— Наконец-то! Как она?

Эмма рассказала о телефонном разговоре и о своем решении продать цепочку через знакомых Эмилиано.

— Ты уверена, что это не опасно?

— Я ему доверяю.

— Грета бы сказала, что ты сошла с ума!

И, наверное, была бы права, но Эмма не следовала логике. Она двигалась по иным путям, совершенно ей незнакомым и безумно заманчивым.

— Грета ничего не должна об этом знать.

— Я ей ничего не скажу. А ты будь, пожалуйста, осторожна. Всегда держи телефон под рукой и…

— Не переживай. Со мной ничего не случится. Я оставлю цепочку, возьму деньги и уйду.

Эмма помогла Лючии привязать велосипед и посмотрела ей в лицо. Сдвинутые к переносице брови напоминали два вопросительных знака. Губы скривились в непривычной хмурой гримасе. Лючия переживала за нее.

— А потом я заскочу в мастерскую. И завтра тоже приеду в школу на велосипеде.

Губы расплылись в улыбке, но вопросительные знаки остались.

— Вот увидишь, все будет хорошо.

Магазин был маленький: одна-единственная витрина, обрамленная клейкой синей лентой. Наверху — желтая надпись в красной окантовке: «Антиквариат».

— Мы приехали, — догадалась Эмма.

Эмилиано не ответил. Он не произнес ни слова с того момента, как они увиделись. Один небрежный поцелуй, потом шлем — и вперед. Он не спросил, как у нее дела. Не рассказал, как провел день. Он казался нервным и встревоженным.

— Что-то не так? — робко спросила Эмма.

— Дай цепочку.

Понятно, мы сегодня не в духе. Эмма молча отдала ему цепочку.

— Пойдем.

Она вошла вслед за Эмилиано и оказалась в темной комнате. Из освещения — только неоны, встроенные в стеклянные прилавки, забитые пыльными предметами. Золота среди этого антиквариата не наблюдалось. При их появлении высокий мужчина в красной рубашке, расстегнутой на широкой гладкой груди, поднял глаза от газеты. Темные брови, изрядно подправленные щипчиками, поползли вверх:

— Тебя не должно здесь быть.

Гортанные звуки, прикрытые веки на опухших глазах. Неприятный. Крайне неприятный мужчина, подумала Эмма.

— Через пять минут я уйду, — ответил Эмилиано.

Эмма стояла за его спиной, изучая обстановку. Мужчина бросил на нее беглый взгляд, потом снова перевел глаза на Эмилиано:

— Что ты принес?

Эмилиано положил на стол цепочку:

— Если ты хорошо меня примешь, я уйду раньше.

Мужчина ухмыльнулся. И стал еще неприятнее.

— Сто, — предложил он, внимательно изучив цепочку и бросив ее обратно на стол словно тряпку.

Эмилиано подобрал ее и повернулся к выходу:

— Я ухожу.

Эмма, растерявшись, двинулась за ним следом.

— Подожди! Сколько ты хочешь?

Эмилиано вернулся:

— Триста.

— Хорошо, уходи.

Эмилиано снова пошел к двери.

— Двести евро вполне достаточно, — шепнула ему Эмма.

Он испепелил ее взглядом.

— Смотри-ка, твоя девочка намного мудрее тебя. Как тебя зовут, красавица?

— Глория, — ответила Эмма не задумываясь.

— И что же ты делаешь в таком месте с таким типом?

— Пытаюсь заключить выгодную сделку.

— Ты ее уже заключила.

Мужчина вынул двести евро и положил их на стол.

— А подслушивать чужие разговоры нехорошо, — не удержалась Эмма, забирая деньги.

Владелец антиквариата раскрыл рот, чтобы ответить, но она его опередила:

— И ходить трепаться всем вокруг о том, кто приходит к тебе в магазин, нехорошо тоже. Я знаю людей, которым это может не понравиться.

— Кто это такие?

— Люди, у которых много таких золотых безделиц. Так много, что они даже не замечают, когда одна из них пропадает. Я бы очень хотела, чтобы они и на этот раз не заметили пропажу. А вы?

— Они не заметят, — пообещал мужчина.

— Ну, тогда все будет хорошо.

Эмма повернулась к нему спиной и вышла из магазина. Эмилиано вылетел следом за ней. В ярости.

— Ты что, совсем обалдела, да?!

— Мне казалось, у тебя возникли трудности.

— Я вел переговоры.

— Нет, ты собирался уходить.

— А ты позволила ему обвести тебя вокруг пальца.

Он говорил, как Грета. Эмме это не нравилось.

— Послушай, мне нужны были двести евро, и я их получила. Все.

Эмилиано подошел ближе, сжимая от злости кулаки:

— Ты не знаешь, как я рисковал, чтобы просто прийти сюда.

— Нет, не знаю. Ты мне ни слова об этом не сказал. Ты вообще со мной не разговариваешь. Откуда мне знать?

У него возникло непреодолимое желание ударить ее. И тут же прошло. Резкий скачок назад. Так взмывают вверх ястребы, заметив более крупного хищника. Желание ударить сменилось новым чувством. Тем, до которого от любви один шаг. Эмма узнала его. И чуть не расплакалась. Эмилиано тоже узнал его и решил укрыться в надежном месте.

— Садись на мотоцикл. Поехали отсюда.

Она беспрекословно подчинилась, но прежде чем успела надеть шлем, услышала наглый шум двух мопедов. Перед Эмилиано возникли два бывших друга. Предавшие его не так давно.

— Мао, — сказал Мао.

— Уже уходишь? — почти с нежностью спросил Штанга, сопровождая вопрос жестом, который Эмилиано хорошо знал: правая рука под ветровым стеклом, где лежала его железная дубина.

— Приятно снова оказаться дома, — с иронией ответил на приветствия их бывший командир.

Мао и Штанга не уловили иронии:

— Это больше не твой дом.

— Малыш предупреждал тебя, забыл?

Нет, он все хорошо помнил.

— И что мы теперь ему скажем?

Как объяснить тому, кто остается, почему ты уезжаешь? Эмилиано ушел из этого «дома» намного раньше, чем его выгнали. В тот день, когда увидел рыжие волосы Эммы.

— Ничего. Просто ничего ему не говорите.

Ответ друзьям явно не понравился.

— Нет, мы скажем ему, что ты приходил за деньгами, — угадал Штанга. — Но свалил, как только нас увидел. — Для пущей убедительности он достал свою штангу.

— Все, поехали, — шепнула Эмма.

Эмилиано сжал челюсти. Сбежать? Ему предлагают сбежать? Но остаться на этом пепелище было еще хуже. Здесь были эти двое. И была дорога. Достаточно сместиться на сотню метров — и ты уже в другом Корвиале. Там, где мастерская. И Гвидо. Надо было выбирать. И он сделал выбор.

— Счастливо оставаться, — попрощался он с друзьями, садясь на мотоцикл.

Штанга положил свою железную палку на подножку, преградив ему путь.

Эмилиано рванулся к нему, но почувствовал, как рядом дрожит Эмма. И тогда, не моргнув глазом, он дал этим двум разбить его мотоцикл. С каждым ударом он терял часть своего прошлого. Оно разбивалось на осколки вместе с ветровым стеклом, скручивалось и извивалось вместе с покореженным железом, истекало кровью вместе с масляным пятном на асфальте. Когда они закончили, Эмилиано ощутил невероятное облегчение.

— Прощай, — процедил Мао, и они исчезли так же внезапно, как приехали.

— Мне очень жаль, — сказала Эмма.

Эмилиано только пожал плечами.

— У меня теперь есть велосипед, — ответил он и взял ее за руку.

На крышах Змеюки горело знойное полуденное солнце, когда Эмма и Эмилиано навсегда простились с этой частью Корвиале.

— Доброе утро.

Голос Греты. Тихий шепот рядом с его щеками, согретыми первыми лучами солнца. Ласковый шорох волн в ушах, тепло поцелуя на лбу. Сколько бы небесных посланий он ни сохранил, сколько бы разорванных судеб ни связал заново, сколько бы заблудших душ ни соединил навеки друг с другом, он не знал других совершенных моментов, кроме этого. Здесь. Рядом с ней. В полусне он представил себе лучшую историю, в которой небо не было бы границей и он мог бы любить ее, не теряя своего дара.

— Привет, — ответил Ансельмо, как эхо волн.

Вчера ночью они заснули, крепко обнявшись, и сейчас у них ломило все кости. Но они и не думали жаловаться.

— Который час?

— Уже поздно.

Они засмеялись.

Экран телефона Греты показывал полдень, двадцать непринятых вызовов и одно сообщение. Звонки были от матери, сообщение — от Эммы.