– Надеюсь, это риторический вопрос, – ответила Черепаха, – потому что здесь ты должен ориентироваться лучше меня. С мифологической точки зрения.

– Весло-то уронила ты, – уличил Ахиллес. – Знаешь, как Харон разорется?

– А что, бывали прецеденты? – поинтересовалась Черепаха.

– Нет, – сказал Ахиллес. – Это не мифологично – терять весло.

Черепаха хмыкнула.

– А брать напрокат у Харона лодку – это мифологично?

– Ты не спорь, – сказал Ахиллес. – Ты лучше за веслом сплавай. Кто у нас амфибия?

Черепаха с сомнением посмотрела на воду.

– Нырять в Стикс?

– Ну…

– И вообще, почему в этой лодке только одно весло? Что за архаизм?

– Это не лодка, – с достоинством сказал Ахиллес. – Это челн. Утлый.

– Прости?

Ахиллес вздохнул.

– Понимаешь, – объяснил он, – это традиция. Так устроен мир. Харон перевозит души умерших в утлом челне и получает плату в один обол от каждого перевезенного.

– Но весло-то почему одно?

– Не знаю. Наверное, это величественно – грести одним веслом, – предположил Ахиллес.

– Браво, – ядовито сказала Черепаха. – Очень логично. Грести одним веслом, махать одним крылом…

Оба замолчали. Над рекой тут же повисла мертвая тишина, что, в общем, в Аиде не удивительно. Берегов видно не было.

Лодку сносило куда-то вниз по течению.

– Интересно, – вдруг сказала Черепаха, – а зачем ему деньги?

– Это как с одним веслом, – сказал Ахиллес. – Таково устройство мира.

– Еще один способ сказать «Не знаю»?

Неожиданно их накрыла тень. Оглянувшись, оба увидели, что к ним бесшумно подплыл огромный черный корабль. Через борт перегнулся кто-то весьма рыжий и заорал:

– Эй, на лодке!!!

– На челне, – пробормотала Черепаха.

– Чего?! – завопил Ахиллес.

– Весло не теряли?!

– Ага!!! – радостно и хором закричали Ахиллес и Черепаха. – Теряли!

– Я его разломал! – не менее радостно отозвался рыжий. – Переехал, так сказать!

На лодке помрачнели и замолчали.

– Вот, ловите! – продолжил рыжий. На воду шлепнулась доска.

– И вообще – молодцы! – раздалось с корабля. – Лодку у Харона упереть – сам давно мечтал!

После этого корабль довольно быстро поплыл вверх по течению.

На корме блеснула надпись – Нагльфар…

– А здесь оживленно, – сказала Черепаха, вновь обретая дар речи.

Ахиллес осматривал подарок рыжего.

– Представляю себе, что скажет Харон.

– Это, – первым делом сказал Харон, указывая на доску, – можете оставить себе. За весло придется доплатить.

Черепаха послушно добавила еще несколько оболов.

– Скажи, – проникновенно спросила она, – зачем тебе деньги?

Харон фыркнул:

– Ну как же, – сказал он. – Эта лоханка маловата и протекает. Я коплю на приличный шведский паром. Но, по-хорошему, здесь давно пора мост построить.

– Тщетно, о Ликос, меня поглотить обещаешь;

Дом я оставил, сбежав от старухи и старца.

Заяц меня на пути останавливал, зверь сребролапый,

Жертвою Зевсова гнева…

Черепаха подняла лапу:

– Колобок.

– Угадала, – сказал Ахиллес. – Твоя очередь.

– Не понял, – сказал Эдип. – А где Сфинкс?

– Мы за него, – сказал Ахиллес. – Он – в отпуске.

– На недельку, – добавила Черепаха.

– Понятно, – с сомнением протянул Эдип. – Я, собственно, пришел по поводу загадки.

– И?

– Ответ: человек.

– Поподробнее, – сказал Ахиллес. – Что – человек?

– Ну, это он утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех.

Ахиллес и Черепаха переглянулись.

– И что, вы с такими часто сталкиваетесь? – сочувственно спросила Черепаха.

– Это аллегория, – раздраженно проворчал Эдип. – Имеются в виду утро, день и вечер его жизни. То есть, младенчество, зрелость и старость.

– Притянуто за уши, – отрезал Ахиллес.

– Неубедительно, – поддакнула Черепаха.

– Умозрительно.

– Спорно.

– Примитивно.

– Двусмысленно и неоднозначно.

Эдип, с каждой репликой багровевший все больше, не выдержал:

– Да ну? А каков, по-вашему, ответ?!

– «Ахиллес ремонтирует табуретку», – отчеканила Черепаха.

Стало очень тихо.

– Табуретку, – хрипло повторил Эдип.

Ахиллес, подняв бровь, посмотрел на Черепаху.

– Было, – ответила та. – Четвертую ножку ты потерял. Оправдывался, что лишняя.

Ахиллес независимо пожал плечами.

Эдип уныло ковырял ногой землю. Потом спросил:

– Что ж мне теперь делать?

– Ну, – ответил Ахиллес, – мы людей не едим. Можешь получить еще загадку.

– Давайте.

– Чем, – спросила Черепаха, – ворон похож на конторку?

Глаза у Эдипа округлились.

– Или, – сказал Ахиллес, – бреет ли себя брадобрей, если он бреет тех и только тех, кто сам себя не бреет?

– Что такое «зеленое и красное»…

– …висит на стенке…

– …и кружит, и кружит, и кружит…4

– …и стреляет?

– Как в три приема положить жирафа в холодильник?…5

Эдип попятился.

– Догонит ли Ахилле…

– Эй, – возмутилась Черепаха, – полегче.

– Извини.

Эдип уже бежал вниз по склону. Черепаха с сожалением смотрела ему вслед, потом вдруг заорала:

– Почему для любого целого «эн» больше двух уравнение «а» в энной плюс «бэ» в энной равно «цэ» в энной не имеет целых положительных решений?!!6

Эдип дернулся и рванул так, что вскоре скрылся из виду.

– Все, – сказал Ахиллес. – Можно выходить.

Из кустов осторожно выглянул Сфинкс.

– Ну, ребята, – сказал он, – выручили, спасибо.

– Всегда рады помочь.

– А то, понимаешь, повадились. Загадки им загадывай. Я ведь не железный. А этот Эдип, так он вообще…

– Да, – задумчиво сказала Черепаха. – У парня явно какие-то комплексы.

– Вот это да, – воскликнул Ахиллес. – Вот это повезло.

Он вытащил из песка бутылку и попытался отковырять налипшие на нее ракушки и водоросли. Потом аккуратно сбил сургуч с горлышка.

Из бутылки донесся странный звук.

– Простите? – озадаченно сказал Ахиллес.

Бутылка молчала.

– Эй, тут есть кто-нибудь?! – он перевернул бутылку и тряхнул ее. – Ау!

– И вовсе незачем так орать, – немного шепеляво сказали вдруг из бутылки. – Я и в первый раз прекрасно тебя слышал.

– Черт, – расстроено сказал Ахиллес. – Что ты там делаешь?

– Где?

– В бутылке!

– Ну, я джинн.

– А я Ахиллес. Очень приятно. Но что ты делаешь в бутылке?

После тяжелой паузы из бутылки поинтересовались:

– Ты мифы читал?

– А как же!

– Знаешь, – проникновенно сказал джинн, – ты читал не те мифы. Но это и к лучшему. Никаких, стало быть, желаний. У меня жуткая агорафобия.

– То есть, наружу ты не полезешь? – уточнил Ахиллес.

– Ни за что.

Ахиллес нахмурился. Потом на его лице появилась коварная улыбка.

– Да тебе просто слабо.

– Что?

– Агорафобия? Не смеши меня.

– Не понял!

– Ты, наверное, просто толстый, – рассуждал Ахиллес. – Горлышко-то узкое.

– Свинья ты, – грустно сказали из бутылки. – Смотри!

Из горлышка заструился дым. Ахиллес внимательно следил за процессом. Как только последняя струйка дыма вышла из бутылки, Ахиллес мгновенно заткнул ее и тут же дал деру. Вслед ему неслась ругань на арабском.