Однако политические акции советского руководства впечатления на Берлин не произвели. Германское правительство прекрасно понимало, чего добивался Кремль, и уверенно продолжало свой прежний курс. Что же касается возможности сближения СССР с Великобританией и США, то эту информацию "бюро Риббентропа" перепроверило через Берлингса в посольстве СССР, и она не подтвердилась[209].
И все же в Берлине с некоторой тревогой восприняли отъезд из Москвы в первых числах июня 1941 г. британского посла Криппса. На Вильгельмштрассе гадали, не отправился ли тот в Лондон для согласования вопроса о советско-британском сотрудничестве. Опасения германского руководства относительно возможности англо-советского сближения рассеялись очень быстро. Еще до прибытия Криппса в Англию в британской прессе, а также в печати нейтральных стран как из рога изобилия посыпались статьи антисоветского содержания, в которых высказывалось предположение, что Берлин и Москва ведут тайные переговоры, и обсуждался вопрос, пойдет или не пойдет СССР ради предотвращения войны на далеко идущие уступки немцам. В Берлине поняли, что Москва, Лондон и Вашингтон ни о чем пока не договорились, что разговоры о военном союзе СССР и США — маневры советской дипломатии, рассчитанные на запугивание Германии, а русские и "демократии" по-прежнему испытывают друг к другу неприязнь и недоверие. Это подтвердил и Шуленбург, которому было поручено выяснить обстоятельства отъезда Криппса из СССР. 12 июня 1941 г. он сообщил в министерство иностранных дел Германии: "По сведениям, полученным из американского источника, отъезду английского посла Криппса не предшествовали его встречи и достижение договоренностей с советским правительством. Отношение советской стороны к английскому и американскому посольствам по-прежнему характеризуется как предупредительное в частных вопросах, но как негативное в том, что касается попыток завязать политический диалог"[210].
Если в Берлине публикации в западной прессе были восприняты с удовлетворением, то в Москве они вызвали большую тревогу. Проводившаяся в них мысль о том, что Германия может попытаться принудить СССР принять ее требования военными методами, была расценена как сознательная попытка Англии обострить советско-германские отношения и спровоцировать конфликт между Берлином и Москвой[211]. Кремль в общем-то не был далек от истины, оценивая британские газетные публикации как провокационные. В Лондоне, как и в Москве, не имели ясного представления о намерениях Германии (о чем свидетельствуют процитированные выше высказывания Черчилля) и опасались, что Гитлер может пойти по пути эскалации военных действий против Великобритании. Возможность такой эскалации англичане связывали с "новым сговором" Гитлера со Сталиным и всеми средствами пытались сорвать этот сговор, столкнуть Германию и СССР.
Публикации в британской и нейтральной прессе в начале июня 1941 г. окончательно запутали мировую общественность и осложнили и без того непростые советско-английские отношения. Гитлер и его окружение не замедлили воспользоваться ситуацией.
В ночь с 12 на 13 июня 1941 г. нацистское руководство провело акцию, которой придавало исключительное значение. По согласованию с Гитлером Геббельс подготовил статью, содержавшую намек на возможность активизации в ближайшее время военных действий против Великобритании. Она называлась "Крит как пример"[212]. Статья была помещена в органе НСДАП газете "Фёлькишер беобахтер". Номер газеты со статьей Геббельса "по личному распоряжению Гитлера" в срочном и "совершенно секретном порядке" был конфискован сразу же после поступления в розничную продажу (иностранные посольства его, тем не менее, получили), а по Берлину пущен слух, что Геббельс попал в большую немилость к фюреру и дни его политической карьеры сочтены[213].
В отчете "бюро Риббентропа" и дневниковых записях Геббельса впоследствии отмечалось, что «дело "Фёлькишер беобахтер"» имело большой резонанс, и ставившаяся политическая цель была достигнута. Англичане еще больше укрепились во мнении, что в ближайшее время следует ожидать германского удара по Британским островам либо по одной из территории Британской империи и что между Германией и СССР существует тайный сговор[214]. Этому служил и пущенный Берлином одновременно с публикацией статьи Геббельса слух, как бы развивавший мысли, высказывавшиеся в английских газетных публикациях, о том, что германским и советским правительствами найдена, наконец, "хорошая основа для переговоров"[215]. В Москве, наоборот, поняли дело так, что "пробритански настроенный" Геббельс и его сторонники пытаются оказать нажим на Лондон с целью ускорить принятие им тех предложений о сотрудничестве, которые были сделаны Гессом.
Но и без статьи Геббельса у советского руководства в начале июня 1941 г. имелось немало оснований для подозрений относительно готовности Берлина и Лондона к закулисной сделке. Внезапный вызов Криппса, сторонника сотрудничества Англии с СССР, в Лондон, сопровождавшийся провокационной кампанией в прессе и заявлениями о том, что Криппс уже не вернется на свой московский пост и что в Англии "комедией с Россией сыты по горло"[216], был квалифицирован как свидетельство наметившегося поворота в англо-германских отношениях. Кроме того, советское правительство получило сообщение о том, что 10 июня 1941 г. в обстановке строгой секретности начались переговоры между Саймоном и Гессом, в ходе которых обсуждались германские предложения о заключении мира[217]. О том, насколько велики были в эти дни в Москве опасения относительно возможности англогерманского соглашения, свидетельствовали и действия представителей советского посольства в Берлине. 12–13 июня 1941 г. они с крайней настойчивостью, используя неофициальные каналы, пытались выяснить, "не ведет ли действительно Германия переговоры с Англией и неожидается ли в дальнейшем попытка достижения компромисса с Соединенными Штатами", не "стремится ли Германия развязаться на Западе, чтобы иметь возможность нанести удар на Востоке"[218].
Не получая отклика из Берлина на подаваемые сигналы о готовности к переговорам и опасаясь, что причиной тому могут быть тайные германо-британские контакты, Кремль решил переломить ход событий и, отбросив все дипломатические соображения, взять инициативу выяснения советско-германских отношений на себя. 13 июня 1941 г. в 18.00 радиостанции Советского Союза огласили сообщение ТАСС (в прессе оно было опубликовано на следующий день), в котором слухи о возможности германо-советского столкновения были объявлены "неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны". В сообщении подчеркивалось, что ни СССР, ни Германия к войне не готовятся, а военные мероприятия, осуществляемые ими, не имеют касательства к советско-германским отношениям[219].
Сообщение ТАСС политиками разных стран было воспринято по-разному. Одни сочли, что оно отразило страх Москвы перед возможностью столкновения с Германией, другие — что таким путем советское правительство пытается возложить ответственность за обострение советско-германских отношений на Берлин. Третьи же — их было большинство — расценили сообщение как предложение Кремля германскому правительству приступить к переговорам[220]. Особое внимание обращалось на пункт сообщения ТАСС, гласивший: "Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место". Из этого делался вывод, что Москва ждет германских "претензий" и "предложений", готова обсудить их и, может быть, пойти на уступки.
