Лесная речка
Я купаюсь в лесной реке и боюсь наяд, что живут в темной воде.
Зову их. А чтобы привлечь — вплетаю в затылок ирисы, черные, как мои волосы, черные ирисы с желтыми нитями гвоздик.
Из длинных плавучих трав я мастерю зеленый пояс и, чтобы видеть его, сжимаю груди, слегка склонив голову.
И я взываю: «Наяды! Наяды! поиграйте со мной, будьте добры!».
Но наяды прозрачны, и, быть может, сама не зная, я ласкаю их легкие руки.
Замужество подруги
Наши матери отяжелели одновременно. А в этот вечер она выходит замуж. Мелисса, моя самая дорогая подруга. Розы еще лежат на дороге, факелы продолжают пылать.
А я возвращаюсь с мамой тем же путем и мечтаю. Итак, я стану такой же, как она сегодня. Я тоже — взрослая девушка?
Этот кортеж, эти флейты, эта свадебная песнь и цветущая колесница жениха, весь этот хоровод в иной вечер закружится вкруг меня среди оливковых ветвей.
Как и Мелисса в этот час, я обнажусь перед мужчиной, я познаю ночь любви, а потом младенцы будут насыщаться из моих вздыбленных грудей.
Признание
Назавтра я пришла к ней, и мы покраснели, увидев друг друга. Она пригласила меня войти в свою комнату, чтобы побыть наедине.
Мне нужно было столько ей сказать! Увидев ее, я все позабыла. Я не решалась даже броситься к ней на шею и смотрела на ее верхний пояс…
И мне было удивительно: ничто в лице ее не изменилось, она по-прежнему моя подруга. Конечно, со вчерашнего дня она познала вещи, что вселяют робость в меня.
Внезапно сажусь к ней на колени, обнимаю ее и шепчу на ухо быстро, тревожно. Тогда она прижимает щеку к моей и все мне рассказывает…
Песня
— Тень дерев, где она, скажи мне, где моя возлюбленная?
— Она спустилась на равнину.
— Равнина, куда ушла моя возлюбленная?
— Она пошла к реке.
— Прекрасная река, скажи мне, видела ли ты ее проходящей, не возле тебя ли она?
— Она предпочла мне дорогу.
— Дорога, видишь ли ты еще ее?
— Она покинула меня ради пути.
— О белый путь, путь в город, скажи мне: куда увел ты ее?
— На золотую улицу, что ведет в город Сарды.
— О улица света, касалась ли ты босых ее ног?
— Она вошла в царский дворец.
— О дворец, великолепие земли, верни мне ее!
— Посмотри: у нее на грудях — ожерелья, а в волосах — кисти цветов; сто жемчужин — вдоль голеней, две руки — вкруг ее стана.
Услужливая подруга
Гроза длилась всю ночь. Селенис с прекрасными волосами пришла прясть со мной.
Она осталась из боязни увязнуть в глине после ливня, и, прижавшись друг к другу, мы заполнили мою маленькую постель.
Когда девушки спят вместе, сон стоит за дверью. «Билитис, скажи мне, скажи, кого любишь?» Ее нога скользит по моей, нежно лаская.
И она говорит: «Я знаю, кого любишь ты, Билитис. Закрой глаза. Я — Ликас». Я отвечаю, касаясь ее: «Разве не вижу я, что ты — девушка? Шутка твоя неуместна». Но она продолжает: «Нет, правда, я — Ликас (если ты смежишь вежды), вот руки его, вот его длани».
И нежно, в тиши, она очаровывает меня и вводит в заблуждение…
Мольба Персефоне
Очищенные ритуальным омовением и облаченные в туники, мы возложили на землю руки, нагруженные ветвями олив.
«О, подземная Персефона (или пусть ты носишь другое имя, если оно нравится тебе), выслушай нас, о Ведьма Тьмы, бесплодная неулыбчивая Королева.
Коклис, дочь Трасиманоса, больна, и больна опасно. Не призывай ее пока. Ты знаешь: ей не вырваться из твоих объятий. Попозже, однажды, ты призовешь ее.
Не увлекай ее за собой так рано, о невидимая Госпожа! Она оплакивает невинность свою и взывает к тебе через нас, а мы, чтобы спасти ее, дадим тебе трех нестриженых черных овец».
Кудель
На весь долгий день мать закрыла меня с сестрами, которых я не люблю, и что переговариваются между собой тихими голосами. А я — в уголке, с нитью пряжи.
Кудель, я наедине с тобой, и у меня нет иного собеседника. Ты, в парике из белой шерсти, напоминаешь старую даму. Выслушай же меня.
Если бы я могла, то не осталась бы в тени стен, скучая с пряжей. Я бы спала в фиалках на склонах Тороса.
Но он еще беднее нас, и моя мать не хочет нашей свадьбы. Я же обещаю тебе: либо не видать мне свадьбы, либо это будет только он, кто пронесет меня через порог.
Флейта Пана
В день Гиацинтов он подарил мне выточенную из тростника дудочку прекрасной формы с наконечником из белого воска, нежным на губах моих, точно мед.
Он научил меня играть, сидя на его коленях, отчего в меня вселялась дрожь. После меня сыграл он, да так нежно, что с трудом было слышно.
Нам нечего было сказать друг другу, настолько мы были близки, но песня наша захотела повторения, и мало-помалу наши губы соединились на флейте…
Поздно. Песня зеленых лягушек, что начинается с ночью. Мать моя никогда не поверит, что я так долго искала утерянный пояс…
Волосы
Он сказал мне: «В эту ночь я проснулся. Я оплел свою шею твоими волосами. И они были, словно черное ожерелье на моей груди.
Я их ласкал, они были моими, и мы были опутаны этими волосами, губы к губам, точно два лавра — одним корнем.
И мало-помалу мне стало казаться, что я становлюсь тобой и что ты вошла в меня, как мечта, настолько члены наши сплелись».
Когда же он кончил, то положил нежно руки на мои плечи и посмотрел так ласково, что я опустила глаза, вся трепеща.
Песня
Ночь так глубока, что проникает в мои глаза.
— Ты не увидишь дороги. Ты заблудишься в лесу.
— Шум водопада наполняет мне уши.
— Ты не услышишь голоса возлюбленного, даже если он будет всего лишь в двадцати шагах.
— Запах цветов так силен, что я изнемогаю и готова упасть.
— Ты его не почувствуешь, даже если он пересечет тебе путь.
— Ах! Он так далеко отсюда, по другую сторону гор, но я вижу его и слышу, и чувствую так, как если бы он касался меня.
Сожаление
Сначала я не ответила, и стыд залил мне щеки, а удары сердца ранили грудь.
Затем я воспротивилась и сказала: «Нет. Нет». И отвернулась, а поцелуй не достиг моих губ и любовь — сжатых колен.
Тогда он попросил прощения. Он целовал мои волосы, и я чувствовала его опаляющее дыхание, а он ушел… Теперь я одна.
Смотрю на опустевшее место, на пустынный лес, на истоптанную землю…
И я разбила в кровь свой кулак и задушила крик в траве.
