Теперь оставалось самое сложное — незаметно проникнуть в спальню кинара. Румелия прекрасно запомнила дорогу. Днем там дежурил лекарь, а снаружи возле двери стояли два стражника. Вероятно, ночью в спальне тоже кто-то остается. На всякий случай молодая женщина прихватила с собой склянку с отваром, одной капли которого было достаточно, чтобы надолго усыпить человека, а также спрятала на груди маленький кинжал. Пользоваться им она не хотела, но если ее замысел провалится, собиралась убить себя.

Накинув черное покрывало, она выскользнула за дверь и бесшумной тенью устремилась в спальню Тибора. Стояла глубокая ночь. Во дворце царила тишина, толстые стены гасили все звуки извне, в коридорах не было ни души, и вскоре Румелия благополучно добралась до спальни.

Выглянув из-за угла, она, как и предполагала, увидела двух стражников, которые, положив руки на рукояти мечей, стояли по обеим сторонам двери и таращили глаза в темноту. Неровный свет факелов освещал небольшое пространство вокруг них, а дальше пляшущие тени сливались с непроглядной тьмой коридора. Румелия, в своем черном одеянии похожая на одну из теней, осторожно шагнула вперед и положила цветок мака на пол, затем бросила под ноги кинжал, звонко брякнувший о камень, и, быстро схватив его, метнулась за угол. Стражники посмотрели друг на друга и пошли на странный звук. Остановившись там, где явно что-то упало, они внимательно огляделись, и один из них, почувствовав под ногой что-то мягкое, наклонился.

— Цветок, — сказал стражник удивленно, поднял его и понюхал. — Как пахнет! Какому это дурню пришло в голову устраивать свидание у спальни кинара?

Второй стражник взял у него мак и тоже вдохнул нежный аромат.

— Хотел бы я увидеть красотку, которой он предназначался, — хмыкнул он.

Они повернулись, чтобы отправиться на свой пост, но, сделав несколько шагов, оба покачнулись, словно пьяные, и одновременно рухнули на пол. Румелия уже без опаски подошла к неподвижным телам, выхватила из ослабевших пальцев стражника цветок, сунула его за пазуху и проскользнула в спальню кинара.

Большая комната утопала в темноте. Возле ложа на небольшом столике горела свеча, вставленная в тяжелый подсвечник. Кинар лежал с закрытыми глазами. Возле двери, справа от входа, сидел запрокинув голову лысый старик. Это был лекарь. Он крепко спал, приоткрыв рот и сладко похрапывая. Румелия неслышно скользнула внутрь, подошла к старику и, достав склянку с отваром, капнула жидкость ему в рот. Лекарь глотнул, поднял голову и, открыв глаза, бессмысленно посмотрел перед собой, затем переменил позу и заснул еще крепче.

Румелия повернулась и неожиданно встретила пристальный взгляд кинара.

— Кто ты? — спросил он спокойно. — Что ты сделала со стариком?

— Он должен спать, пока мы с тобой говорим, властелин. — Румелия подошла к ложу, села на стул и расправила складки своего покрывала. — Ты меня не знаешь, кинар, хотя причинил мне много зла. Я дочь одного из тех сотников, которых ты приказал казнить после похищения твоего сына. Может быть, сами они и достойны были кары, но никак не их дети и жены. А ты велел продать семьи сотников в рабство. По твоей милости я лишилась отца и матери, братьев и сестер, стала рабыней, а потом и наложницей горца Ленда.

Румелия замолчала, переводя дух. Она говорила с трудом, волнение сжимало ей горло, хотя мысленно она сотни раз произносила эти слова перед грозным кинаром.

— Продолжай, — сказал Тибор.

— Я пришла к тебе по просьбе Асида. Но не только. Я и сама хотела отомстить.

— Где Асид?

— Он умер.

— Меня это радует.

— Погоди радоваться. Он умер, но перед смертью обратился ко мне с просьбой, и я выполняю ее. Асид просил сказать тебе, что это он убил твою жену, похитил сына и продал его купцам, караван которых шел на Восток. Для тебя он потерян навсегда!

Кинар закрыл глаза. Только желваки, перекатывавшиеся на скулах, и пот, выступивший на лбу, свидетельствовали о том, что происходило в его душе. Румелия продолжала:

— Я могла бы убить тебя, властелин, но не хочу этого. Ты должен страдать как можно дольше, чтобы своими муками искупить зло, которое принес множеству людей за время своего правления.

Тибор сделал движение рукой, показывая, чтобы она замолчала:

— Я не собираюсь оправдываться перед тобой, только хочу заметить, что нельзя управлять государством, не причиняя зла отдельным людям. Я скоро умру без твоих жалких усилий, глупая женщина. Я давно готов к смерти.

— Ты не умрешь, кинар Тибор. Я сделаю так, чтобы ты жил долго и каждое мгновение своей жизни мечтал о смерти. Ты не сможешь пошевелиться, не произнесешь ни слова. Отныне твой удел — лишь думать о наказании, которое все же настигло тебя за этими толстыми стенами в твоей собственной постели. Но я не остановлюсь на этом. Я уничтожу кинну Ровену, а затем и всю твою семью.

При этих словах лицо кинара исказилось и побагровело. Он попробовал сесть, но усилия его были напрасны. Он только беспомощно протягивал руки, пальцы его шевелились в бессильной попытке схватить и задушить ненавистную женщину. Наконец, зря потратив остатки сил, он снова откинулся на подушку и закрыл глаза. Тогда Румелия встала, вытащила из-за пазухи два кожаных кулечка, наклонилась над кинаром и быстро вставила их ему в ноздри. Тибор вздохнул, дернулся и словно окаменел.

Румелия вынула кулечки, метнулась к двери и бесшумно выскользнула из спальни. Она не видела, что кинар, глядевший ей вслед, недолго мучился. Вскоре его лицо стало мертвенно-бледным, а глаза остекленели. Сердце кинара Тибора не выдержало горя и остановилось.

Хатани никак не ожидал увидеть Клементию у себя На постоялом дворе и в первое мгновение даже не поверил своим глазам. Однако это была она. Разве могли быть у кого-нибудь еще такие искрящиеся весельем глаза, ямочки на щеках, сочные губы и пухлый подбородок? Сердце трактирщика сильно забилось, когда он зашагал через весь двор к своей старой приятельнице, которая остановилась в воротах и нерешительно оглядывалась по сторонам.

Хатани давно был к ней неравнодушен. Он любил, что называется, женщин в теле. В молодости его угораздило жениться на стройной и красивой дочке соседа — владельца шорной мастерской. Брак этот был удачен во всех отношениях, кроме одного: его жена из тоненькой девушки с годами, после рождения пятерых детей, превратилась в изможденную костлявую женщину с плоской грудью и узкими бедрами.

Идя навстречу Клементии, трактирщик буквально поедал глазами великолепную фигуру разбитной служанки казначейши. Все в ней было пухлым: шея, плечи, грудь, а при взгляде на необъятные бедра, которые плавно покачивались при ходьбе, у бедолаги захватывало дух. Хатани расплылся в улыбке:

— Кого я вижу? Клементия! Неужели ты решила навестить меня? Как я рад тебя видеть!

Клементия заулыбалась толстяку, играя ямочками на щеках.

— Считай, что я соскучилась по тебе, Хатани, — сказала она игриво. — Только у меня еще и дельце есть.

— Ради тебя, моя радость, я готов забросить все свои дела, чтобы заняться одним твоим дельцем.

— Ты, кажется, не так меня понял, баловник.

Клементия поплыла к дому в сопровождении хозяина постоялого двора, семенившего рядом с ней то с одного бока, то с другого. Он попытался на ходу приобнять ее, но кокетка недвусмысленно дала ему понять, что пришла не за этим.

Когда они зашли в дом и трактирщик предложил выпить по кружечке пива, служанка не отказалась. С удовольствием отпив чуть-чуть густого темного напитка, она начала с похвалы:

— Хороший ты хозяин, Хатани. Двор у тебя просто загляденье.

— Спасибо на добром слове. — Хатани осторожно протянул руку и коснулся пухлого плеча Клементии: — Не томи, скажи, зачем пришла?

Она улыбнулась и, отстранившись, весело сказала:

— Пришла к постояльцу твоему, Зейнаду.

Толстяк посмотрел на нее с удивлением: