Трактор удалялся и скоро исчез за бугром. Железный грохот сменился оглушающей тишиной. Все вокруг молчало, а мне чудилось, будто звенит в небе песня жаворонка и незаметно переходит в нарастающий из далекой дали колокольный звон тревоги.

В наших лесных степановских пущах дорога к Истре выбегает на просторный луг, словно река в море. Не гуляют в том море бурливые волны, — оно из неоглядного зеленого разнотравья, усеянного полевыми цветами. Широкой вольной дугой окружает луг вечнозеленый сосновый окоем. И каждой весной опушка леса занимается на рассвете белой зарей: зацветает черемуха.

Старожилы тех очарованных мест гордились высокой молодой черемухой. Она стояла у края дороги как белое чудо, как царица леса. И невозможно было оторвать взгляда от ее звенящих пчелами белых душистых гроздьев.

У каждого цветка, у всякой травинки своя судьба. Была она и у красавицы черемухи: родилась в Степановском лесу, радовалась безоблачному детству, тянулась к юности. А когда пришла невестина пора, засветилась белыми султанами и росла в нежной истоме, сама себя опьяняя. И стоило подуть лесному ветерку, и кружилась в воздухе снежная вьюга лепестков, устилала под деревом зеленую траву. Подружки черемухи — сосны и ели, что росли поодаль на песчаном пригорке, казалось, завидовали ее молодости и красоте. Соловьи любили петь в ее пахучих ветвях, вили там свои гнезда.

Осенью черемуха меняла свой пышный наряд на золотое убранство листьев. С веток свисали кисти сочных глянцевито-черных ягод — сладчайшая пожива дроздам. Зимней порой, когда лес засыпал в снежном безмолвии, солнце пригревало и подтапливало снег на ветвях черемухи, ледяные сосульки сверкали в лучах солнца, словно серьги на лице красавицы.

Уходила зима, и снова с весной сказка цветения возвращалась к людям.

Но вот в чем было горе черемухи: кто бы ни шел лесной дорогой, каждый старался отломить себе пахучую веточку. День ото дня, год от года дерево теряло свой первозданный пышный наряд, медленно умирало. Люди не замечали той смерти. Так называемые любители природы, «туристы», приезжавшие на мотоциклах развлечься на берега Истры, кромсали цветы, точно веники. Скоро до нижних ветвей уже нельзя было дотянуться рукой. Тогда парни приноровились баграми и палками наклонять цветущие ветви, обламывали и бросали их в кучи. Девушки охапками уносили цветы и украшали ими мотоциклы и палатки.

Постепенно нижние ветви превратились в черные рогатины и торчали в разные стороны или безвольно свисали вниз, точно выкрученные руки…

Мать-природа! Что-то недодумала ты в своей мудрой заботе о будущем. Почему создала красоту такой доверчивой и доступной? Люди, как неразумные дети, сами не ведая что творят, растоптали непорочную красоту, распяли ее, живую и добрую.

Довершили дело «барышники». В ранний час летнего утра, когда роса еще не сошла с листьев, под черемухой появились двое: отец и сын. Они прихватили с собой вместительную тележку на легких велосипедных колесах.

Отец деловито принялся обучать сына алчности. Он велел ему взобраться на дерево, набросить веревочную петлю на вершину. И когда мальчишка спустился вниз, они вдвоем стали наклонять черемуху к земле. Затрепетало дерево всеми своими листочками, застонали, затрещали ее ветки. Ствол не выдержал напора и раскололся от макушки до самого низа. Воплем отчаяния раздался в лесных далях голос погибающей черемухи: дереву сломали хребет.

Двое хищников, оседлав упавший ствол, стали торопливо обламывать цветущие ветки и укладывать их в тележку. Они спешили, и не потому, что боялись возмездия или соперничества себе подобных. Их подгоняла жадность, распирала грудь радость наживы, предвкушение барыша, который сулили им бесконтрольные наши уличные базары.

На беду, я был свидетелем тех азартных действий. Надеясь, что мои увещевания разбудят у них совесть, я спросил:

— Зачем же вы такую красоту загубили?

Старший мрачно взглянул на меня и ответил нехотя, назидательно:

— Красота тогда красота, когда она в руках человека…

— Но вы сломали дерево и оно теперь погибнет.

— Ну и что? Твоя, что ли, черемуха?

— Не моя… Она народная собственность.

— Вот именно: народная, а мы и есть народ… Поэтому, мил человек, шагай своей дорогой и не мешай нам. А ты, Петя, полезай вон на тот сук, там цветы крупнее.

Не было у меня никакой другой силы, кроме силы слов. Но они отскакивали от его слепой души. Мы не понимали один другого. Для меня высшей справедливостью было чувство прекрасного, для него — замусоленные трешки, которые он выручит от продажи лесных цветов.

Что же было делать мне: осуждать этих людей или жалеть? Скорее всего — жалеть! Спросить у старшего: где же ты, гордый сын природы, защитник и хранитель всего прекрасного на земле, растерял свою человечность и доброту? Почему не повезло тебе в жизни и жалкая корысть погасила в твоей душе свет, лишила тебя самого драгоценного — удивления и радости перед красотой природы?!

…Я пишу этот реквием красавице черемухе, потому что она умерла. Проходя по лесной дороге, я каждый раз с болью смотрю на ту насильственную смерть. Вот и опять пришла весна. Все вокруг благоухает. И стоит среди всеобщего ликования жизни растерзанная, засохшая черемуха с перекрученными, изломанными ветвями. Выглядывают из зеленой чащи пугающие черные рогатины. Умерла добрая черемуха, щедро и бескорыстно дарившая людям радость. И уже не поют птицы в ее ветвях, не вьют там свои гнезда. Подружки-деревья с грустью и страхом смотрят на загубленную ровесницу, которой так мало было нужно — только жить!

Какой же урок возьму я для себя из этой грустной песни, чем успокою встревоженное сердце?

Поистине так: природа добра, но и горда. Она не прощает высокомерного, а тем более варварского к себе отношения. И если человек напористо наступает, она отвечает тем, что умирает, оставляя его наедине с каменной тишиной.

Деревня Степановское со всех сторон окружена лесом. Вдоль опушки вьется дорога, заросшая полевыми цветами. Она обегает неоглядное хлебное поле и замыкается, образуя зеленое кольцо.

За долгие годы жизни в деревне знакомая опушка леса приобрела для меня дорогой сердцу облик. По ней я узнаю свой лес издалека, знаю там каждое дерево в лицо. Вот выступили на край дороги красавцы деревья, все как на подбор, ни дать ни взять — гвардейцы! Стройная белая береза все свои девичьи годы росла у меня на глазах. Сейчас она в зрелой поре и украшает опушку, задумчиво поникнув зелеными косами ветвей. Она грациозна, видна отовсюду и вся от земли до вершины светло-пресветлая.

Неподалеку от березы выступила из чащи сосна — теплошубая, мудрая. От ее мохнатых ветвей исходит зеленый полусвет, а оранжевые сучья широко раскинулись в стороны. Лесной ветерок легонько шелестит молодой прозрачной корой. Вековым здоровьем, теплом и добротой веет от сосны.

Вышли на опушку великаны дубы и липы. Зеленой ракетой взметнулась к небу темно-зеленая ель. Кончики ее ветвей в кокетливой оторочке из светлых молодых побегов.

Рядом с елью вытянулся в струнку высокий тополь, похожий на молодого лейтенанта в зеленых погонах листьев.