2.
С начала девятого века, Сольяно жили на Торре дель Греко во дворце восьмого века, ранее принадлежавшем Спинелли, благородной неаполитанской семье. У них и был куплен замок. Монументальная дверь закрыли в знак траура, а отрезок улицы Умберто I ждал катафалк и похоронную процессию.
Маргарита Сольяно выбрала деревянный гроб, без украшений – именно в таком гробу достоин покоиться любимый сын, умерший от инфаркта, поразившего его в тот момент, когда он возвращался домой в Неаполь.
За несколько часов новость о кончине Эдуардо облетела весь мир, и с раннего утра приходили телеграммы, цветы, раздавались звонки и отправлялись электронные письма с соболезнованиями – из Парижа, Лондона, Токио, Нью-Йорка, Сиднея… Эдуардо Сольяно знали и уважали в Италии и зарубежом. Неаполитанский Il Mattino (газета) опубликовал большую статью с фотографиями, рассказывавшую о самых важных этапах в его жизни - Эдуардо принимали при дворе японского императора, в Белом доме, у английской королевы Елизаветы, в Страсбургском парламенте, на конгрессе морских биологов в Мельбурне, и даже у самого премьер-министра Италии.
В зеленой гостиной, Маргарита Сольяно с двумя дочерьми и внуками принимала друзей, пришедших выразить соболезнования. Она подумала, что уже третий раз повторяется эта сцена. В семидесятых умер ее первенец, Микеле, в возрасте восемнадцати лет, которого отец отправил в Нью-Йорк заниматься делами семьи. Управлять ювелирным салоном на 5й Авеню. Через десять лет пришел черед ее мужа, Саверио – его сразил рак. Сейчас ей приходится хоронить второго сына, а Урсула, его вдова, до сих пор не спустилась. Хорошо, что Саверио, старший сын Эдуардо, представлял мать. Ему было всего двадцать девять, от отца ему досталась деловая интуиция, а от матери – чувство ответственности.
Маргарита позвала Джульетту, самую юную внучку, принимающую соболезнования от одноклассниц.
- Да, бабушка?
- Твоя мать еще не появилась, а все ее спрашивают. Пойди позови ее, - прошептала Маргарита внучке..
- Но вы же с Саверио ее уже звали…
Маргарита погладила девушку по медным волосам, завивающимся по плечам в яркие кольца. Джульетта была ее самой любимой внучкой, потому что именно в ней, а не в ее сестрах Кристине и Паоле, Маргарита видела себя в юности: те же рыжие волосы, тот же сильный и веселый характер.
- Пусть спускается, - велела Маргарита тоном, не допускающим возражения.
Урсула сидела у трюмо и приводила в порядок шиньон. Женщина надела костюм – шелковые пиджак с юбкой антрацитового цвета. Шею украшало ожерелье из натурального жемчуга и кораллов. Джульетта зашла в комнату и остановилась, разглядывая мать в зеркале. Ее мама была настоящей красавицей, и казалась гораздо моложе своих лет. Джульетта не смогла сдержать подступившие рыдания – она осознала, что больше никогда не увидит отца рядом с матерью. Урсула заметила дочку, обернулась, и сразу же подбежала к ней, обняла и крепко прижала к себе.
- Малышка моя, у тебя тысяча причин для слез, тысяча причин злиться на меня, я ведь торчу здесь, вместо того, чтобы быть с тобой и твоими братьями. Я больше не оставлю тебя.
- А папа оставил… он не должен был так поступать… я в отчаянии, - бормотала Джульетта сквозь слезы.
- Мы все в отчаянии, маленькая моя.
- Но ты же не плачешь, а я … я просто убита.
- Я холодная миланка, а у тебя такое же нежное сердце, как у твоего отца. Ну же, соберись, пойдем к родным.
Вместе они спустились по лестнице, и приближаясь к зеленой гостиной, услышали гул людских голосов и псалмы, которые пели монахини, пришедшие из ближайшего монастыря. Они зашли в гостиную – стеклянные витрины хвастались шедеврами, которые создавали Сольяно, начиная с девятого века.
В центре зала, на катафалке, покрытом бархатом цвета старого золота, в деревянном гробу покоился Эдуардо, окруженный родными – матерью, детьми и сестрами, Присциллой и Аркеттой. Не хватает только Стива, грустно подумала Урсула.
3.
Посетили расступились, чтобы дать пройти Урсуле с Джульеттой. Дочь оставила ее, чтобы присоединиться к братьям. Гул смолк, и воцарилось траурное молчание. Урсула опустила голову и встала на колени у гроба. Она вспоминала прекрасное лицо Эдуардо, его густую каштаново-рыжую шевелюру. Смерть забрала у нее любимого мужчину, разделившего с ней более тридцати лет спокойной жизни, и оставила ее одну - хранить ужасный секрет. Урсула не смогла сдержать подступившего рыдания, и слезы заволокли ей глаза. Она сразу же поднялась, и пошла к свекрови, расположившейся в соседней гостиной.
Маргарита Сольяно разместилась на диванчике, обитом дамасским шелком цвета желтого золота. Урсула наклонилась к ней, поцеловала в лоб и села рядом. Маргарита положила свою ладонь на руку невестки и грустно улыбнулась, а Титина и Розария, две пожилые служанки, работавшие на Сольяно с молодости, подошли к ней и стали выражать соболезнования, постоянно промокая глаза платками с черной каймой.
- Спасибо, - прошептала Урсула. – Пожалуйста, подайте всем кофе.
В гостиной, заполненной друзьями и знакомыми, появился монсиньор Антонио Бартиромо, приходской священник базилики Санта Кроче. В свои 70 лет он обладал и характером, и телосложением бойца. Его воскресные проповеди, произносимые властным голосом, сурово осуждали мыслимые и немыслимые грехи паствы – а прихожане, даже самые добродетельные, выходя из церкви по воскресеньям, чувствовали себя виноватыми даже в том, чего не совершали. Но на проповеди, когда каждый отвечал сам за себя, монсиньор Бартиромо демонстрировал по-настоящему отеческий нрав – все понимающий и все прощающий. Жители Торре дель Греко любили его. Священник зашел в гостиную своей обычной поступью воина, схватил стул, уселся рядом с двумя женщинами, достал из карманов необъятной рясы мятый носовой платок и вытер вспотевший лоб.
- Я скорблю вместе с вами, дочери мои.
Женщины знали, что это были не пустые слова.
- Благодарим вас, монсиньор, - прошептала Маргарита.
-Эдуардо заслуживал долгой жизни, хотя бы для того, чтобы наставить на путь истинный ваших детей – ведь они еще так молоды, и им нужен наставник.
Священник посмотрел в глаза Урсулы и продолжил:
- Но ты, дочь моя, беспокоишь меня больше всех. Твое спокойствие – плохой признак. Я предпочел бы видеть тебя рыдающей, рвущей на себе волосы, чем такой чересчур собранной и спокойной.
- У меня все хорошо, - бесцветным голосом ответила Урсула.
- Тем лучше. Со смертью Эдуардо весь груз, который он нес, падет на твои плечи – а это нелегкая ноша, ведь тебе придется заботиться и о делах, и о детях. Сейчас ты – глава семьи и глава предприятия. Будь внимательнее – сейчас на тебя посыплются разного рода предложения. Некоторые из них могут показаться тебе настолько привлекательными, что ты захочешь сдаться и бросить заботу о наследии Сольяно, о двухвековой истории рода. Но твоя задача – передать наследие целым вашим детям. Если тебе нужна будет духовная поддержка, знаешь, где меня найти, если же тебе понадобится практическая помощь, ищи ее в семье и у работников Эдуардо. Я ясно выразился?
Урсула кивнула, а свекровь прошептала: «Золотые слова».
Урсула была благодарна священнику, который в немногих, но искренних словах утешения выразил то, что ее беспокоило, не позволив ее жалости к себе взять верх. Ей нужно собраться, сжать зубы и постараться продержаться хотя бы до тех пор, пока ее муж не найдет свое последнее пристанище. И только потом она постарается разобраться с мучившей ее проблемой.
В гостиную продолжали прибывать люди, которые, почтив память Эдуардо, подходили к ней и к Маргарите – выразить соболезнования. Священник поднялся, попрощался и ушел. Юные Сольяно подошли к маме и бабушке, встали у них за спиной, а Титина и Розария толкали тележку, полную серебряных чашечек и кофейников, из которых доносился аромат крепкого кофе.
