- Эту вину я заберу с собой в могилу, - сказал старый Танг.

- Прекрати каяться, все уже закончилось, - отрезала жена.

- Папа, я тебя давно простила. Я не знаю, каким будет мое будущее, но уверена, что ты больше никогда не повлияешь на мой выбор.

И тут Вей поняла, что у нее нет никакого выбора. Она едет в Америку со страхом, что муж ее найдет, а она этого просто не выдержит, скорее всего, он захочет отомстить отцу, и достанет ее отовсюду, чтобы наказать по-своему.

Брат ждал ее у ворот на посадку, Вей поделилась своими страхами.

- ты не должна бояться его, - успокоил он. – Я знаю, о чем говорю. Разве он видел твои документы? Ты никогда не была замужем. Сейчас ты студентка, и отправляешься в учебную поездку.

Именно это следовало из документов и из паспорта. Вей не знала, каким образом ее семья смогла провернуть такое, но думала, что в будущем рядом с ней не будет мужчины.

Когда Вей прилетела в Нью-Йорк, ее ждали еще один брат, Лан, и невестка Ичи, которая сказала, что Вей для них – дар небес. Лан работал в гараже отеля Marriott Marquis, Ичи управляла магазинчиком китайского фарфора, которым владела ее семья. У них было четверо детей, которые нуждались в заботливой тете.

- Не думай о будущем. Ты нам не в тягость, ты – наше спасение, - успокаивала ее невестка.

Жизнь Вей в аду закончилась, и пусть она еще не верила в это. Ланы были шумной и веселой семейкой. Четверо детей, три девочки и мальчик, встретили ее с любопытством, ведь все дети жадны до нового. Они были китайцами, но вели себя как американские сверстники, не знали родного языка, а тетушка приехала из далекого и таинственного места. Дом семьи Лана находился в Бруклине, в спокойном районе, полном двухэтажных коттеджей, построенных в первые десятилетия двадцатого века. Казалось, как и в Китае, все знали все обо всех.

За несколько дней Вей привыкла к новой реальности. Она стала заниматься домом и детьми, но в этот раз Вей была окружена вниманием, любовью и весельем. Утром все завтракали вместе, затем Лан отправлялся на Манхэттен, Ичи шла помогать родителям в магазине, а Вей отвозила в школу двух старших племянниц, а затем отправлялась играть в парке с двумя малышами. Вей ездила за покупками, занималась домом, готовила. Рассказывала малышам китайские сказки, в обед засыпала с ними под бормотание телевизора. А когда выходила куда-то одна, отправлялась к магазину музыкальных инструментов, в витрине которого было выставлено старенькое пианино, которое Вей очень хотела купить. Она никому не рассказывала об этом желании, но все равно присматривалась и прикидывала, в какой комнате можно было поставить инструмент. Но даже производя мысленные перестановки, Вей понимала, что не найдет места для громоздкого инструмента. Через несколько дней дом уже казался ей маленьким, и Вей потихоньку мечтала снять небольшую квартирку, куда она могла бы поставить пианино. Но осуществиться этому желанию мешал страх, что муж найдет ее. Она уже прочувствовала на себе всю его злобу и коварство, знала, что у него длинные руки, которые с легкостью достанут ее даже здесь.

Ужасный синьор Вонг Чен продолжал появляться в ее ночных кошмарах, переходящих в беспокойный сон, пусть даже живя в этом доме, она чувствовала, что семья брата защищает ее.

Будто бы угадав ее мысли, как-то вечером, когда дети уже спали и Ичи заняла свое законное место на кухне, Лан спросил ее:

- Ты не устала работать тетей и вице-мамой? Не хотела бы ты иметь свой собственный дом?

Было ясно, что эту тему они уже обсуждали с женой.

- Мне хотелось бы иметь квартирку, где я могла бы поставить рояль. Мне очень хочется снова начать играть. Но прежде всего мне нужно найти работу, чтобы содержать себя. Но…- замолкла Вей.

- Что «но»?

- Я боюсь оставаться одна.

- Думаешь о Вонге Чене?

Девушка кивнула.

- Тогда мне надо тебе сказать. Синьор Вонг Чен перестал думать о тебе на следующий день после твоего приезда в Нью-Йорк.

- Ты что-то о нем знаешь?

- Он умер. В своем офисе, в гостинице.

- Как он умер? –недоверчиво спросила Вей.

- Повесился. В газетах написали, что он умер от стыда, из-за того, что узнали о том, как он крал деньги из сейфа гостиницы.

Вей не сдержалась и тяжело вздохнула, затем свернулась в кресле и молча заплакала. Это был плач освобождения. Она ни на мгновение не поверила в версию о суициде. Ее родные, пусть кроткие и угнетенные, все-таки добились справедливости.

В эту ночь Вей не снились кошмары, и она наконец-то спала спокойно.

6

После яркого жаркого лета природа погасла теплыми красками осени, а потом нарядилась в снежные зимние одежды. Это была вторая американская зима Вей. Она жила в маленькой квартирке, не так далеко от дома брата. Вей делила свое жилище с Джулией, американкой из Канзаса - девушка хотела стать актрисой и училась актерскому мастерству в Нью-Йорке. Вей играла на пианино, которое у нее больше никогда никто не отберет. У нее была работа и грин-кард. Ее тело расцвело, подобно экзотическому цветку. Она казалась всегда спокойной, прекрасной азиатской девушкой, но воспоминания о пережитых кошмарах прятались глубоко внутри. Вей достигла определенного равновесия в жизни, и ей хотелось бы сохранить такой порядок навсегда. Но как-то вечером, в конце января произошло событие, которое в корне изменило ее существование: Вей встретила Эдуардо Сольяно.

Вей играла на пианино в одном из баров отеля Мариотт Маркиз, с пяти до десяти вечера. Она начинала играть, когда бар заполнялся дамами, решившими сделать перерыв между покупками, и играла классиков и популярную музыку пятидесятых. Продолжала, играя Гершвина, Кола Портера, Ирвинга Берлина, Леонарда Берштайна. Это уже в часы аперитива. А закрывала вечер свингом и известными отрывками из Эллингтона, а клиенты тем временем заканчивали ужинать, и расслаблялись, пропуская по бокальчику виски.

Вечером бар посещали преимущественно бизнесмены, коммерсанты, немолодые пары, которые вдруг решили устроить себе медовый месяц. Зарплата Вей не была очень уж внушительной, но иногда ей перепадали довольно щедрые чаевые. Случалось даже, что какой-то гость отваживался на нечто более интимное, чем заказ любимой песни. Вей отклоняла предложения несколькими вежливыми словами и ледяной улыбкой. А факт, что Лан работал в этой же гостинице, придавал ей уверенности. Иногда вечером, после десяти, брат с сестрой возвращались домой вместе. Вей приходила к родным брата в гости, чтобы пожелать спокойной ночи четырем племянникам, и поболтать с Ичи. В этой семье, которая столь радостно приняла ее и у которой Вей прожила много месяцев, она чувствовала себя защищенной. В воскресенье она ходила к ним обедать, а потом, по интернету все связывались с Китаем, чтобы родные Вей могли убедиться, что у дочери все хорошо. Со временем, постоянно занимаясь, Вей заметила, что стала лучше играть, хотя бы потому, что могла полностью показать свои эмоции в любимых произведениях, чем часто вызывала слезы у слушателей.

Как-то вечером, когда ее нежные прикосновения разносили по залу меланхоличные ноты Rhapsody in Blue, Вей подняла глаза и встретилась взглядом с грустным мужчиной, который был чем-то похож на Роберта Редфорда. Она, ставшая ценительницей американского кино, любила этого актера.

Он в одиночестве сидел за столом, справа от пианино, держал в руках бокал виски и казался очень усталым. Ее поразила его красота. Вей решила, что мужчина – англичанин. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Когда она закончила играть, тот подошел к ней.

- Ты великолепно играешь.

- Спасибо, - ответила Вей, опустив взгляд.

Из вазы, расположенной в середине своего столика, мужчина взял маленькую белую розу и положил на клавиатуру пианино.

- Спокойной ночи, - попрощался он. – Меня зовут Эдуардо.

- А я – Вей. И тебе спокойной ночи.

Вей заиграла известную мелодию, Smoke Gets in Your Eyes, а мужчина тем временем выходил из бара. Девушка улыбнулась, вспоминая, что почти всегда мужчины оставляли ей хорошие чаевые, а этот – всего лишь взятый напрокат цветок, но с такой элегантностью, будто бы подарил ей бриллиантовое колье. Этим вечером Вей ночевала у Лана, ведь назавтра, в воскресенье, она пообещала Ичи помочь с обедом, на который пригласили друзей и родственников.