каждого отдельного союза племен вроде рассмотренных нами Вятичей.
Славянские украшения VIII в. Среднее Поднепровье
Приблизительно в VIII — начале IX в. начался тот второй этап развития Киевской Руси, который характеризуется подчинением ряда племенных союзов власти Руси, власти киевского князя. В состав Руси вошли еще не все союзы восточнославянских племен; еще были независимы южные Уличи и Тиверцы, Хорваты в Прикарпатье, Вятичи, Радимичи и могущественные Кривичи.
«Се бо тъкъмо (только) Словеньск язык в Руси: Поляне, Древляне, Новъгородьци, Полочапе, Дрьгъвичи, Север, Бужане, заие седоша по Бугу, поел еже же Велыняне»[408].
Хотя летописец и определил этот этап как период неполного охвата восточнославянских племен, однако при взгляде на карту Восточной Европы мы видим большую территорию, охватившую всю исторически значимую лесостепь и широкую полосу лесных земель, идущую от Киева на север к Западной Двине и Ильменю. По площади (но не по населенности, разумеется) Русь того времени равнялась всей Византийской империи на 814 г. или империи Каролингов того же времени.
Если внутри отдельных союзов племен существовала и иерархия княжеской власти (князья племен-волостей и «князь князей») и полюдье, которое, как увидим ниже, представляло собой необычайно сложное и громоздкое государственное мероприятие, то создание союза союзов подняло все эти элементы на более высокую ступень. Восточные путешественники, видевшие Русь первой половины IX в. своими глазами, описывают ее как огромную державу, восточная граница которой доходила до Дона, а северная мыслилась где-то у края «безлюдных пустынь Севера».
Показателем международного положения Руси в первой половине IX в. является, во-первых, то, что глава всего комплекса славянских племенных союзов, стоявший над «князьями князей», обладал титулом, равнявшимся императорскому, — его называли «каганом», как царей Хазарии или главу Аварского каганата (839 г.). Во-вторых, о размахе внешней торговли Руси (сбыт полюдья) красноречиво говорит восточный географ, написавший «Книгу путей и государств».
«Что же касается до русских купцов, а они — вид славян, то они вывозят бобровый мех и мех чернобурой лисы и мечи из самых отдаленных частей страны Славян к Румскому (Черному, называвшемуся тогда и Русским) морю, а с них десятину взимает царь Византии, и если они хотят, то они отправляются по Танаису (?), реке Славян и проезжают проливом столицы Хазар, и десятину с них взимает их правитель»[409].
Славянские украшения VIII в. Среднее Поднепровье
До столицы Хазарии могли добираться, как показано выше в разделе о Вятичах, и купцы из отдельных племенных союзов, выгодно расположенных на путях, ведших к Нижней Волге. Славяне (вятичи и др.) были полноправными контрагентами хазар в самой их столице, но за пределами Итиля мы славянских купцов не знаем; в более далекие заморские страны попадали лишь славяне, проданные в рабство. О русах же говорится, что они уходили на юг, далеко за пределы Хазарии, преодолевая Каспийское море длиною в 500 фарсангов:
«Затем они отправляются к Джурджанскому морю и высаживаются на каком угодно берегу… (и продают все, что с собой привозят, и все это попадает в Рей). Иногда они привозят свои товары на верблюдах из Джурджана в Багдад, где переводчиками для них служат славянские рабы. И выдают они себя за христиан»…[410].
На первый взгляд может показаться невероятным путешествие русских купцов из отдаленных концов Славонии в самый центр мусульманского мира — Багдад. Но отдаленные земли Полочан уже принадлежали Руси; это документировано, как мы видели, перечнем племенных союзов. Путь по морю и далекая экспедиция от южного берега Каспия до Багдада документированы рассказом очевидца: Ибн-Хардадбех, труд которого цитирован выше, писал не с чужих слов — он был начальником почт в Рее (крупнейшем торговом городе), и ему была подведомственна область Джебел, через которую лежал путь Рей — Багдад. Писатель своими глазами должен был видеть русских купцов и мог слышать славянскую речь переводчиков. Дополнительным свидетельством очень давнего знакомства славян с караванными путями Азии является и описание «вавилонского столпа», древнего зиггурата в окрестностях Багдада с точными замерами руин («есть останък его промежю Асура и Вавилона и есть в высоту и в ширину лакот 5433»), и старославянское название верблюда («сълучи ся купьцу некоторууму, гънавъшу вельбѪды своя», XI в.).
У народов Европы (в том числе и у потомков варягов — шведов) название верблюда восходит к греческой (χαμηλοσ) или к латинской (camelus) форме. У славян же это выносливое животное названо своим, славянским, словом («вельбл Ѫдъ», «вельблудъ»), прекрасно этимологизируемым. Оно образовано слиянием двух корней, обозначающих «множество» («веле — речие», «великоимение» и др.) и «хождение», «блуждание» («не блудил — ли бех по чюжим землям»)[411].
Наличие носового звука Ѫ говорит о древности образования этого слова, означающего «много ходящий», «много блуждающий». Для того чтобы дать верблюду название, выражающее его выносливость, его способность преодолевать большие расстояния, недостаточно было видеть горбатых животных где-то на восточных базарах — нужно было испытать их свойство «велеблуждания». Очевидно, на таких караванных путях, как путь от Рея до Багдада (около 700 км), и родилось у славянских купцов новое слово[412].
Сбыт полюдья русской знатью производился не только в страны Ближнего Востока, но и в византийские причерноморские владения, о чем бегло говорит Ибн-Хардадбех, упомянув о «десятине» (торговой пошлине), которую русы платят императору. Возможно, что блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо русам для каботажного плавания к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в «Житии Стефана Сурожского». Поход «новгородского князя» Бравлина исследователи относят к концу VIII или к первой трети IX в.[413]. Русы взяли Сурож (современный Судак), а князь русов крестился; быть может, принятие какой-то частью русов христианства объясняет упоминание Ибн-Хордадбеха о том, что русы выдают себя за христиан и платят в странах Халифата подушную подать (как христиане).
Появившись в Черном море, вооруженные флотилии русов не ограничились юго-восточным побережьем Тавриды, лежавшим на их обычном пути в Хазарию и на Каспий, но предпринимали морские походы и на южный анатолийский берег Черного моря в первой половине IX в., как об этом свидетельствует «Житие Георгия Амастридского». Черное море, «море Рума» Византии, становилось «Русским морем», как его и именует наш летописец. Каспийское море он называл «Хвалисьским», т. е. Хорезмийским, намекая тем на связи с Хорезмом, лежащим за Каспием, откуда можно было «на восток доити в жребий Симов», т. е. в арабские земли Халифата. Черное море, прямо связанное с Киевом, летописец описывает так:
