— Мистер Монк консультирует полицию из-за особых отношений с капитаном Лилландом Стоттлмайером, — раскрыла карты я. — Он не будет работать с другим детективом.

Я взглянула на Монка, ища подтверждения, но он натирал воздух внутренней стороной ладони к себе. Мойщики наконец поняли пантомиму и вторично намылили окно. Монк одобрительно улыбнулся, когда они заработали скребками.

— Я и не хочу, чтобы он работал на других детективов, — твердо отчеканил Смитрович, — я хочу, чтобы те работали на мистера Монка.

— Не понимаю, — растерялась я.

— Я хочу восстановить его в Полицейском Управлении Сан-Франциско, — припечатал мэр, — и назначить капитаном отдела расследования убийств.

— Это шутка? — возмутилась я. — Если да, то очень жестокая.

— Я абсолютно серьезен, — заверил Смитрович.

Монк подошел к окну и постучал в стекло. — Вы пропустили пятно.

Мойщики стекол пожали плечами. Они не слышали. Он изобразил распыление спрея и растирание стекла. Они отрицательно покачали головами.

Я уставилась на мэра. — Теперь я уверена, что это шутка.

— У него лучший рейтинг раскрываемости, чем у всего отдела убийств. С Монком у руля отдел как минимум вдвое повысит раскрываемость, вдвое сократив штат следователей. Я уверен, он готов принять командование.

— Вы говорите об этом человеке? — я указала на Монка. — Взгляните на него.

Монк покивал мойщикам и указал на точку, только что вытертую ими. Но они уже поднимались на платформе на следующий этаж.

— Вернитесь сюда, — крикнул Монк.

Смитрович улыбнулся. — Я вижу человека с невероятным вниманием к деталям и приверженностью к достижению правильного результата.

Монк повернулся ко мне. Я надеялась, он выскажется о возмутительном предложении мэра.

— Мне нужна салфетка, — услышала я.

— Извините нас на минуточку, — бросила я мэру, подошла к боссу и вручила салфетку. — Вы слышали, что он сказал?

Монк разорвал пакет, достал салфетку и начал очищать ею стекло.

— Что Вы делаете?

Монк посмотрел на салфетку и покачал головой. — Я глупец, пятно было внутри.

Он повернулся к мэру и поднял салфетку. — Проблема решена, можете расслабиться.

— Вы готовы приступить к работе? — спросил мэр.

— К какой работе? — не понял Монк.

— Работе капитана отдела расследования убийств, — ответил мэр.

Монк изумленно посмотрел на салфетку, а потом на меня. — Только это и нужно было сделать? Все годы я работал не покладая рук, надеясь вернуться, а требовалась такая малость?!

— Мистер Монк, — тихонько прошептала я, чтобы мэр не расслышал, — он хочет воспользоваться Вами. Он использует Вас как уловку для срыва забастовки. Вас заклеймят штрейкбрехером.

Монк вздрогнул от отвращения. — Штрейкбрехером? Звучит противно.

— Так и есть, — кивнула я. — Вас толкают сбрасывать часть давления на город и подрывать усилия офицеров, пытающихся получить выгодный контракт.

— Но он предлагает мне мой значок, — расстроился он.

— Он предлагает Вам работу капитана Стоттлмайера! — разозлилась я.

Монк протянул мне грязную салфетку и повернулся лицом к мэру. — Я хочу эту работу, но не за счет капитана.

— Вы бы просто выполняли его обязанности, пока ситуация не разрешится. Командовали бы несколькими другими восстановленными детективами, которые по разным причинам покинули департамент, — как по телевизору разглагольствовал Смитрович. — Но если Вы будете хорошо выполнять свою работу, а я знаю, именно так и произойдет, это временное назначение станет постоянным, с переводом Вас в другое подразделение. Знаю, Вы поддерживаете капитана Стоттлмайера, но подумайте о не раскрытых преступлениях, совершаемых сейчас. Вы же хотите, чтобы убийцам не сошли с рук их преступления?

Монк посмотрел на меня. — Как я могу сказать «нет»?

— Повторяйте за мной, — отозвалась я. — Нет.

Он задумался на мгновение и повернулся к мэру. — Я согласен.

Прежде чем мы покинули офис, мэр Смитрович вручил Монку его значок, а мне папку с персональными досье на детективов, которых боссу предстояло возглавить. Ко всем ним я относилась с подозрением. Если власти выкинули их, значит, они могли быть коррумпированными или некомпетентными, алкоголиками или наркоманами. А то и выжившими из ума. Или еще что похуже.

Сможет ли Монк быть зависимым от них? Или довериться им?

Конечно, Монку не стоило рассчитывать на помощь и поддержку от более компетентных и трудоспособных полицейских, все еще остающихся на работе. Эти офицеры знали, что если Монк и его разношерстная команда детективов поведут дела успешно, то они лишатся шансов на повышение зарплаты и увеличение льгот. А полицейские, участвующие в забастовке, особенно Стоттлмайер и Дишер, вообще сочли бы деятельность Монка чистой воды предательством.

Даже если Монк останется на службе после подписания договора с профсоюзом, коллеги-полицейские никогда не забудут — читай, не простят — как он вернул свой значок. Его подвергнут остракизму и сделают аутсайдером управления, частью которого он так отчаянно желал снова стать.

Но как бы ни беспокоили меня предстоящие перспективы, с боссом делиться соображениями не стоило. Он практически выскочил из здания мэрии с позолоченным значком в руке. Меня бы не удивило, если б он запел.

Честно говоря, я злилась на него, и не только потому, что он беспечно игнорировал подводные камни своего решения.

Я твердолобая либералка, и пока не приняла позицию бастующих полицейских на сто процентов, являлась горячей сторонницей профсоюзов.

Хоть никаких линий фактически не было расчерчено, мне казалось, что некую черту мы все-таки пересекли. И я уверена, что Стоттлмайер и Дишер, да и любой другой человек в синей форме чувствовал бы себя аналогично.

А еще я знала, что у Монка есть всего две цели в жизни: вернуть назад свой значок и раскрыть убийство жены. Долгое время обе цели казались недосягаемыми. А теперь мэр предлагал осуществить одну из них. Я знала, как важен для Монка этот значок. Это его признание себе и миру, что его жизнь вошла в прежнюю колею после долгих лет одинокой борьбы.

Босс прав: как он мог отказаться? И кто я такая, чтоб возмущаться, что он ухватился за эту возможность?

Никто.

Я — его сотрудница. Моя работа заключается в его полной поддержке. Больше это делать некому; будьте уверены.

Я попыталась задвинуть гнев и разочарование подальше и сосредоточиться на том, за что мне платили, а именно упрощением жизни Монка.

Я нашла скамейку на площади и уселась на нее, намереваясь пролистать папки с досье.

Монк молча стоял в сторонке и любовался отражением света в его значке. Думаю, он пытался убедить себя в реальности происходящего.

Я открыла первое личное дело. Суровое, мрачное лицо Джека Уайатта со стиснутыми зубами уставилось на меня жестокими глазами. Словно в момент фотосъемки ему делали колоноскопию.

Уайатт был детективом-ветераном сорока с небольшим лет с удивительной раскрываемостью и огромным количеством трупов за спиной. За свои жестокие, нетрадиционные методы сыска он получил прозвище «Бешеный Джек» на улицах и в управлении. Согласно досье, однажды, преследуя парня, подозреваемого в серии убийств, он бросил в салон его машины ручную гранату. (Объяснения, зачем Джек таскал с собой повсюду взрывчатку, мне найти не удалось).

Ситуация продолжалась до тех пор, пока город не проиграл несколько исков, поданных из-за агрессивного поведения Уайатта и полного игнорирования гражданских прав; после чего его наконец вытурили. Он лишился значка три года назад и с тех пор работал, что называется, «специалистом по безопасности» в разных горячих точках, вроде Ирака и Афганистана.

Такой вот очаровашка.

В личном деле Синтии Чоу вообще не оказалось фотографии, а информации было крайне мало. Кто-то поработал штрихом, замазывая имена, даты, места и данные, поскольку все ее дела были засекречены. Большую часть своей карьеры Чоу проработала под прикрытием, вынужденная вести двойную жизнь, где любая ошибка или просчет может привести к смерти.