Отрывки Г и Д, непосредственно следующие за отрывком В, надо рассматривать как дополнения и комментарии к «Сказанию», ставившие целью перенесение по принципу «pars pro toto» на историю Руси всего того, что говорилось об истории всего «словенского языка»: В итоге можно сказать, что повествование о грамоте славянской дошло до пас в составе летописи в сильно усеченном виде, с недомолвками, без рассказа о крещении славян, и помещено оно в летописи под 898 г. рядом с рассказом о венгерских набегах совершенно случайно, лишь потому, что в одном из отрывков тоже упомянуты венгры. Наиболее вероятным местом такого повествования в летописи должен быть, по-моему, конец вводной части, тот раздел «Повести временных лет», который непосредственно соприкасается с датированной частью, с «Летописцем Русским», начинающимся с того же десятилетия IX в., когда изобретались славянские письмена.
Быть может, даже не было отдельного обособленного «Сказания», существовавшего помимо летописи, — ведь все, что утверждается в нем, по духу и по стилю очень близко ко всему тексту «Повести временных лет». Вероятнее всего, что при составлении «Повести» был написан этот раздел, автор которого широко использовал «Житие Мефодия», но добавил к нему целый ряд рассуждений и домыслов, при помощи которых он хотел связать историю Полянской, Киевской, Руси с историей всего славянского мира, охватившего к этому времени половину Европы.
Мы закончили последовательное, построчное рассмотрение с формальной стороны всей вводной части «Повести временных лет», обнаружив там большое количество грамматических и смысловых нарушений текста (частично уже установленных ранее), помогших определить «швы» между отдельными отрывками, вставки и перестановки текста. Всего можно насчитать свыше двух десятков отрывков разного размера и отдельных фраз, нарушающих целостность основного текста. Наша задача сейчас состоит в том, чтобы исключить вставки, определить состав первоначального несторовского текста, порядок уцелевших отрывков, возможность пропусков.
Совершенно явной вставкой, противоречащей остальной части текста, является, как это уже выяснено в § 9, легенда о путешествии апостола Андрея к полянам и словенам и сопряженное с ней описание пути «из Грек в Варяги».
Несколько труднее определить отношение к первоначальному тексту ряда географических отрывков (см. ниже). Они рассказывают о расселении славянских племен по рекам, о водных путях из Руси в Западную Европу, Азию и Африку, о переселении отдельных племен (уличей, радимичей и вятичей). Этим отрывкам нет места в сохранившейся части текста, где они почти всегда не связаны с теми строками, к которым они примыкают. Но по своему содержанию, по стилю изложения большинство географических отрывков однородно с основным текстом. Этногеография Восточной Европы вполне могла быть составной частью такого введения в русскую историю, как «Повесть временных лет». Больше того, автор, начавший свой труд с подробного географического рассмотрения расселения потомков Ноя, с расселения всех вообще славян, переходя к обрисовке ранних судеб Руси, не мог отойти от принятой системы, отказаться от проводимого ранее принципа и не дать подробной географической характеристики того восточного славянства, истории которого он этот труд посвящал.
Только два идущих один за другим географических отрывка резко выделяются по своему содержанию — они посвящены географии Западной Европы, в них уделено особое внимание норманскому миру, и что особенно важно, они очень грубо вклиниваются в текст без всякой связи с ним (см. § 2). Возможно, что этой же руке принадлежит и окончательная редакция описания пути «из Варяг в Греки», дающая именно тот вариант пути из Руси в Прибалтику, который идет через Ладогу, варяжскую базу на русском Севере.
Порядок изложения был сильно нарушен рассыпанными по разным местам фрагментами так называемого «Сказания о грамоте славянской». Последним отрывком, завершающим раннюю историю славянства дунайской долины, должен быть красочный и точный рассказ о появлении на Дунае венгров. Если мы изымем из существующего текста летописи эти фрагменты, то оставшиеся на своем месте строки сольются в единый стройный и логичный рассказ, а изъятые фрагменты в свою очередь образуют другой стройный рассказ (см. § 3), который следует поместить после описаний древнейших судеб Полян-Руси, после упоминания о русско-хазарских отношениях.
Ниже предлагается проект реконструкции первоначального текста «Повести временных лет» Нестора, основанный на всем предшествующем рассмотрении сохранившегося текста. В основу положен текст Лаврентьевской летописи, выправленный А А. Шахматовым. Нет надобности особо оговаривать условность такой реконструкции, так как эта условность ясна уже из всего изложенного выше, но только таким путем мы сможем приблизиться к решению исключительно важной задачи к восстановлению исторической концепции крупнейшего русского историка начала XII в. — Нестора.
Полная реконструкция вводной части (разумеется, условная), сделанная нами на основе вышеприведенного анализа, дана в моей книге[166]. Возьмем из нее то, что прямо относится к историческим судьбам славянства:
«Се начьнем повесть сию.
По потопе убо трие сынове Ноя разделиша землю: Сим, Хам, Афет.
«И яся восток Симови» (следует перечисление земель).
«Хамови же яся полуденная страна» (перечисление).
«Афету же яшася полунощные страны и западьныя» (перечисление кончается перечнем русских рек: Дунай, Днестр, Днепр, Десна, Припять, Двина, Волга).
«В Афетове же части седять Русь, Чудь и вьси языци» («иже дань дают Руси»).
(После вавилонского столпотворения бог разделил людей на 72 народа) «от сих же 70 и двою языки бысть язык Словеньск от племене же Афетова нарицаемии Норици, еже суть Словене.
И от тех Словен разидошася по земле, и прозвашася имены своими, кде седше на котором месте.
Якоже пришедше седоша на реце именем Морава и прозъвашася Морава, а друзии Чеси нерекошася; Словене же ови прешедше седоша на Висле и прозъвашася Ляхове, а от тех Ляхов прозъвашася Поляне: Ляхове, друзии Лутичи ини Мазовшане, ини Поморяне.
А се — ти же словене: Хорвати Белии и Серьб и Хорутане.
Такоже и ти Словене, прешедше, седоша по Дънепру и нарекошася Поляне, а друзии Древляне (зане седоша в лесех), а друзии седоша межю Припетию и Двиною и нарекошася Дреговичи.
Ини седоша на Двине и нарекошася Полочане (речькы ради, яже втечеть в Двину, именьмь Полота; от сея прозвашася Полочане).
Словен же (еже) седоша около озера Илмеря, прозвашася своимь именем, а друзии седоша по Десне и по Семи и по Суле и нарекошася Север.
Радимичи же и Вятичи от Ляхов. Бяста бо два брата в Лясех — Радим, а друтыи — Вятко; и прешедша седоста: Радим на Сожю и прозвашася Радимичи, а Вятко седе с родомь своим по Оце; от него же прозвашася Вятичи.
И тако разидеся Словеньскый язык.
И живяху кожьдо со своимь родом на своих местех, владеюще кождо родомь своимь, имеяху обычаи свои закон отец своих и предания, кожьдо свои нрав: Поляне бо своих отець обычаи имуть кроток и тих и стыдение к снохам своим и к сестрам, к матерям и к родителем своим. И снохы к свекровям и к деверьм велико стыдение имуща и брачный обычаи имеяху: не хожаше зять по невесту, но привожаху вечер, а заутра приношаху по ней, чьто вдадуче.
А Древляне живяху звериньскомь образомь, живуще скотьскы, и убиваху друг друга, ядуще вьсе нечисто, и брака у них не бываше, но умыкаху уводы девица. А Радимичи, и Вятичи и Север один обычаи имеяху: живяху в лесе, якоже вьсякый зверь, ядуще вьсе нечисто, и срамословие в них пред отьци и пред снохами, и браци не бываху в них, но игрища межю селы, и съхожахуся на игрища, на пласания и на вься беловьскыя песни, и ту умыкаху жены собе, с неюже кто совещайся; имеяху же по две и по три жены. И аще кто умьряше, творяху тризну над нимь; и посемь сотворяху краду велику, и возложаху на краду мьртвьца, и сожьжаху и, посемь собьравше кости, вложаху в судину малу, и поставляху на столпе на путьх, еже творять Вятичи и ныне. Сиже творяху обычая и Кривичи и прочий поганий не ведуще закона божия, но творяще сами собе закон».
