29 декабря 1993
Среда, мой день
Кричал в подушку беззвучно. Ну, ошибся Моссовет, за большую сумму. Ну так ведь у суда была возможность ошибку исправить, а он ее узаконил. На одно место продано два билета, но приоритет всегда у того, кто пришел в купе первый, Любимов пришел в это купе 30 лет назад. Создали театр, замечательно, так пусть учредитель и позаботится о помещении. Ошибка Моссовета в том, что они дали новому театру тот же юридический адрес. Моссовет считает себя хозяином и, как они говорили, может принять любое решение — это я слышал своими ушами.
Они с таким же успехом могли дать юридический адрес на помещение Большого театра или Мавзолея — абсурдно, но факт. Полгода мы не играем, мы не услышаны. И никому, получается, мы не нужны. Мы не вернемся из Парижа, мы обратимся в ЮНЕСКО, пока нам не вернут театр.
К Чубайсу сегодня Любимов идет, больной, но не сдающийся. Господи! Помоги ему, вразуми хоть этого начальника. Хочется обратиться к коллегам, что по ту сторону: «Зачем вы ходите, светитесь с этим бандитом по судам? Он же вас повязывает, он же вашими душами торгует, как же вы этого не понимаете? Чтоб одному, самому не отвечать, дескать, народ меня попросил, народ меня в лидеры произвел, позвал…»
Дозвонился до Б. Истока, передал, чтоб Тищенко срочно фотографии макета храма и бревен клуба прислал.
Сабинин:
— О нравственности рассуждаете… А как вам — человек проработал 28 лет и получает 31 тысячу. Это ваша вина, — такой укор мы с Боровским и Бортником получили от старого актера.
«Не дай мне Бог сойти с ума!»
Бортник:
— И я получил 39 тысяч, а Антипов почему-то 150 тысяч.
— Ваня! От количества спектаклей… ты когда играл последний спектакль?
— А я виноват, что ли?!
Боровский:
— Так сложилось… Или уходить в другой театр?..
А я думаю: Боже, как хорошо, что меня еще зовут на концерты. Какие-то деньги я получаю, кроме театра. Предвыборная компания меня поддержала — 150 тысяч. Фурман — 120 тысяч. Что будет дальше? И как люди живут другие, у которых нет этого? И книжки меня кормят. Из «Академкниги» вчера — 52 тыс. рублей.
31 декабря 1993
Пятница. Молитва, зарядка
Любимов:
— Многие спрашивают: «Вы не обижаетесь, Ю. П., на Золотухина за его книгу?»
— Неужели, Ю. П., вы думаете, я бы выпустил книгу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова, безусловно, есть. Взаимоотношения актера и режиссера — невидимые миру слезы. Все же замешано на диком тщеславии и самолюбии…
ДИАЛОГ
Вышла девушка лет тридцати пяти, с чрезвычайными объемами груди и бедер, внушающими ей, очевидно, какую-то упругую уверенность в себе, а ее собеседнику — мысль о том, что любые его доводы будут отскакивать от этой ее уверенности, не оставляя никакого следа.
— А что это тут у вас за билетики?
— На Таганку, на творческий вечер…
— На Губенко или Любимова?
— ??
— Если что-то на Губенко, я бы взяла.
— ??
— Видите ли, я не люблю Любимова. Мне он не нравится как личность. Человек, который в трудное время покидает свою Родину, мне неинтересен.
— Простите, но ведь его вынудили уехать, запретив «Бориса Годунова», где, кстати, играл тогда Губенко, кажется, главную роль.
— А вы знаете, в каких условиях работал великий русский поэт Игорь Тальков! Он писал свои стихи, сидя на унитазе, больше негде было, но никуда не уезжал, потому что бросить Родину — все равно что бросить мать. Любимов — предатель!
— Так, по-вашему, и Ростропович — предатель, и Солженицын, и Рахманинов, и Шаляпин и…
— Ростропович и Солженицын — это политики!
— Ростропович?!
— Конечно, он же выступал перед Белым домом. А Любимов — артист…
— Но ведь, когда Ростропович уезжал… кстати, он не уезжал, а его, как и Любимова, лишили гражданства… И потом, вы ведь ничего не знаете о сути конфликта на Таганке. Все очень просто: Моссовет прописал, дал юридический адрес Губенко с его бумажным театром на площади Любимова — вот и все.
— А это ваш конек — отсутствие информации. Ведь Губенко не дают слова сказать. Все средства массовой информация показывают только Любимова. Ведь за него все правительство: Лужков, Нойман, Ельцин… А бедный Губенко…
— Но ведь он объективно не прав. Ю. П. тридцать лет назад из группы никому не известной молодежи создал известнейший театр, вырастил таких артистов — и теперь его выгоняют из им же построенного дома, и кто? Его собственные питомцы!
— Конечно! Потому что Любимов хочет ездить за границу и зарабатывать валюту, а Губенко будет работать в России…
— …Потому что за границей он никому не нужен, у него нет спектаклей, ему и здесь играть нечего.
— Но он нужен нам здесь!
— Господи! Но вы же знаете его только по кино! А в театре он — порождение гения Любимова! Ведь вы не видели спектаклей Губенко, потому что он сам ничего не сделал! За что же вы так яростно боретесь?
На том и расстались.
1994
11 января 1994
Вторник. Мы летим в Париж
9-го в университете была встреча с Любимовым. Он в форме и хорошем настроении. Его бескомпромиссность вызывает уважение. Один вопрос-предложение чуть было не поставил точку в начале встречи. Человек благожелательный кавказской национальности:
— А что, если взять большой круглый стол, поставить хорошие напитки, хорошую еду, закуску и начать мирные переговоры?
— Вы, значит, не понимаете существа вопроса, и я зря долго вам что-то говорил и пытался объяснять… С грабителями мне разговаривать не о чем, тем более за одним столом.
Казалось, еще минута, миг, и он так себя разозлит, что хлопнет дверью.
— Дайте слово Золотухину, пусть он споет, а то замерзнет и заболеет.
И спел я только «Это было у моря».
«Это смокинг ваш или как?»
6 января 1994
«Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину
В течение полугода Театр на Таганке не имеет возможности играть для москвичей. Театр разорен, закрыт. Мне 76 лет, из коих 71 я живу в Москве. Я глубоко оскорблен, и мой разум отказывается это принять и понять. Пока я не получу возможность работать в созданном мною театре, которому 23 апреля 1994 г. будет 30 лет, ни о каком продолжении работы в моем родном городе не может быть и речи. Прошу мне ответить.
Ю. Любимов».
13 января 1994
Четверг. Париж
Неелова:
— Второй акт лучше. Я вся издергалась из-за посоха — он, как заколдованный, не втыкался, французы стали обращать внимание. Ты здорово, хорошо играл, по-моему.
— А ты как здесь, в театре?
— Я иногда здесь живу…
— Да?! А-а-а…
Я очень рад был ее видеть, и она, по-моему, была искренна.
14 января 1994
Пятница. Париж. Молитва, зарядка
Струве — основное событие дня. Говорили о театре — он видел «Гамлета»: «Диссидентский вариант… здесь не приняли, а мне… и „Высоцкий“… „Вишневый сад“ — суетный, мне показалось…» Сошлись мы в отношении к Ельцину — политик плохой, но человек лучше, чем Горбачев… непосредственность, детскость и пр. «В России плохо, кошмар, но с точки макрокосмоса все идет в правильную, хорошую сторону». Удивился моей огромной многословной надписи дарственной на титуле «Дребезгов». Мне же написал кратко — в качестве антипода… Православие и культура. Купил 10 книжек «Дневников» — 300 франков. Одну взял рекламку-плакатик. На Б. Истокскую церковь!
16 января 1994
Воскресенье, молитва, зарядка
Играла вчера Сидоренко. Перед спектаклем с ней репетировал шеф. «Ты думаешь, я ушел хоть на минуту? Нет…» — это он после репетиции «Матине» с Никитой-переводчиком сидел. Репетировал он с Таней в полную силу. Вот в чем гений его. Ведь он мог плюнуть — да ладно, премьеру Демидова сыграла, а эта лучше все равно не сыграет. «Нет, сыграет, я ей помогу!» — и он приходит и репетирует с артисткой, советует, какой грим сделать, какую прическу, он во все вникает, он заинтересован, он помогает.
