Кулл уже не потешался над тем, что его противник — безмозглая скотина. Он страшно разозлился. Баран лишил его коня, который так и не смог подняться и, лежа на боку, с удивлением смотрел, как овцы, напирая одна на другую, взбираются на него, переваливают, а затем, теснясь и шарахаясь, идут дальше. Сам Кулл чувствовал сильную боль в бедре и с трудом удерживал равновесие, так как не мог опереться на раненую ногу.

Баран, который подошел уже совсем близко, рванулся вперед, высоко подпрыгнул, но очередная волна овечьих тел погасила силу его удара. Кулл схватил его за витой рог, приподнял и, держа на вытянутой руке, пырнул мечом в брюхо. Баран затрепыхался, разбрызгивая кровь, хлынувшую из огромной раны, а атлант тем временем нанес еще один удар, уже смертельный, по горлу. Тело животного обмякло, глаза остекленели, и Кулл с отвращением бросил окровавленную тушу на землю.

Отара уже прошла. Погонщик, шагавший немного позади, весело посвистывал и покрикивал на собак.

— Ты чего не свернул? — крикнул он Куллу.

— А ты почему гонишь отару по дороге, отродье? — зло пробурчал атлант, утирая со лба пот. — Вот, смотри, я прикончил твоего бешеного барана. — Он пнул ногой черную тушу.

На простоватом лице погонщика отразилось удивление.

— Какой баран? Этот, что ли? — Он почесал в затылке, озадаченно глядя на животное, валявшееся в пыли. — У меня баран серый.

Кулл молча направился к коню. Ему вдруг расхотелось выяснять, что это за баран и откуда он взялся.

— Есть здесь поблизости жилье? — крикнул он вслед удалявшемуся пастуху.

Тот обернулся и махнул рукой в ту сторону, откуда гнал отару:

— Дойдешь до реки — там деревня.

Кулл совсем выбился из сил, пока добрался до небольшой деревушки. Коня приходилось тащить почти на себе. Вороной сильно припадал на заднюю ногу и еле-еле переступал передними, так что атланту пришлось, перекинув повод через плечо, чуть ли не волоком тянуть его за собой. Было уже совсем темно, когда он добрался до первого дома деревни.

Кулл тихонько постучал в дверь и очень удивился, когда она сама собой открылась от легкого прикосновения костяшек пальцев. Войдя внутрь, он удивился еще больше. В доме было что-то вроде таверны. За тремя или четырьмя грубо сколоченными столами сидели несколько человек довольно странного обличья. Они потягивали вино и переговаривались, но, когда он вошел, все, как по команде, повернулись в его сторону. У атланта невольно мелькнула мысль: «Ну и рожи!» Все выглядели так, будто только что побывали в хорошей потасовке. У одного был подбит глаз, у другого полуоторвано ухо, у третьего вывернута в суставе рука, у четвертого располосовано лицо. Приглядевшись повнимательнее, Кулл обнаружил, что у посетителей кабака имелись увечья и посерьезнее. Но голод и усталость так сильно донимали его, что он не стал рассматривать незнакомцев, а громко позвал:

— Хозяин!

Смуглый моложавый старик с окладистой курчавой бородой поспешил ему навстречу.

— Прикажи напоить коня, а мне — добрый ужин и кувшин вина.

Кулл прошел к столу, за которым сидели двое, и, придвинув стул, уселся, устало вытянув ноги.

— Не против, парни? — спросил он для приличия.

Те заулыбались и радостно закивали. В ожидании ужина Кулл пригляделся к своим соседям. Один из них, рыжий верзила в панцире из толстой кожи, какие обычно носят пехотинцы, был весь покрыт запекшейся кровью, а между шеей и плечом у него зияла глубокая рана — след от удара мечом или саблей. Второй — невысокий и щуплый юноша в восточном халате, похожий на туранийца, все время теребил черенок стрелы, застрявшей у него в груди, причем так глубоко, что наконечник наверняка высовывался из спины. Раны, насколько мог судить Кулл, были смертельными, но, несмотря на это, оба сидели как ни в чем не бывало и даже улыбались.

— Кто вас так разукрасил? — спросил Кулл, чтобы завязать разговор.

Рыжий широко осклабился:

— Мне не повезло. Когда мы дрались с пиктами, я зазевался и получил удар по плечу. Даже не увидел, кто саданул меня тесаком по ключице.

— Ну и как, не болит? — поинтересовался Кулл, у которого появилось нехорошее предчувствие.

— Уже не болит, — ответил рыжий и засмеялся.

Юноша, не переставая теребить стрелу, вступил в разговор:

— А я даже в бою не участвовал, был в обозе. Как же я удивился, когда увидел, что меня эта грондарская стрела проткнула насквозь!

— Чья, говоришь, стрела? — переспросил атлант, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Грондарская.

— Значит, вы участвовали в разных сражениях?

— А что тебя это так удивляет? — спросил юноша.

Кулл не ответил. Ему расхотелось ужинать.

— Пойду посмотрю коня, — сказал он, вставая, и торопливо направился к выходу.

С хозяином таверны он столкнулся в дверях.

— Уходишь? — спросил тот удивленно. — А как же ужин?

Кулл очень проголодался, но ужинать в такой компании не хотел.

— Ты можешь мне дать отдельную комнату? — спросил он старика, внимательно оглядывая его с ног до головы, но видимых увечий у него не обнаружил.

— Как скажешь. — Хозяин подмигнул атланту и тихо спросил: — Хочешь девочек?

— А что, разве есть? — удивился Кулл.

— Еще какие! Пальчики оближешь, — хихикнул старик. — Пойдем! — И повел его к лестнице, которая вела на второй этаж.

— Какие-то странные у тебя посетители, хозяин, — сказал осторожно атлант. — Кто они?

Старик, поднимавшийся по лестнице впереди, оглянулся:

— Не пойму, откуда их Тог принес!

Кулл немного успокоился, а когда увидел накрытый стол, настроение у него сразу поднялось. Каких только яств там не было! Забыв обо всем, он с жадностью набросился на еду. И лишь услышав звук флейты, он оторвался от очередного блюда, да так и застыл с непрожеванным куском во рту и стаканом вина в руке. И потом уже не прикасался ни к еде, ни к вину, потому что его охватила совсем иная жажда.

На середину комнаты вышли три девушки необыкновенной красоты и под мелодичные звуки, извлекаемые из флейты темнокожим вендусом в белой чалме, который сидел скрестив ноги на полу у двери, принялись танцевать, томно и сладострастно покачиваясь в такт нежной мелодии. В голове пронеслась мысль: «Откуда здесь такие красотки?» — но он сразу же забыл обо всем, одурманенный звуками флейты и необыкновенным танцем, который против воли разжигал желание.

Девушки изгибались и покачивались, следуя за малейшим переливом прихотливой мелодии, их тела, просвечивавшие сквозь тончайший шифон, казалось, были без костей. Одна из танцовщиц отличалась особенной прелестью. У нее была необыкновенно белая кожа, на щеках пламенел нежный румянец, яркие полные губы полуоткрылись, показывая ровные жемчужные зубы, блестящие глаза мерцали из-под длинных ресниц. Она не сводила с атланта призывного взгляда. Завороженный ее танцем, он с трудом перевел дыхание, протянул к ней руку и позвал:

— Иди ко мне, красавица!

Девушка не заставила себя упрашивать. Она подбежала к нему, села на колени и приникла губами к его рту. Атлант задохнулся от жгучего желания. Не отрываясь от ее губ, Кулл поднялся, подхватил девушку на руки и понес к широкому ложу в затемненном углу комнаты. Прихотливая мелодия флейты продолжала литься. Кулл положил девушку на ложе, она закинула руки ему за шею и приникла к нему всем юным гибким телом. Обняв ее и прижавшись губами к ее груди, атлант почувствовал, как еще две пары рук прикоснулись к нему и принялись ласкать его спину и бедра. Наслаждение и желание захлестнули его горячей волной. Он принимал ласки девушек и ласкал их сам, в то время как сладостные звуки флейты продолжали литься и заполнять комнату. Страсть захватила атланта целиком, и в какое-то мгновение он лишь бездумно отметил, что флейта вдруг смолкла. В наступившей тишине слышались только звуки поцелуев, вздохи и тихий невнятный шепот, который постепенно становился все громче и громче, пока наконец не перешел в шипение.