Не любой ценой он будет оправдывать доверие тестя, не любой… Но теперь все стало намного сложнее.

Лена пришла в кухню, облачившись в шелковый халатик, обняла Славика, чмокнула в щеку, села на стул рядом с ним.

— Ой, пироги! Слушай, классно! Вот эти длинненькие с капустой? — Она взяла пирожок, откусила сразу половину. — Обалдеть! Узнаю мамашку. А эти квадратные с картошкой, да?

— Лена…

— Ну Славик! Перестань, я сказала! Да, не была в институте, ездила по магазинам.

— И что купила?

— А ничего, не нашла то, что понравилось бы, понял?

— Лена, понимаешь, мне было неловко, у тебя замечательные родители, Елизавета Ивановна, Афанасий Егорович…

— А я дура, да? Ты прав, дура. Но я люблю тебя, Славик, только тебя, понимаешь? — Она крепко обняла его, прижалась горячими губами к его губам.

— Ну хорошо, ешь пирожки, — сказал он после долгого поцелуя. — Я разогрел их.

— Ты у меня просто прелесть, Славик! Никогда не думай, что я тебе изменила. Если захочу — ты первый узнаешь об этом, мы ведь так договорились, верно?

Да, они давно решили, что будут честны друг перед другом, но теперь обстоятельства изменились.

— Лучше сразу скажи, до того.

— Почему ты так говоришь, Славик? Кстати, зачем предки вытащили тебя в Тулу?

— Афанасий Егорович познакомил меня со своим заводом, с перспективами развития… Гринин все объяснил…

— Кто такой Гринин?

— Генеральный менеджер. Ты не знала этого?

— А на фига мне знать про какого-то Гринина? Нет, погоди, Славик… Так это что ж получается… Папашка решил сделать тебя своим наследником? А меня спросить забыли, да?

— Тебя же звали, но ты не захотела… Никаким наследником меня там не делали, но Афанасий Егорович предложил после Нового года работать в фирме, пока стажером, пятьсот баксов в месяц. Знаешь, мне понравилось…

Лена решительно перебила его рассказ:

— И ты будешь сам по себе начальником, деньги станешь зарабатывать у моего предка, а я тогда кто? Глупая баба при тебе, так получается, да?

— Нет, не так, — не менее решительно возразил Славик. — Я всего лишь твой муж. И все, что буду делать — ради тебя. Это точно. И Афанасий Егорович так думает. Если тебе это не нужно — скажи сразу. Я откажусь.

Лена снова обняла его, поцеловала.

— Слушай, ты там выпивал с предком, нахал? Мог бы и для меня купить бутылку вина.

— В столовой обедали… Знаешь, Лен, ни в одном ресторане такого не видел. Три официантки стоят, готовы любой заказ мигом исполнить! Это такой сервис!..

— А меня ни разу не повел в эту свою столовую! Ну и ладно… Да я и не рвусь туда. А они, значит, уважают тебя?

— Тебя, Лена. Твой выбор. Я там кто? Просто твой муж.

Лена съела три пирога с капустой, два с картошкой, допила свой кофе.

— Обожралась. Муж ты мой, муж! Славик, я думаю, это классно. Ты будешь представлять мои интересы в корпорации отца. А то ж там и других мудрецов навалом, все хотят себе урвать побольше. Знаешь, мне это нравится.

— Ну а чьи же еще интересы я там буду представлять?

— Только не очень зазнавайся, понял?

— Лен, я без всех этих дел мог бы дать тебе по шее за вчерашнее. Ты курила «травку»? Я утром видел твое лицо. Мне это важнее всех корпораций.

— Все, Славик, хватит. Я уже сказала, что я дура. Но ты же у меня умный, верно? Убери тут все, а я пока душ приму. И жди меня в постели. О-ох, как я уже хочу туда!

Она чмокнула Славика в щеку и побежала в ванную. Вот такую Ленку он и любил, ради такой и согласился жить в Москве, в чужой квартире. Но она ведь не всегда бывает такой.

Хотелось, чтобы все было просто и понятно. Он-то знает, что не предаст, не подведет ни жену, ни тестя. А вот Ленка… От нее всего можно ожидать, причем в самый неподходящий момент. Да, наверное, в мире и нет простых и понятных вещей, иначе он был бы слишком скучен.

В кабинете главного менеджера НПО «ОТОН» было густо накурено, хозяин кабинета Василий Гринин курил «Кэмел», одну сигарету за другой. Хмурое утро светилось за неплотно прикрытыми жалюзи окон. В кресле у стены сидел начальник службы безопасности фирмы Михаил Васильчук, вид его тоже был невесел.

— Вася, твой мандраж мне непонятен, — угрюмо сказал Васильчук.

— Да понятен он тебе, понятен на все сто, Миша! Тебе эти фамилии ни о чем не говорят, да?! Сегодня снова звонили! Я за Егорыча, но в таких делах он не силен. Они поставили ультиматум — или мы с ними, или… Нас тут не будет. Просто не будет, понимаешь, Миша?

— Не понимаю, Вася, — мрачно ответил Васильчук.

— Ну и дурак! — истерично выкрикнул Гринин. — В чем-то они правы, Егорыч хочет подстраховаться на Западе, своего щенка тащит в руководство, а тот связан со всякими там фондами… Соображаешь? Куда пойдут наши разработки, наши ноу-хау? Это нормально, да?

— Никуда они не пойдут, — уверенно сказал Васильчук. — Есть акционеры, есть совет директоров. Парень пусть работает, по моим данным, он нормальный, а там посмотрим. Кстати, откуда у тебя сведения, что он связан с этими фондами? У меня такой информации нет.

Гринин яростно погасил сигарету в пепельнице, закурил новую.

— Нет совета директоров, Миша, нет! — вновь истерично крикнул он. — Все у них в руках. Я хочу одного — сделать так, чтобы все решилось тихо-мирно.

— Ты хочешь сам выжить за счет предательства, Вася. Я в такие игры не играю, запомни это.

— Да я тоже! Но что делать? Они же мне звонят, требуют, чтобы отдал свои акции! Говорят об этом пацане такие вещи…

— А ты не слушай, Миша. Контрольный пакет у Егорыча, а мы все тут за него — однозначно.

Гринин вскочил со своего кресла, прошелся к двери, вернулся к креслу, в котором сидел Васильчук, остановился.

— Я все это понимаю, Миша! А если с Егорычем что случится?! Ты понимаешь, кто против нас?

Васильчук воспринял нервную тираду главного менеджера спокойно. Первый раз, что ли, наезжают на них? Было время — бандиты хотели прибрать к рукам прибыльное предприятие. Отбились. Теперь люди из правительства хотят переделить собственность. Ну, пусть попробуют.

— А это не важно, — невозмутимо ответил Васильчук. — Закон, понятное дело, не дышло, всякое возможно, да не с нами. Ты-то сам чего хочешь, Вася? Зачем позвал меня?

— Посоветоваться. Слушай, я не бандит, я солидный сотрудник… Не знаю, что делать.

— Работай, Вася, и не бери дурного в голову. Не первый раз бандюки наезжают.

— Это не бандюки! Это… я же тебе назвал фамилии!

— А вот мы их озвучим в прессе и посмотрим, что они скажут в свое оправдание.

— Дурак, что ли? Да они нас по судам затаскают!

— Значит, тоже боятся. Кстати, спасибо за информацию. Мы занесем ее в компьютер, и если с боссом что случится — сразу предадим гласности. Они еще подергаются, твои шишки.

— Почему мои?! Миша, я просто хотел… А с кем же мне говорить в таких ситуациях, а?

Васильчук встал с кресла, похлопал менеджера по плечу.

— Сказал — и забудь. Остальное — мое дело. А ты спокойно занимайся своим, торгуй, договаривайся, принимай делегации, ублажай шейхов, не сам, конечно…

— Но они же мне звонят, Миша!

— А ты их переадресовывай на мой номер. Все, вопрос закрыт.

Васильчук решительно вышел из кабинета, Гринин плюхнулся в свое кресло, скрипнул зубами.

— Дурак, — прошептал он. — Думаешь, справишься с этими людьми? Переадресовывай! Да они и разговаривать с тобой не захотят, а меня грохнут!

Днем, когда Лена курила в коридоре академии, перерыв, чего ж не покурить, к ней подошел Осмоловский, сияющий, как новый «мерс». Сегодня он был в голубом костюме «с отливом», красный галстук, золотой зажим.

— Ты чего это вырядился, Никита? — удивленно спросила Лена.

Осмоловский галантно поцеловал ей ручку:

— Привет, Лена. Отлично выглядишь сегодня. Как дома? Суровый муж-первокурсник не ругался?

— А тебе какое дело?