— Хоть бы показала дочь. Почему она не в студии?

Таня:

— Потому что она умная.

Любимов:

— Да, здорово она умыла актерских детей.

Ну, а я, когда созрел для тоста (опять он меня колобком назвал, и теперь я понял: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… везде прокатился, нигде не застрял, хитрый такой, ласковый. Но это лучше, чем я думал — потолстел, покруглел… А это о себе мнение я знаю давно. К нему же относится: ласковый теленок двух маток сосет), сказал, что Володя родился под знаком Водолея. Алла добавила, что Россия вступает в Водолея. Что весь практически февраль пройдет под этим знаком, давайте проживем его в мире, в добром отношении друг к другу, быть может, зародится что-то здоровое и в государстве, и в нас, сыграем на уровне все февральские спектакли и встретимся в Штутгарте добрыми, здоровыми и с новыми идеями… Не загадывай вдаль, как говорил Теркин, доживем до Штутгарта. Пусть Володин Водолей поможет нам. Что-то в этом роде.

Пьяная Додина комментировала каждое слово любого. «Он учился на нашем курсе, никому в голову не могло прийти: Высоцкий — Гамлет! Надо быть Любимовым, чтобы такое выдумать: Володя — Гамлет, да что вы…»

Сайко вякнула:

— А «На дне»?

Любимов всполошился:

— Да я разве запрещаю, играйте, если нравится, если к вам пойдет народ. Я никогда не запрещал чужие спектакли, мои снимали… — И пошел.

Как его это задевает. Тут он прокалывается весь, до дна. Бедная Наташка-то в связи со спектаклем «Высоцкий» подвякнула, что нельзя играть один раз, 25-го числа.

Не было Ивана, Жуковой… Около двадцати трех Николай скомандовал: «Прошу покинуть мой номер!» Но действо удалось, при всем хаосе мнений, крике, пьяной неразберихе… Удивительно, если бы Николай на полчаса опоздал со сбором — все были бы уже в умат и не собрать бы никого. В полном составе только рабочие явились, но тоже на крепком взводе.

Гладких:

— Я от начала до конца вела все «Гамлеты». Он выступает, отдает мне сигарету. «Вера, я бы все отдал, только чтобы не играть, сил нет, Вера». И все-таки играл… Он меня любил, денег всегда давал, и Коля давал, и этот… как его… Как же я любила Володю!

Воскресенье. Унитаз (в ванной тепло и светло)

Приснился мне Любимов — с лицом северного корейца, в зеленой гимнастерке, увешанной медалями и орденами, ярко-сочнозеленой, желтизной отдающей.

Вспомнилось на днях, как мы с Вовкой болото косили, как метали стог и как потом его раскидывали и сушили. Это был тот год, кажется, когда мы приезжали с Нинкой. Тогда же и дрова заготовляли. Володька старался еще и потому, что Ольга жила у деда с бабкой, держали корову. Тогда я и вышиб одной битой целую фигуру. Перед тем Нинка загадала: «Загадываю, зайчик, если одним ударом вышибешь, будешь великим артистом». Ну я и вышиб.

И что? Стал я великим артистом? Кем-то стал, до «народного» дошел, чего-то сыграл приличное, но что такое — великий артист?! Кто у нас великий?!

Вторник

— Да знаю я, Галина Николаевна, ну чего хвалить — это все видят… Если он только не успокоится, пройдет медные трубы… Владимир прошел медные трубы, он понял под конец жизни. А Николай Николаевич, которому ты так прощаешь все, не прошел испытание властью.

Настроение срочно поднять. Чем? Молитвой — научи меня, молитва, надеяться, верить, терпеть, любить и прощать. Так вот, простим Любимову и вспомним: кто из нас не согрешил словом! В сердцах, в гневе, в помутнении. Уверяет он себя, что прав, и Бог ему судья.

Господи, пошли легкости, пошли скорости!

Мы закрывали сегодня наше турне по Чехословакии. Помоги выстоять мне и партнерам моим. Чтоб хоть трезвые были и добрые.

Театр

Пока я не заставлю себя насильно открыть дневник — я живой труп. Когда я пишу — я живу.

Воскресенье — отдай Богу

Сегодня «Годунов», выдвинутый, оказывается, на Государственную премию (Любимов, Губенко, Золотухин).

Четверг

Два чумовых дня в Ленинграде. Теперь «Чума». Завтра кинопроба у Швейцера с Денисом.

Воскресенье. Мое число!!

О чем бишь я? Да, расстроился предстоящим сегодня просмотром комиссией по госпремиям «Бориса Годунова». Почему не «Живого»?! А так я могу и пролететь в связи с интерпретацией «Бориса» как «Оптимистической трагедии». Да и вообще. Я убежден, что во всех этих организациях наверняка огромное количество завидующих Любимову и обозленных на Губенко людей, думающих, что это все политизированное, раздутое фуфло.

К театру нашему на Таганке в самую пору применить активную эвтаназию, то есть смертельный укол безнадежно больному организму, чтоб не мучился и других не мучил. То есть резкая сверху реконструкция. У нас же даже не пассивная эвтаназия, потому что система жизнеобеспечения как-то поддерживается: то гастролями, то выдвижением на госпремию, то какими-то прожектами. И это вообще-то должен Любимов решать. Человек рождается, никого не спрашивает и его не спрашивают. А когда приходит время уходить, много проблем возникает. Самоубийство — страшный грех, да и сам человек хранит надежду и на выздоровление, и на обретение жизни вечной. И начинается всяческое бальзамирование, всякие приемы использует человек: и психологические, и терапевтические, и жениться на молодых особях пытается (от лежания с молодой молодым не станешь, но видимость поимеешь).

Понедельник. Театр

После «Высоцкого» публика не реагирует на пародии, она не знает манеры Рождественского, Вознесенского. Брежнева еще узнает. Боже! Как пролетело время, а мы все старьем потешаемся.

«Актерские работы Губенко и Золотухина достойны государственного поощрения», — так передало радио, а я вчера публично Горбачева лягал за то, что он нашего Кольку с пути праведного сбил. Теперь, боюсь, не дадут, не проголосуют. В пристяжке где-то и «Живой» был, но идет на обсуждение и голосование один «Годунов». А хорошо бы лауреатом стать, к 50-летию, глядишь, и подарок

Вторник

Сюжет с государственным вознаграждением покоя не дает… Я хочу быть похожим на Олега Янковского в момент вручения ему госпремии — смокинг, бабочка. Я хочу оказаться опять в этом зале Кремля, только теперь с Астафьевым. Тогда получал Распутин за «Пожар». Я хочу, чтоб этот день в моей жизни состоялся. Я уже вижу его отчетливо. И еще я помню, как искренне приветствовал и ликовал за «своих» Абдулов. Будут ли ликовать Бортник или Шаповалов? Только ради этого стоило бы организовать моей фортуне или бесу этот день. Тем еще «приятнее», что Астафьев назвал наше действо «Оптимистической трагедией».

Маслов вчера рассказывал про одного замечательного рок-музыканта, поэта, который поехал на Алтай, увидел горный Алтай, обалдел и остался… пасти лошадей. И до сих пор пасет где-то в истоках Бии. Быть может, ему заказать песню про Алтай?

Назаров грустную мысль сформулировал в начальном слове: мы сделали с Валерой первый фильм, сейчас будем делать еще один, и для меня он может быть последним. Потому так серьезно настроен В. А. на этот фильм. У Петренко — репортаж, перечень, журналистика, у нас — сюжет.

«Моя корысть в этом простая: потратить остатки своей жизни на возрождение храма».

Среда, мой день. Германия

Сейчас мы увидимся с шефом. Пронеси эту чашу мимо, Господи!

Четверг

Среда вчерашняя твоей оказалась. И хоть ты глотал пиво, но кривая тебя вывезла, и шеф нормальные слова говорил. Он долго меня мурыжил словами «вообще», о театре, жизни и политике. «Развалины Карфагена… Но в музей тоже ходят». Так он охарактеризовал вчерашнее зрелище. «С Колькой мы разошлись окончательно. Мне даже с Демичевым…» — И тут что-то нас прервало. Вспоминал триумф «Доброго» много лет назад, еще был жив Владимир.