Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Неопытность Затопека быстро полезла наружу. Денек тогда выдался жарким, и англичанин Джим Питерс, тогдашний мировой рекордсмен, решил использовать накал страстей, чтобы помучить чеха. Питерс на десять минут отстал от собственного мирового рекорда и пошел на отрыв от остальных бегунов. И тут вдруг Затопек засомневался, а способен ли кто-нибудь выдерживать такой сумасшедший темп.

— Простите, — вежливо спросил он, поравнявшись с Питерсом. — Это мой первый марафон. А не слишком ли мы быстро идем?

— Нет, — ответил Питерс, — слишком медленно.

Если Затопек был настолько тупым, чтобы задать такой вопрос, значит, он достаточно тупой, чтобы получить тот ответ, который и заслужил.

Затопек несказанно удивился.

— Вы говорите, что слишком медленно? — переспросил он. — А вы точно уверены, что скорость мала?

— Да, — сказал Питерс и тут же испытал удивление сильнее того, что сам Затопек.

Со словами: «Ну что ж, тогда спасибо» — Затопек рванул вперед, безоговорочно поверив Питерсу.

Когда он, выскочив из тоннеля, влетел на стадион, публика встретила его ликующим ревом, причем орали не только фанаты, но и спортсмены всех стран, собравшиеся на беговой дорожке, чтобы поприветствовать победителя. Затопек сорвал грудью финишную ленточку, установив свой третий олимпийский рекорд, но когда товарищи по команде ринулись с поздравлениями ему навстречу, оказалось, что они опоздали: ямайские спринтеры уже успели усадить его себе на плечи и гордо шествовали по стадиону. «Давайте жить так, чтобы, когда наступит наш смертный час, об этом пожалел даже владелец похоронного бюро», — как-то заметил Марк Твен. Вот и Затопек нашел способ бежать так, что, когда он одержал победу, даже чужие команды были в восторге!

Невозможно уговорить людей за деньги бегать с таким заразительным весельем и уж тем более заставить силой, что Затопек, к сожалению, должен был доказать. Когда в 1968 году Красная армия вошла в Прагу для подавления продемократического движения, Затопек встал перед выбором: он мог или перейти на сторону Советов и служить в качестве атташе по вопросам спорта, или провести остаток жизни, занимаясь чисткой гальюнов на урановом руднике. Затопек выбрал гальюны. Вот так исчез один из самых любимых в мире легкоатлетов.

В это же самое время по странному совпадению его соперник в борьбе за титул величайшего в мире бегуна на длинные дистанции также терпел поражение. Рон Кларк, феноменально талантливый австралиец с томной и мечтательной красотой Джонни Деппа, был как раз такого сорта парнем, каких, строго говоря, Затопек должен был попросту ненавидеть. В то время как Затопеку приходилось учиться бегать ночью по снегу, отстояв положенное время в карауле, этот австралийский миляга по утрам, когда ярко светило солнце, наслаждался бегом трусцой на пляжах полуострова Морнингтон под руководством опытного тренера. Всего, о чем Затопек мог только мечтать, у Кларка было в избытке. Свобода. Деньги. Волосы.

Рон Кларк был звездой… оставаясь неудачником в глазах своего народа. Несмотря на девятнадцать рекордов на всех других дистанциях, «типу, который задыхался» никогда не удавалось победить на длинных. Летом 1968 года он упустил последний шанс: во время финальных забегов на 10 тысяч метров на Играх в городе Мехико Кларка одолела высотная болезнь. Предвидя поток оскорблений, ожидавший его по возвращении домой, Кларк отсрочил этот момент, остановившись в Праге, чтобы нанести визит вежливости парню, который никогда не проигрывал. К концу визита Кларк мельком увидел, что Затопек сует что-то тайком в его небольшой чемодан.

«Я думал, что тайно уношу некое послание от него внешнему миру, поэтому не осмеливался открыть пакет, пока самолет не улетел довольно-таки далеко», — рассказывал Кларк. Затопек крепко обнял его на прощание. «Потому что ты этого достоин», — сказал он, и Кларк счел это очень милым и чрезвычайно трогательным; у старого мастера хватало и своих, гораздо более серьезных, проблем, которыми нужно было заниматься, но ему все же хватило веселости, чтобы наградить равнозначными победе крепкими объятиями юного простака, который упустил свой шанс подняться на первое место.

Только спустя какое-то время он обнаружил, что Затопек говорил вовсе не об объятиях: в своем чемоданчике Кларк нашел золотую медаль Затопека, полученную на Олимпийских играх 1952 года Л за победу на дистанции 10 тысяч метров. Со стороны Затопека это был в высшей степени благородный жест: отдать ее человеку, чье имя заменило его собственное в книгах рекордов, причем отдать ее в тот самый момент жизни, когда он сам терял все, — несомненно, это был поступок, исполненный почти невообразимого сострадания.

— Его энтузиазм, дружелюбие, любовь к жизни светились в каждом движении, — сказал позже покоренный случившимся Рон Кларк.— Нет и никогда не было человека более великого, чем Эмиль Затопек.

Итак, вот что пытался выяснить тренер Виджил: был ли Затопек великим человеком, который случайно начал бегать, или стал великим, потому что бегал? Виджил не мог абсолютно точно ответить на этот вопрос, но чутье твердило ему: какая-то связь между способностью любить и способностью любить бегать существует. Техническая сторона дела, несомненно, была одинаковой: и та и другая любовь предполагала, что собственное желание утрачивает власть над человеком, он закрывает глаза на то, чего хотел, и ценит то, что имеет, обладает терпением, умеет прощать и нетребователен. Секс и скорость — не сосуществуют ли они друг с другом на протяжении большей части нашей жизни, переплетенные, как цепи нашей ДНК? Мы не смогли бы жить без любви; мы не выжили бы без бега; возможно, мы не удивились бы, что, совершенствуясь в одном, можно было бы усовершенствоваться в другом.

Но послушайте, Виджил был ученым, а не свами[30]. И хотя не выносил всякой чепухи в духе «Будды под деревом с цветами лотоса», но и не думал отмахиваться от нее. Он делал деньги на том, что отыскивал связи там, где остальные видели случайное стечение обстоятельств, и чем больше изучал такое связующее звено, как сострадание, тем более интригующей становилась эта связь. Было ли простой случайностью то, что в пантеон страстных бегунов входили Авраам Линкольн («Он частенько побивал всех других парней в состязаниях по ходьбе») и Нельсон Мандела (бессменный победитель колледжа в кроссах, который даже в тюрьме продолжал бегать каждый день, занимаясь в камере длительным «бегом на месте»)? Возможно, и Рон Кларк вовсе не ударялся в поэзию, описывая Затопека, а просто наметанным глазом специалиста клинически точно определил, что «его любовь к жизни светилась в каждом движении».

Да! Вот оно! Любовь к жизни! Точно! Вот что заставило тяжело забиться сердце Виджила, когда он увидел, как Хуан и Мартимано весело и беспечно карабкались вверх по холму. Он нашел наконец своего Прирожденного Бегуна. Более того: нашел целое племя, и, судя по тому, что видел до сих пор, они были именно такими радостными и восхитительными, как он и думал.

И тут Виджил, немолодой человек, один в лесу, вдруг испытал такое чувство, словно заглянул в вечность. Он был на пороге чего-то. Чего-то грандиозного. Это не касалось того, как бегать; речь шла о том, как жить, о сущности того, кто мы есть как вид и какими задуманы. Виджил прочел Лумхольца, и в этот самый момент слова великого исследователя раскрыли заключенные в них сокровища. Так вот что имел в виду Лумхольц, когда называл тараумара «основателями и творцами истории человечества». Значит, возможно, все тревоги наши и беды — всякого рода жестокость, насилие, ожирение, болезни, депрессия и жадность, с которыми мы никак не можем справиться, — обрушились на нас как раз тогда, когда мы перестали жить как «бегущий народ». Воистину: отрекись от своей природы, и она станет прорываться наружу каким-нибудь другим, более извращенным способом.

Миссия Виджила была ясна. Он решил пройти по маршруту в обратном направлении: от того, чем мы стали, до того, чем тараумара были всегда, — и вычислить, где мы сбились с курса. В каждом кинофильме в стиле экшен гибель цивилизации изображается примерно так: «ба-бах-вж-ж-ик-тара-рах!» — то есть ядерная война, столкновение с кометой или восстание обладающих самосознанием киборгов. Однако настоящая катастрофа, возможно, уже подкрадывается к нам все ближе и ближе, прямо на наших глазах: из-за чудовищного ожирения один ребенок из трех, рожденных в Соединенных Штатах, попадает в группу риска заболеть диабетом, то есть мы вполне можем стать первым поколением американцев, которые переживут собственных детей. Может быть, древние индусы, гадавшие с помощью магического кристалла, были более искусными прорицателями, чем весь Голливуд, когда предсказывали, что мир кончится не взрывом, а здоровенным зевком. Шива-Разрушитель погубит нас… не делая ровным счетом ничего. Погубит полным бездельем. Просто изымет свою разогревающую нашу кровь силу из наших тел, предоставив нам превратиться в мерзких слизняков.

вернуться

30

Мудрец, провидец, святой.

27
{"b":"239423","o":1}